Листы старого дневника. Том IV. Главы VII, VIII. Генри С. Олькотт
ГЛАВА VII
УСПЕХ ЯПОНСКОЙ КАМПАНИИ
(1889)
Во время нашей встречи ярко сияло солнце, и в его свете искрилась каждая золотая крапинка на лаковых панелях, а каждая блестящая поверхность на вышитых атласных украшениях переливалась оттенками прекрасных цветов. Посередине комнаты был поставлен длинный стол со стульями по бокам, которые по моему предложению должны были занимать первосвященники в порядке старшинства, а маленький столик в углу предназначался для мистера Мацумуры, переводчика из Осаки. Меня пригласили сесть во главе длинного стола, но я почтительно отказался, сказав, что, поскольку я не являюсь никаким официальным лицом в их ордене, мне не положено занимать данное место, и было бы более правильно, если бы я как чужестранец и мирянин сел за маленький стол рядом с переводчиком. Второй важный момент, первый из которых заключается в рассаживании людей в соответствии с возрастом, – отдавать верховенство старшим. И это один из основополагающих принципов у восточных народов. Благодаря нему устранилась сложность, связанная с тем, какая секта имеет больше прав на самое почётное место на Совете, ведь этот пункт этикета соблюдается так же скрупулёзно, как соблюдал его один пылкий атаман, который сказал: «Место, где сидит Дуглас, и есть глава стола». Среди делегатов было несколько очень дряхлых стариков с седыми волосами и согнутыми спинами, которые, находясь в комнате без отопления, согревали себя и свои руки теплом, исходящим от медных мангалов, установленных перед ними на столе, и хитроумных устройств с изогнутым жестяным корпусом и перфорированной крышкой, повторяющих форму тела в области желудка. Внутрь них были помещены палочки из порошкообразного древесного угля в тонкой бумажной обёртке, которые, будучи зажжены на одном конце, расходуются очень медленно и дарят приятное тепло телу.
Когда все приготовления были окончены, я через переводчика мистера Мацумуру зачитал приветственное письмо Сумангалы Тхеро, написанное на санскрите и адресованное буддистам Японии. В этом письме, о котором я уже говорил ранее, он просил своих единоверцев принять меня как ревностного и преданного буддиста и помочь реализовать мои планы. После этого было зачитано коллективное послание схожего содержания от главных священников обеих сингальских буддийских сект. Затем я прочёл своё обращение на английском, в котором обозначил свои взгляды и выразил надежду в отношении своей нынешней поездки, а также изложил причины, по которым я организовал эту встречу. А поскольку она имела немаловажные долгосрочные последствия и, по сути, стала историческим событием в Японии, я отважусь скопировать из «Приложения к Теософу» за апрель 1889 года текст моего обращения в полном объеме.
«Высокочтимые сэры! Я пригласил вас встретиться сегодня со мной на нейтральной территории, чтобы в приватной обстановке обсудить ряд вопросов.
Что мы можем сделать для развития буддизма?
И что вообще должны мы делать в этом направлении?
Почему две огромные половины буддистской общины не интересуются друг другом и проявляют взаимное безразличие?
Давайте же нарушим долгое молчание и позволим себе преодолеть пропасть в 2300 лет; пусть северные и южные буддисты снова станут одной семьёй. Великий раскол произошёл на Втором Совете в Вайшали, и среди его причин были следующие вопросы: «может ли монахам храниться соль в рогах, чтобы использовать её в будущем?»; «можно ли им есть твёрдую пищу после полудня?»; «можно ли употреблять ферментированные наливки, похожие на воду?»; «можно ли сидеть на покрытых тканью сиденьях?»; «можно ли иметь золото и серебро, полученное на заказ?».
Достойно ли всё это того, чтобы огромная буддийская семья раскололась, разойдясь во мнениях по таким вопросам, как эти? Высокочтимые сэры! Так что же важнее, хранить или не хранить соль для будущих нужд, или проповедовать или нет доктрины буддизма всему человечеству? Я приехал из Индии, преодолев 5000 миль и совершив путешествие по жизни длиной почти в 60 лет, чтобы задать вам этот вопрос. Ответьте же мне, о, первосвященники двенадцати японских сект, ответьте мне по совести. Я доставил вам письменное обращение ваших единоверцев с Цейлона и письмо на санскрите от высокообразованного Сумангалы, Первосвященника пика Адама. Они умоляют вас принять их братские приветствия, выслушать меня и помочь мне в работе, касающейся религии. У меня не заготовлено никакого специального обращения к кому-либо из вас, но есть одна речь ко всем. Моя миссия состоит не в том, чтобы распространять специфические учения какой-либо секты, а в том, чтобы объединить всех вас под эгидой одного священного дела. Каждого из вас я признаю буддистом и считаю своим братом. У всех нас одна общая цель. Послушайте слова высокообразованного китайского пилигрима и учёного Хиуэна Тхсанга: «Философские школы всегда конфликтуют друг с другом, и их страстные споры бурлят, словно бушующее море. Еретики, собираясь в разные секты, находят разных учителей и разными путями идут к одной цели». Я знаю, что когда высокообразованные священники ведут ожесточенные споры о самых что ни на есть пустяковых предметах, в это время христианские миссионеры собирают детей их соседей в школах и учат тому, что буддизм – это ложная религия! Игнорирующие свою первую обязанность священников, они думают только о распрях по поводу второстепенных деталей. Я не испытываю уважения к таким глупым священникам и не могу ожидать от них помощи в распространении буддизма в дальних странах или защиты его на родине от жестоких, сильных и неутомимых врагов. Поэтому моими помощниками и доброжелателями будут искренние, умные, здравомыслящие буддийские священники или миряне-буддисты любой страны и нации.
Нам необходимо сделать две вещи. Первая – возродить нашу религию в буддийских странах; очистить её от скверны; подготовить простые и подробно написанные учебники для обучения молодёжи и информирования взрослых, а также разоблачить ложь в отношении буддизма, распространяемую его противниками. В тех случаях, когда последние попытаются убедить наших детей поменять их исконную религию на другую, мы должны исключительно в целях самозащиты, а не в духе недоброжелательства или нетерпимости, осуждённом нашей же религией, собирать и публиковать все имеющиеся факты о достоинствах и недостатках новой религии, преподносимой выше буддизма. И, во-вторых, наш долг – как учил сам Господь Будда – посылать учителей и проповедников в дальние края, такие как Европа и Америка, чтобы сказать миллионам людей, ныне отошедшим от христианства и ищущим в замену ему какую-то другую религию, что в буддизме они найдут то, что убедит их разум и утешит сердце. Со времён Собора в Вайшали полностью прекратилось общение между северными и южными буддистами, и теперь вы не знаете ни верований, ни содержания Писаний друг друга. Поэтому одной из первоочередных задач, стоящих перед вами, является проведение критического сравнительного анализа этих Писаний высокообразованными учёными, чтобы определить, какие их части древние, а какие современные, какие авторитетные, а какие таковыми не являются. Затем результаты этого исследования должны быть опубликованы на разных языках во всех странах, где исповедуется буддизм. Возможно, нам придётся созвать ещё один великий Совет в каком-то священном месте, например, в Буддх-Гайе или Анурадхапуре, прежде чем вышеупомянутые результаты будут утверждены. Какое же это будет грандиозное и вселяющее надежду событие! Хорошо бы дожить до него и увидеть всё своими глазами!
Теперь, пожалуйста, поймите, что, составляя все эти планы по защите и распространению буддизма, я делаю это по двум причинам, поскольку являюсь одновременно и буддистом, и президентом Теософского Общества, действующего через его Буддийскую Секцию и от её имени. Наше великое Братство состоит 174 филиалов, разбросанных по всему миру, которых насчитывается: в Индии, Бирме и на Цейлоне – 129; в Европе – 13; в Америке – 25; в Африке – 1; в Австралии – 2; в Вест-Индии – 2; в Японии – 1; в Сингапуре – 1. И все эти 174 филиала нашего Общества находятся под одним общим руководством. Когда (в 1880 году) я впервые посетил Цейлон и основал несколько Отделений нашего Общества, я также организовал Буддийскую Секцию, которая включила в себя все буддийские Отделения, которые могут открыться в любой части мира. Теперь я предлагаю и вам открыть такие Отделения по всей Японии и зарегистрировать их вместе с нашими буддийскими Отделениями на Цейлоне, в Бирме и Сингапуре в составе «Буддийской Секции»; таким образом, все вы сможете работать вместе для достижения общей цели, заключающейся в защите интересов буддизма. Это легко будет сделать. У вас уже есть много подобных обществ, каждое из которых пытается как-то действовать, но ни одно из них не может принести столько пользы, сколько могли бы вы, объединившись друг с другом и с родственными обществами в других странах. Создание иностранных миссий, подобных нашей, потребовало бы от вас немалых денег и многолетнего труда, но я даю вам шанс обрести эти миссии без каких-либо предварительных капиталовложений. И так как наша Буддийская Секция трудилась на благо буддизма без вас в течение последних десяти лет, я сомневаюсь, что вы сможете найти более преданных и заслуживающих доверия сотрудников, чем наши. Люди на Цейлоне слишком бедны и их слишком мало (всего около 2000000 буддистов), чтобы предпринять те действия, к которым я вас призываю, но вместе с ними вы могли бы добиться успеха. Если вы спросите, как нам наиболее эффективно прилагать свои усилия, я укажу вам на нашего величайшего врага, христианство, и предложу вам взглянуть на их большие и роскошные библии, писания, воскресные школы и миссионерские общества, представляющие собой огромные организации, которые поддерживаются церковью с целью сохранения жизни своей религии и её распространения. Поэтому нам необходимо открыть подобные общества и сделать наших наиболее практичных и честных бизнесменов своими менеджерами. Однако ничего нельзя сделать без денег. Христиане тратят свои миллионы на уничтожение буддизма; мы же должны тратить свои средства, чтобы его защищать и распространять. Мы не должны ждать, пока несколько богатых людей пожертвуют свои деньги, мы должны призвать к этому весь народ. Миллионы, потраченные на миссионеров, главным образом, собраны бедными людьми и их детьми. Да, я говорю, что их детьми, которых учат отказываться от сладостей и игрушек ради денег, идущих на то, чтобы обратить вас в христианство. Разве это не доказательство их заинтересованности в распространении своей религии? Делаете ли вы что-либо подобное? Где ваши крупные буддийские издательства, заграничные миссионерские общества и миссионеры в других странах? Я много путешествую, но ничего не слышал о них ни в одной из стран Европы и Америки. В Японии много христианских школ и церквей, но есть ли хоть одна японская буддийская школа или храм в Лондоне, Париже, Вене или Нью-Йорке? Если нет, то почему? Вы как и я знаете, что наша религия лучше, чем христианство, и каким бы великим было благо, если бы буддизм приняли христиане всего мира. Почему же тогда вы не дали им такой возможности? О, первосвященники! Вы же стражники у ворот нашей религии, тогда почему же вы дремлете, когда враг пытается сделать под них подкоп? Но, несмотря на то, что вы пренебрегаете своим долгом, буддизм быстро распространяется в странах христианского мира. И это происходит по нескольким причинам. Первой из них является его внутренняя сила в сочетании с научным взглядом на мир, духом любви и доброты, реализацией на практике идеи справедливости и внутренней логической согласованностью. Второй – глубочайшая трогательность истории жизни Шакьямуни, изложенная в виде стихотворений и рассказов, задевших струны сердца многих христиан. Есть одна книга – поэма сэра Эдвина Арнольда под названием «Свет Азии», которой было продано несколько сотен тысяч экземпляров. Так вот она сделала для распространения буддизма больше, чем любые сообщества и организации. Также были и есть великие писатели и филологи, такие как профессор Макс Мюллер, мсье Бернуф, Де Росили, Сент-Илер, Рис Дэвидс, Бил, Фаусбёль, Биганде и другие, которые писали о Господе Будде самым высоким стилем. И среди организаций, о которых следует упомянуть, есть Теософское Общество, президентом которого я и являюсь. «Буддистский катехизис», который я написал для сингальских буддистов восемь лет назад, уже опубликован на пятнадцати языках. Недавно в Париже из одного источника, заслуживающего полного доверия, мне стало известно, что в одной только Франции насчитывается не менее 12000 принявших буддизм человек, а в Америке, я уверен, их число должно быть не меньше 50000. Наступил благоприятный день для наших совместных усилий. Если мне удастся убедить вас присоединиться к нашим братьям на Цейлоне и в других странах, я смогу надеяться, что увижу зарю дня великой славы буддизма. Почтенные господа, прислушайтесь же к словам вашего невежественного, но искреннего единоверца из Америки. Встаньте и возьмитесь за дело! Когда идёт битва, место героя – на переднем крае; кого же из вас я увижу в роли героя в этой отчаянной схватке между истиной и религиозными предрассудками, между буддизмом и его противниками?».
Чтобы придать делу практическую составляющую, я предложил присутствующим на Совете создать Генеральный Комитет по делам буддистов и включить в его состав представителей всех сект, чтобы действовать в интересах буддизма в целом, а не какой-то секты или группы в частности. И этот план я предлагал им очень настойчиво. К этому я добавил, что категорически отказывался от поездки в Японию, если не получу возможность реализовать этот план, заручившись их совместной поддержкой и покровительством, так как в противном случае все мои слова и заявления будут восприняты как сделанные от имени одной секты, организовавших мою поездку, и их влияние сведётся к минимуму. Я предупредил их, что христианские миссионеры бдительны и ревностны, поэтому они не пожалеют усилий, чтобы дискредитировать мою миссию, даже не прибегая к клевете и лжи, как они это делали на Цейлоне и в Индии, развернув кампанию против нас сразу после того, как мы начали работать в этих странах. Под конец я заявил им, что если они не создадут такой Объединённый Комитет, я сяду на первый же идущий домой пароход и уеду. Дхармапалу, который чувствовал себя в тот день несколько лучше, принесли на собрание в кресле, и он просидел в нём всё заседание. Наверное, эти почтенные понтифики и духовные учителя, ведущие за собой 39000000 японцев и служащие примерно в 70000 храмах, посчитали меня таким же диктатором, как и моего соотечественника коммодора Перри. Правда, оглядываясь назад, сейчас я в этом не вполне уверен. Однако теперь это не имеет никакого значения, так как мои условия не оказались напрасными; был создан Объединённый Комитет, с тех пор известный под названием Индо-Буссеки-Кофуку-Квай (я думаю, что это правильное название). Этот Комитет возместил все расходы группе встретивших меня молодых людей, и с того времени программа моей поездки, составленная оргкомитетом, предполагала, что я посещу каждый крупный центр буддизма в Японии, стану гостем каждой из сект и выступлю с лекциями в храмах каждой из них. Во время этой поездки была сделана групповая фотография, на которой запечатлены члены оргкомитета, я и мистер Мацумура. Теперь эту фотографию могут увидеть посетители нашей штаб-квартиры в Адьяре.
Двадцатое февраля отмечено в моём дневнике как тихий спокойный день отдыха после напряжённой работы Совета. Я согласился посетить Йокогаму после того, как нам телеграфировали, что всё готово к нашему приезду. В этот и последующие три дня у меня было много посетителей, но удовольствие от общения с ними омрачалось видом страданий Дхармапалы, который почти всё время находился на грани агонии. Я нашёл время, чтобы посетить новую шелкопрядильную фабрику, оборудование для которой поставил представитель фирмы «Бирмингемские мануфактуры». Он обратил моё внимание на великолепное оснащение завода, которое было самым лучшим из того, что можно купить за деньги, и заверил меня в том, что он за двадцать лет своей работы ещё не устанавливал лучшего оборудования. Нас обоих поразила мысль, что если бы японцы руководствовались таким же мудрым предвидением, начиная строительство всех своих производственных предприятий, они бы стали самыми грозными конкурентами на мировом рынке. И последующие десять лет показали, каким же точным оказался наш прогноз.
Двадцать четвёртого февраля я отправился в Оцу, где выступил с лекцией в большом зале на берегу озера Бива. Поначалу в аудитории находилась группа христиан, но когда они услышали, как я говорю о красоте Дхармы Будды, все они, бедняги, вышли из зала! Озеро Бива – одно из самых красивейших в мире, его тихие воды в окружении снежных гор и холмов, покрытых сосновым лесом, создают потрясающее зрелище. Существует легенда, согласно которой это озеро образовалось за одну ночь после страшного землетрясения в 286 году до новой эры, в то время как Фудзи-Сан, покрытая снегом великолепная коническая гора, расположенная в двухстах милях, выросла до высоты 12000 футов над уровнем воды с кратером глубиной 500 футов. Стоя на склоне перед храмом Ми-де-ра и созерцая открывшуюся перед нами панораму, было интересно послушать народные легенды о богах и героях, которые часто посещали эти места и совершали добрые дела. В то же время, мне удалось сфокусировать сознание окружавших меня друзей на главной задаче моей миссии. Взглянув на Оцу из чайного домика, расположенного на отроге холма недалеко от его вершины, и указав на большую группу домов, я спросил, сколько буддистов сможет найти там Господь Будда, если он встанет рядом с нами. Мне ответили, что столько-то тысяч человек, назвав примерное количество местного населения. Я сказал, что имею в виду не это, а сколько из этих тысяч Он назвал бы настоящими буддистами, придерживающимися Его Пяти Заповедей? «Ой! Таковых здесь почти нет», – сказали они. «Тогда», – вклинился я, – «давайте попробуем увеличить их число с помощью наших добрых наставлений и проиллюстрируем их, главным образом, на нашем собственном примере. Они отнеслись к моим словам очень по-доброму и, в действительности, всегда были готовы посмеяться над собой всякий раз, когда кто-то их критиковал; они имели настолько мягкий характер, что не злились, когда были убеждены в том, что их гости относятся к ним дружелюбно и доброжелательно.
Одна из легенд об озере связана с убийством чудовищного змея, опустошавшего всю округу. Ни один человек не набрался смелости сразиться с ним, пока Королева Водяного Царства, сжалившись над людьми, не приняла облик прекрасной дамы Японского Двора и не обратилась к Бэнкэю, полубогу-герою, попросив его продемонстрировать свою сверхчеловеческую силу. Вслед за этим японский Святой Георгий натянул тетиву своего огромного лука и выпустил из него стрелу так метко, что она пронзила мозг монстра, заставив его навеки умокнуть. Именно это интересное событие было изображено на картине, которую я купил за сущие гроши.
На следующий день я пошёл в больницу навестить Дхармапалу и узнал, что ему стало немного лучше. Всё моё оставшееся время занимали посетители. В этот день поступила первая просьба о создании местного филиала Теософского Общества. Двадцать шестого февраля я поехал в Кобе, где меня принял мистер Т. Уолш, владелец бумажной фабрики. Вместе с ним мы нанесли визит мистеру Джернингему, консулу США. На следующий день вместе с членами оргкомитета я отправился в Йокогаму на отличном японском пароходе и прибыл в неё в 6 часов вечера 28-го февраля, совершив плаванье по Внутреннему Морю с великолепными видами на Фудзияму (или Фудзи-Сан). Пологие склоны этой горы так сильно обманывают зрение относительно её высоты, что она кажется намного ниже, чем есть на самом деле. По прибытии меня встретили представители Генерального Комитета. Они отвезли меня в Гранд-отель, где были очень комфортные условия. Здесь мы с мистером Джеймсом Троупом, консулом и известным писателем о северном буддизме, обменявшись визитами, имели очень приятную беседу. Затем наша компания, сев на поезд в 16.00, направилась в столичный город Токио (Йеддо). Вокзал окружила огромная толпа, чтобы меня поприветствовать, и в этом не мог сомневаться ни я, ни Комитет. Вечером нас навестил мистер Буньин Нандзио с мистером Акамацу, ещё одним выпускником Кембриджа, высокообразованным человеком с незаурядными интеллектуальными способностями, который был назначен на очень ответственный пост в Западном Хонган-дзи; он был поистине блестящим собеседником. Также мы общались и с другими важными персонами. На следующий день я выразил своё почтение мистеру Хаббарду, полпреду американского посольства, и заместителю секретаря министерства иностранных дел Х. Э. Маркису Аоки, к которому я имел рекомендательное письмо. Оргкомитет отвёз меня к могилам двух бывших сёгунов, украшенных великолепными резными фигурками из дерева, лакированными панно и другими предметами искусства. Мне сказали, что сёгун похоронен в ложе из семи гробов, но никто не знал почему. Возможно потому, это символизирует семеричное строение человека? Рядом с одной из гробниц находился военный барабан ныне покойного правителя, в который били воины, находившиеся во главе его завоевательной армии. Искушение преподнести сюрприз моим компаньонам было настолько большим, что я схватил колотушку и со всей силы ударил в гигантский барабан. «Этим», – прокричал я, – «я призываю вас во имя лежащего здесь сёгуна на сражение вашей исконной религии с пытающимися свергнуть её враждебными силами». В следующий момент я попросил их простить меня, если оказался виновным в нарушении правил приличия. Но они возразили, сказав, что этим я выполнил не что иное, как свой долг, и напомнил им о возложенной на них обязанности быть проводником своей веры. К этому они добавили, что обнародуют этот случай из добрых намерений.
Третьего марта меня пригласили выступить на большом собрании самых высокопоставленных священников столицы и её окрестностей, что я и сделал, показав им со всей серьёзностью, на которую я способен, в чём заключается их долг и насколько он тесно связан с их наиболее важными целями. Как и на Цейлоне, я сказал им, что будь они лишь немного мудрее, они бы прилагали все возможные усилия, чтобы культивировать религиозность в детях и подростках, которые, повзрослев, будут добровольно поддерживать храмы и священников, как это когда-то делали их предки и сейчас делают их родители; ибо, если такого рода преемственность прекратится, храмы неизбежно разрушатся, а монахи вымрут из-за недостатка средств к существованию. Что касается меня, я сказал им, что мне не нужно ничего, даже малейшего вознаграждения. Ведь я выступаю только как глашатай Основателя нашей религии, призывая всех присутствующих пробудиться и работать, пока не стало слишком поздно, чтобы избежать катастрофы. Таков был мой основной лейтмотив на протяжении всей поездки, и, как мы позже увидим, он принёс только пользу.
Четвёртого марта я нанёс торжественный визит к первосвященнику Восточного Хонган-дзи, человеку благородного происхождения Отани Косону Сану, имеющего статус маркиза по новой системе рангов. Я увидел в нём достойного и вежливого человека, который, казалось, желал всего самого доброго моей миссии, обещая всю необходимую для её осуществления поддержку. От него я направился в американское посольство, а позже мы вместе с мистерами Нандзио и Акамацу провели длинное совещание о состоянии дел, связанных с буддизмом.
Вечером с маркизом Отани и мистером Акамацу я присутствовал на вечеринке в доме виконта Санномии, императорского камергера, женой которого была немецкая фрейлина Её Императорского Величества Императрицы. Поскольку это была моя первая вечеринка в Японии, и я видел, что на такие встречи все высокопоставленные чиновники приходят в национальных костюмах, я не знал, что одеть, и попросил совета у мистера Акамацу и одного американца. Они оба сказали, что это не имеет никакого значения, и я бы мог одеть сюртук, который сейчас на мне. Я боялся подхватить пневмонию, надев наш западный вечерний костюм, но вспоминая старое правило Хойла «если сомневаешься, блефуй», я подумал, что будет более разумно, если я оденусь в соответствии с нашими устоявшимися обычаями. Именно так я и сделал. И когда мы пришли в гости, на пороге нас встретил хозяин с другими джентльменами, которые были или в вечерних костюмах, или в западном военном обмундировании с орденами. Поднявшись в гостиные, я увидел, что все джентльмены одеты подобным же образом, а дамы облачены в платья по последней парижской моде. Представьте, как бы я себя чувствовал даже при мысли о том, во что я одет, если бы не моя инстинктивная предосторожность! Не могу сказать, что мне было приятно видеть всех этих восточных людей, снявших свои колоритные одеяния, которые им так хорошо подходят, и облачившихся в наши европейские платья, которые подходят нам, но явно не азиатам. Но утешительно отметить, что когда я наведывался к этим же персонам домой, они почти всегда были одеты в свои национальные костюмы и помогали друг друга одеваться в присутствии третьих лиц, как это предписывают японские правила. Вечеринка у виконта Санномии была во всех отношениях похожа на нашу, включая даже танцы, которыми не пренебрегали японские джентльмены, а иногда и леди. После стольких лет, проведённых в Индии и других странах Востока, меня сильно поразил тон общения между местными жителями и иностранцами, предполагающий взаимное уважение и равенство. И это при полном отсутствии низкопоклонства и самоуничижения с одной стороны и высокомерного покровительства с другой, которые оба так сильно задевают любого человека, испытывающего глубокую симпатию к азиатам и их странам. Подобное я наблюдал на протяжении всего визита в Японию, и мне очень трудно выразить своё восхищение этим. Среди гостей мадам Санномии были королевские принцы и принцессы, а также менее знатные представители дворянства всех рангов. Здесь я также познакомился с профессором Фенолозой из Бостона (США), директором Школы Изящных Искусств, его супругой и его другом, доктором У. С. Биджелоу, и со всеми тремя этими замечательными людьми мне посчастливилось установить самые дружеские отношения. На следующий день мы с Фенолозой навестили одного моего старого армейского товарища, бригадного генерала К. У. Лежандра из пятьдесят первого Нью-Йоркского полка времён Бернсайдского похода в Северную Каролину. Тогда я принимал участие в нескольких сражениях и в одном из них (при Нью-Берне) видел его серьёзно раненым. Разумеется, спустя двадцать шесть лет, мы были рады снова встретиться в этом отдалённом уголке мира и поговорить о былых временах. В Токийском Клубе, почётным членом которого я стал, мне довелось познакомиться со многими очень влиятельными и высокообразованными людьми того времени, в том числе, с отставным капитаном Бринкли, редактором издания «Джапан Мэйл», доктором Эдвардом Диверсом, университетским профессором химии, профессором Милном, сейсмологом с мировым именем, капитаном Дж. М. Джеймсом из японского Департамента Военно-Морских Сил, достопочтенным мистером Сатовым, доктором Баэлцем, мистером Базилем, достопочтенным камергером и Почётным Секретарём Азиатского Общества Японии и другими. И со стороны всех этих людей я неизменно получал величайшее почтение.
Храмы Японии
Шестого марта в 3 часа дня я выступил с лекцией в храме Рин-шо-ин перед «образованной» аудитории без переводчика, а затем нанёс ряд визитов. На следующий день моя лекция проходила в храме Дзё-дзо-дзи и предназначалась для младших священников, выполняющих свои обязанности, поэтому я говорил предельно ясно и понятно. После обеда в том же храме я осмотрел коллекцию портретов святых, которых почитают за Раханов (Арахатов, Рахатов, Мунисов, Махатм). Если бы я случайно встретил их прототипы, то никогда бы не принял их за духовно развитых людей. Поэтому сопровождавшим меня дружелюбным монахам я прямо сказал, что если бы они когда-нибудь увидели одухотворённые лица настоящих Раханов, они бы захотели сжечь эти жалкие пародии. Тем же вечером я имел удовольствие посетить представление известного японского фокусника. Он был одет в европейский прогулочный костюм, а на его высоко застёгнутом чёрном сюртуке виднелся маленький золотой крестик! Как мне объяснили, это не означало, что он был христианином (которым он не был), но лишь намекало на то, что он мог совершать чудеса, поскольку популярные слухи приписывали кресту чудотворные свойства! Он вышел в зал из боковой двери в составе небольшой процессии, которую возглавляли барабанщик и флейтист, а замыкали его помощники, мужчины и женщины в национальных нарядах. Один из его поразительных фокусов заключался в создании струи воды из закрытого веера и, вдобавок, из макушки ассистента, в то время как в следующий момент из того же самого веера вырвался язык пламени. В другом фокусе девушка, лежащая на деревянной скамье, казалась заколотой лезвием меча, а вторая, подвешенная ремнями за запястья и лодыжки к большому деревянному кресту, предстала перед нами пронзённой острием копья насквозь в сердце, и из её раны струйкой вытекала кровь. Однако поскольку обе девицы вскоре начали разгуливать по залу как ни в чём не бывало, я предположил, что виденное нами было наяву, а я вместе с остальными присутствующими оказался в плену иллюзии.
Восьмого марта в 2 часа дня я выступал в Хигаши Хонган-дзи перед очень большим количеством священников. На следующий день я прочитал лекцию в Университете перед Образовательным Обществом Японии, в состав которого входили чистокровные принцы (Принцы Крови) и большинство выдающихся людей страны. Мне сказали, что на ней инкогнито присутствовал никто иной как Его Императорское Величество Император. Однако в конце мне было неприятно услышать от капитана Бринкли, что мой переводчик неправильно перевёл моё предложение, чтобы придать ему политический подтекст, от которого, конечно же, мои мысли были очень и очень далеки.
Десятого и 11-го марта состоялись мои лекции, предназначенные для широкой публики, на которых огромная и восторженная аудитория, включавшая всех миссионеров вместе взятых, делала заметки. Много же это дало хорошего последним! Тем же вечером я посетил грандиозный бал, который давали коммерсанты из Токио в честь императорских принцев. Меня представили премьер-министру, генералу графу Куроде, заместителям министров финансов и связи, генеральному судье Киото и многим другим важным персонам как японского, так и европейского происхождения.
Двенадцатого марта я выступил с лекцией в храме Кон-о-Конг, расположенном в Синагаве, а на следующий день – в Ден-дзу-ине, храме секты Дзё-до. Затем я выразил своё почтение губернатору Токио, его превосходительству барону Такасаки, одному из самых вежливых и учтивых джентльменов. С ним мы долго обсуждали вопросы религии и образования. Я также посетил крематорий «Ниппори» и проявил сильный интерес ко всему его устройству и приспособлениям, большинство из которых стоит перенять. Здание крематория и его печи сделаны из кирпича, облицованного огнеупорными плитками, причём эти печи имеют выдвижные железные поддоны, на которые после их очистки от пепла кладут новые трупы. Стоимость кремации составляет всего 28 центов (около 12 анн1) и длится три часа.
Сделанные со вкусом глазурованные глиняные вазы, предназначенные для хранения пепла и несгоревших костей, можно приобрести по пустяковой цене в 30, 12 и 10 центов за первый, второй и третий сорт соответственно. Плата за церемонию кремации составляет 7, 2,5 или 1,30 долларов (сейчас доллар стоит около 3 рупий) в зависимости от её «класса». При этом нет никаких различий ни в качестве и количестве используемого топлива, ни в каких-либо других деталях обряда; это просто вопрос семейной чести. Крематорий принадлежит частной корпорации с уставным капиталом в 30000 долларов, а земля и строения стоят всего 12000 долларов. В его многочисленных изолированных друг от друга печах или кабинках может одновременно проходить кремация тридцати одного трупа. Похоронная церемония проводится в соседней комнате. В ходе неё тело в сидячем положении помещается в специальную ванну, которая ставится на тележку и покрывается белой простынёй. По окончании молитв эта ванна закатывается в определённую камеру для кремации, и через какое-то время родственникам выдают пепел, который они забирают, чтобы затем захоронить его в соответствии с существующей традицией.
________________________
1. А́нна — разменная индийская колониальная монета, равная 1⁄16 рупии – прим. переводчика
ГЛАВА VIII
ПОСЛЕДУЮЩИЕ УСПЕХИ В ЯПОНИИ
(1889)
.jpg)
Киото. Япония
Нет ничего лучше, чем программа моей поездки, спланированная оргкомитетом так, чтобы дать всем классам общества возможность услышать то, что должно было быть сказано во имя буддизма. В соответствии с соглашением о взаимовыгодном сотрудничестве, заключенным между лидерами сект на судьбоносном Совете в храме Чу-ин в Киото, я выступал с лекциями в храмах нескольких религиозных организаций – то в одном, то в другом, а иногда в двух сразу в один и тот же день. Такое чувство взаимопонимания между ними было беспрецедентным, и они делали всё возможное, чтобы увеличить число моих слушателей и собрать вместе учёных и безграмотных, священников и мирян, знать и простых людей, офицеров армии и флота и простых граждан. Каждая газета и журнал в стране только и делали, что освещали мою миссию, рассказывая о её целях, смысле, моём предложении создать глубокое взаимопонимание между северными и южными буддистами и физическом облике «американского буддиста». Тем временем бедный Дхармапала, выхаживаемый с любовью и нежностью молодыми медсёстрами, лежал в Киотской больнице, мучаясь от своей невралгии. Его превосходительство губернатор Токио после нашей с ним беседы пригласил меня пообедать с ним в Элитарном Клубе и встретиться с премьер-министром и коллегами из его кабинета. Тогда я не был вегетарианцем, поэтому вполне естественно, что мог насладиться трапезой, приготовленной по этому случаю согласно пространному меню, копию которого на японском и французском языках в параллельных колонках я нахожу наклеенной в моём дневнике наряду с множеством визитных карточек на японском, китайском, английском и французском языках, хранящихся в качестве предметов, оставшихся на память об этом чудесном визите в Японию. Чтобы удовлетворить желания тех моих читателей, которым нравится пускать слюнки, только подумав о еде, я приведу здесь это меню, сделав это ещё и для того, чтобы показать, как быстро феодальная Япония стала уходить в небытие с приходом французских поваров и их кухни:
МЕНЮ (1889 ГОД).
УЖИН.
Черепаховый суп по-английски.
Щучий бульон с креветками.
Отбивные из телятины с горошком.
Перепела с рисом.
Говяжья вырезка с острым морским соусом.
Украшенное заливное с фуа-гра.
Спаржевые веточки.
Салат с жареной индюшатиной.
Пудинг с сухариками.
Клубничное мороженое.
Десерты.
Прочитав старые иллюстрированные книги о путешествиях с изображениями одеяний сёгунов, микадо, даймё и их свит из благородных самураев с двумя мечами, таких же доблестных рыцарей, каких мир когда-то видел и прославлял в песнях трубадуров; прочитав о копьеносцах, гонцах, курьерах, чиновниках и поварах, мелких феодальных вождях и их слугах с копьями, ятаганами, луками и стрелами, зонтиками, паланкинами, запряжёнными лошадьми и другими знаками их величия, подобающими их происхождению, положению в обществе и должности, с сотней других атрибутов благородства их фамилий – фамилий тех самых членов кабинета министров, которые сидели за столом губернатора вместе со мной и ели молодую индейку, фуа-гра и клубничное мороженое, что вы думаете об этом пиршестве, состоявшемся 19-го марта в Элитарном Клубе? Налицо определённый прогресс назад, к кухне и брюху!
После ужина его превосходительство премьер-министр сказал, что присутствующие будут рады услышать мои взгляды на систему образования, которая, по моему мнению, принесла бы нации наибольшее благо. В ответ на это я настоятельно призвал их к необходимости развития тела, разума и сознания таким образом, чтобы создать условия для развития идеальных мужчин и женщин, и назвал любую другую систему образования порочной ввиду её склонности к культивированию разного рода уродств и различных отклонений, подразумевая спортсменов, приспособленцев, крючкотворцев, казуистов и искателей простых житейских удовольствий. Ни одна нация не могла быть по-настоящему великой, если в её основах не лежали представления об идеальном человеке, и самым возвышенным идеалом был человек, который выполнял свой долг в этом мире и одновременно с этим развивал свою духовную природу, чтобы подготовить её к будущей жизни и ускорить своё продвижение по пути космической эволюции. Я привёл примеры народов, которые упали с самых ослепительных высот в самые мрачные низины перед тем, как исчезнуть с лица земли; я умолял своих слушателей обратить внимание на странную превратность кармического закона, который выдвинул Японию на передний план в семье родственных ей наций и раскрыл её замечательный скрытый потенциал, чем призвал их самих, их коллег и их давних товарищей к ответственности за возможность направлять происходящие революционные изменения в русло национального прогресса.
После того, как я широко оповестил всех вокруг, что буду счастлив принять подарки для Адьярской Библиотеки, мои добрые друзья и сочувствующие нашему движению люди ежедневно приносили книги, пока ко времени моего отъезда из Японии у меня не набралось около 1500 томов. В них вошла вся коллекция «Трипитики», насчитывающая более 300 томов, ранее принадлежавших ныне покойному первосвященнику секты Дзё-до. Этот подарок весьма ценен, поскольку он позволяет тем, кто знает и пали, и японский провести сравнение текстов северного и южного буддизма. Мы уже в какой-то степени проводили эту работу со священниками-учёными из Японии, которые гостили у нас в Адьяре, но её основная часть ещё не завершена. Вместе с тем, этот труд сулит большие открытия.
Восемнадцатого марта я, приняв приглашение Японского Сельскохозяйственного Общества, выступил перед его членами с лекцией на тему «Сельское хозяйство с практической и научной точек зрения», а на следующее утро получил уведомление о моём избрании в это Общество в качестве почётного члена вместе с подарком в виде двух ценных ваз Сацума, которые теперь хранятся в нашей библиотеке. В 2 часа дня я прочитал лекцию на английском языке для высокообразованной аудитории на тему «Научные основы религии». В ней я привёл убедительные доказательства того, что недавние психические исследования нашли решение проблемы расширения сознания за пределы тела человека. С помощью набросанных на доске диаграмм я также показал, как была выражена основная идея соотношения духа и материи на пути эволюции видимой природы и как она была сохранена для нашего обучения на произвольном языке символов, каждый из которых имел такое же определённое значение, как алгебраические знаки.
Близился час моего отъезда из столицы, и я нанёс прощальные визиты премьер-министру, американскому послу и другим знакомым, получил паспорта в нашем посольстве, дал прощальный ужин в честь японских буддийских сект1 и в 6 часов утра 23-го марта отправился поездом в Сендай, далёкий северный городок, в который прибыл после двенадцати часов пути.
Меня сопровождал мой переводчик, мистер Кимура, вместе с членом объединённого оргкомитета, преподобным Шаку Саном, самым талантливым и замечательным священником дзен-шу. Если читатель обратится к японской прессе, ему интересно будет прочитать следующий абзац из «Дандокай», влиятельной столичной газеты:
«Прибытие полковника Олькотта вызвало большой переполох в среде японских христиан. Они говорят, что он авантюрист, человек, лишённый каких-либо принципов, защищающий умирающее дело. Насколько же они подлы и трусливы! Они сколько угодно могут окунать в желчь своё перо, но не могут ослабить влияние его добрых мыслей и дел, равно как не могут облить его грязью. Они не могут оказать ни малейшего влияния ни на полковника Олькотта, ни на буддизм… Как же всё это смешно! И как же велико влияние полковника Олькотта на Японию!».
Из другого номера можно привести следующее:
«Буддизм чудесным образом начал возрождаться после того, как в Японию прибыл полковник Олькотт. Ранее мы уже писали, что он побывал во всех уголках Империи. Его везде принимали с огромным воодушевлением. Ему не давали ни минуты покоя. Он учил наших соотечественников ценить буддизм и видеть нашу обязанность в его распространении по всему миру. После его выступлений в Токио молодые люди из Императорского Университета и высших школ организовали Буддийскую Юношескую Ассоциацию по образцу Христианской Юношеской Ассоциации для пропаганды нашей религии; при этом некоторые образованные и влиятельные джентльмены оказали им поддержку. С приездом полковника Олькотта буддизм засиял ещё ярче».
Корреспондент «Индиан Миррор» писал: «Один из высокопоставленных чиновников, присутствовавший на лекции полковника, предсказал, что его визит в Японию окажет существенное влияние на буддизм и буддистов». Подводя итоги этого визита, мы увидим, какие замечательные слова были сказаны самими японскими властями. Должно быть, для этой поездки был выбран подходящий «психологический момент».
В Сендае нам было очень холодно. Напомню, что Японская империя простирается в интервале 24°-50°40´ северной широты и 124°-156°38´ восточной долготы, и климатические условия в её разных местах, как и следовало ожидать, чрезвычайно различаются. Таким образом, в то время как расположенные в тропиках группы островов Рюкю и Бонин наслаждаются вечным летом, северные окраины страны довольствуются арктическим климатом Камчатки. В этих северных широтах высота снежного покрова иногда достигает восьми футов, и в самом Токио зимой бывает несколько метелей, причём во время каждой из них выпадает от трёх до пяти дюймов снега, а в 1876 году весь город засыпало снегом высотой больше двух футов. К этому добавим, что за исключением немногих домов в европейском стиле, здесь нет ни каминов, ни отопительных печей, а конструкция большинства домов с подобными экранам стенами совершенно не защищает от сквозняков. Поэтому читатель может представить, каково же мне после приезда из тропиков было путешествовать по этим местам и читать лекции в огромных нетопленных храмах. Я представил, как сингальские священники с голыми ногами и бритыми головами наслаждались бы таким климатом в своих свободных жёлтых тогах!
Двадцать четвёртого марта я выступил с лекцией перед его превосходительством мистером Мацудайрой, губернатором Сендай-Фу (провинция), и другими местными высокопоставленными чиновниками, а позже его превосходительство принял меня за ужином. На нём присутствовало пятьдесят гостей, и вечер пролетел за интересной беседой. Состоявшаяся следующим утром в большом театре лекция для широкой публики имела большой успех, если судить по возникшей давке и аплодисментам. После этого Шаку Сан и Като Сан из оргкомитета устроили мне дневной отдых и отвезли в Мацусиму, живописное приморское местечко с небольшой пещерой и старым храмом. Стоял солнечный день, но на земле лежал снег, и наше плаванье вблизи группы островков у побережья не было таким же приятным, как в гавани Коломбо и Галле! Однако, в конце концов, для меня это был выходной, однодневная передышка в утомительной череде лекций перед многотысячными аудиториями, и своего рода просвет в круглосуточном лишении всякой приватности. Двадцать шестого марта аудитория, присутствовавшая на моей лекции, насчитывала около 3500 человек, которые слушали меня в мёртвой тишине, хотя при этом теснили друг друга и толкались, пытаясь войти в помещение. Однако в конце лекции они разразились бурными аплодисментами, которые можно было услышать издали. Затем я нанёс прощальный визит губернатору, а вечером получил приветственное послание от представителя всех сект, который также передал мне 30 иен на дорожные расходы в качестве подарка. Двадцать седьмого марта мы отправились в Уцуномию, где остановились на ночь. Но в 9 часов вечера, несмотря на усталость, меня подняли и повели в храм, чтобы я произнёс там десятиминутную речь! Это было похоже на то, как в странствующем зверинце разбудили животных, чтобы заставить их порычать! Утром мы отправились в Маэбаси. На придорожной станции группа священников в полном каноническом одеянии выразила мне своё почтение и подарила шёлковый платок. Мы прибыли в Маэбаси в 12.30, а уже через час я снова оказался на платформе и выступал с речью перед огромной аудиторией. В конце этого выступления появилось несколько миссионеров. Но на следующий день пришедших меня послушать было ещё больше: я начал лекцию в 2 часа дня, а в 17.30 уже был в Тагасаки, где выступал в театре перед другой огромной аудиторией. Ранним утром следующего дня мы выехали в Канагаму, где после ужина я тоже прочитал лекцию. Вид на море из дома мистера Такашмы, крупного железнодорожного подрядчика, у которого я остановился, был великолепным, поскольку из него можно было видеть порт с морскими судами и город Йокогаму. В гранд-отеле этого города я и заночевал, а на следующий день в 11 часов утра выступил с лекцией в театре Йокогамы, который, разумеется, был заполнен сверху донизу, хотя на улице шёл дождь, и было очень грязно. Было забавно наблюдать, как на пороге люди переобувают туфли и сандалии. Когда я приехал в театр, в двух его разных местах лежало около 1000 пар обуви, каждая из которых была связана нитью из скрученной жёсткой бумаги с биркой, помеченной определённым номером, соответствующим номеру билета владельца обуви, который он предъявлял при входе в здание. Какой простой и разумный подход к делу! Поэтому со своей собственной обувью я поступил точно так же, когда снял свои туфли и одел тёплые толстые французские тапочки. На лекции присутствовал вице-губернатор, который передал мне приветственное послание от своего начальника. В 2.30 мы сели на поезд до Сидзуоки, в которую попали в 21.30. Затем – «в долгожданную постель» в отеле, который отличался лаконичным, но изысканным дизайном и хорошей организацией. Однако если вы попросите описать гостиничную мебель, я не смогу это сделать ввиду её отсутствия. Пол, как обычно, выложен прямоугольниками размером 3 х 6 футов, представляющих собой чем-то набитые подушечки, обтянутые очень тонкой матовой материей и имеющие мягкую поверхность для сидения. В комнате было сделано что-то вроде ниши, в которой стоял прекрасный фарфоровый кувшин, в аккуратном ящичке росло карликовое дерево, а на стене висел свиток религиозного содержания и... ничего более. Правда, здесь также находились маленькие мягкие подушечки для того, чтобы сидеть у металлического камина (а, точнее, у квадратной деревянной коробки с оловянной подкладкой, в которой тлеют угли), имелись пара железных прутьев, используемых в качестве опоры для чайника, поднос с крошечными фарфоровыми чашками, словно из яичной скорлупы, и ёмкость с зелёным чаем, который готовы предложить всем, кто пожелает выпить горячего чая, чтобы согреть желудок. Причём такое предложение делается от всей души приятным тоном, который свидетельствует о том, что вам здесь рады. Таковы мои воспоминания об отеле в Сидзуоки. Но это ещё не всё, потому что в номере также были спальные принадлежности. Представьте набитые хлопком матрацы толщиной шесть-восемь дюймов, один для того, чтобы на нём лежать, а другой, чтобы им укрываться, и подушки, которые можно подложить под голову. Вот теперь всё: ни кровати, ни раскладушки, ни чего-то типа гамака, только два футона2 и промозглые сквозняки из-под одного из подвижных экранов.
Я попытался обмотать шею частью верхнего матраца, но это было невозможно, поэтому я опять надел свою одежду, одновременно с этим поклявшись носить с собой свой собственный плед, как мы это делали в Индии.
В тот день шёл сильный дождь, но в 7 часов вечера я должен был выступать с лекцией в храме Дзё-до, предварительно встретившись с губернатором и обсудив с ним политические и религиозные вопросы. Но второго апреля вновь ярко светило солнце, и в 2 часа дня состоялось моё выступление. Наши достопочтенные враги, миссионеры, попробовали затеять со мной игру, задавая вопросы, затрагивающие, по их мнению, уязвимые места буддизма, но в моём дневнике сказано, что они «получили больше, чем ожидали», поэтому я просто оставлю эту тему. Доктор Касуабара сделал мне уникальный подарок в виде большой древней Мандары (живописной картины религиозного содержания) на плетёном шёлке, которой 1200 лет. Сегодня это полотно можно увидеть в нашей библиотеке. Оно иллюстрирует учение секты Сингон о появлении в мире Будд и славной плеяды апостолов (ортодоксального учения Сингон). Щедрый доктор сказал мне, что эта картина веками висела в одном храме, который достался его семье по наследству; я думаю, что этот храм был сожжён во время какой-то гражданской войны и полностью уничтожен со всеми его бесценными произведениями искусства за исключением этой самой Мандары, уцелевшей почти чудесным образом.
Третьего апреля в 7 часов утра мы отправились в Хамамацу и проехали часть пути на грузовике с открытым кузовом, а остальную – в вагонетке, поскольку железная дорога тогда ещё только строилась. Во второй половине дня я выступил с лекцией, а затем ужинал с семьюдесятью влиятельными лицами, приглашёнными его превосходительством губернатором.
На следующий день мы уже были в Окадзаки, и после раннего обеда состоялась встреча под председательством губернатора, на которой я выступил перед публикой. Толпа была огромной, сотни людей не могли войти в здание, и мне пришлось выйти на улицу, чтобы их утихомирить. В 4 часа дня мы отправились в Нагою, место жительства мистера Нандзио. Он встретил меня у поезда и отвёз в храм Хонган-дзи. На вокзале нас приветствовали настоящими аплодисментами; здесь же были петарды, лес буддийских и национальных флагов, веселье, смеющиеся толпы, приветствия и шествие из тридцати или сорока последовавших за мной экипажей джинрикш, в каждом из которых находился священник или какой-то уважаемый мирянин.
На следующий день я нанёс визит его превосходительству губернатору, посетил старинный замок, одно из главных исторических зданий в Японии, где увидел прекрасные картины, резьбу по дереву, медные фонари и лакированные изделия, а также выступил с лекцией для 4000 человек в зале храма Хонган-дзи. Это было грандиозное зрелище. Позвольте здесь мне упомянуть об одном факте, который сокрушает наши популярные западные теории, касающиеся причин облысения. Мы считаем, что это происходит из-за слишком частого или слишком быстрого надевания шляп, но я заметил, что в Японии, как и среди бхиккху Цейлона, доля лысых голов примерно такая же, как и у нас, несмотря на то, что все эти люди ходят без головных уборов на протяжении всей своей жизни. Было забавно стоять лицом к двери, оглядывая головы тысяч сидящих на корточках людей, и среди множества пышных шевелюр замечать блестящие лысины, отражавшие свет, словно перевернутые вверх дном сверкающие блюдца, разбросанные на лугу.
Если я скажу, что день 6-е апреля не был напряжённым днём, то сильно ошибусь. В 8 часов утра мы отправились в Наруми, в 7 милях пути, где я прочитал лекцию; в 1 час дня я выступил с лекцией в Нагое в другом (восточном) Хонган-дзи перед 4000 человек, а в 7 часов вечера прочитал третью лекцию перед губернатором, местными военными офицерами и 200-300 персонами, лично приглашёнными губернатором. Поскольку мистер Кимура совершенно выдохся, то под конец нашей встречи в роли переводчика выступил мистер Буньин Нандзио. Заметим, что Кимура был сильным молодым человеком, а мне было 57. Расположение губернатора стоило мне дорого, поскольку после лекции он повёл меня на разговор в отдельную комнату, из окна которой дул сильный холодный ветер, и я сильно застудил кишечник, что вызвало рецидив моей старой армейской дизентерии, которая доставила мне много неприятностей почти до самого последнего дня моего пребывания в Японии. Поэтому мне вдвое труднее было путешествовать на джинрикшах и всяких других видах транспорта, стоять на лекциях, нерегулярно питаться, спать как попало и где попало и наполняться аурами разных людей, пребывающих в тысячах всевозможных состояний.
Следующим пунктом нашей поездки был Гифу, где собралась огромная толпа, чтобы услышать мои слова. На следующее утро по просьбе мэра я выступил с лекцией в местном клубе перед аудиторией, состоящей из людей, которые бы не пришли на лекцию в Хонган-дзи. Я прямо указал им на такую мелочность, упрекнув за пустые ссоры с единоверцами в тот момент, когда все должны объединиться, чтобы отстаивать интересы нашей религии. Я напомнил им, что для того, чтобы увидеться с ними, я проехал 5000 миль, но они отплатили мне за это бойкотированием моего публичного выступления и вынудили меня прочитать им специальную лекцию, хотя в то утро я был болен. Не могу сказать, насколько точно были переведены мои слова, но, по крайней мере, тем, кто знал английский, они пошли на пользу. Затем мы поехали в Огаки, но по прибытии в этот город меня подкосила лихорадка с болью и диареей, и мне пришлось лечь в постель. Меня посетили двое докторов, но они ничего не смогли со мной сделать, и я всю ночь провалялся в постели. Однако на следующее утро я снова испытал прилив бодрости и выступил с лекцией перед аудиторией в 2500 человек, прежде чем в 11.30 сел на поезд до Киото. Часть пути длиной в 50 миль я преодолел на пароходе по озеру Бива. Как же прекрасен вид заснеженных голубых гор, прозрачной воды, берегов, покрытых пышной зеленью, прелестных островов и островков, живописных деревушек и разбросанных по озеру местных промысловых судёнышек с необычными парусами и корпусами! Мы добрались до Киото к 7 часам вечера, и я сразу же пошёл спать.
Озеро Бива
Стоит дополнить мой, возможно, слишком оптимистичный рассказ о подробностях моей поездки и её вероятных последствиях случайными цитатами из прессы. «Мадрас Мэйл», консервативный англо-индийский журнал, писал:
«Следует отметить, говорит японская газета, что в Нагое полковника Олькотта встретили с необычайным воодушевлением. Каждый раз на его лекциях собирались толпы людей (до 4000 человек), и его заявления о тесной связи, которая, по его мнению, должна существовать между возрождением буддизма и стабильным прогрессом нации, встречали бурные аплодисменты. Очевидно, что сердца людей тянутся к такому учению, поскольку маловероятно, что обращения, которые неизбежно теряют почти всю свою живость и яркость при переводе, могут вызвать у аудитории столь сильную реакцию, если только у неё не возникнет глубоких чувств в отношении излагаемой идеи. Конечно, чем дальше на юг продвигается полковник Олькотт, тем более жаркий отклик находят его проповеди. Религия в Токио и религия в Киото – это две разные вещи. Нагоя, пожалуй, занимает промежуточное положение по силе веры своих граждан. Кажется, буддисты, сопровождающие полковника Олькотта, не позволяют ему быть бездеятельным даже минуту. Мы читаем, что он отправился из Нагои в Наруми и прочитал там лекцию, а затем вернулся в полдень, чтобы обратиться к огромной аудитории в храме Хонган, и закончил свой день третьим выступлением перед губернатором с примерно 250-ю избранными персонами в 7 часов вечера. Мы обратили внимание на то, что токийские критики выразили удивление тем, что для пропаганды буддизма в Японию надо было привезти американца. Эта критика, безусловно, справедлива, если считать, что буддийское вероучение является достоянием Востока и что западные люди не могут должным образом участвовать в его распространении. Но массы так не считают. Совершенно очевидно, что приезд полковника Олькотта дал толчок развитию буддизма в Японии».
Среда 10-го апреля выдалась погожим солнечным днём, и я отправился в больницу навестить Дхармапалу, и увидел, что он выздоравливает. Затем я снова посетил великолепную шёлковую фабрику, но проблемы с моим здоровьем опять выступили на первый план. Индийская почта доставила мне свежий номер «Теософа» и экземпляр «Тайной Доктрины». В четверг выздоровевший Дхармапала выписался из больницы и навестил вместе со мной мистера Акамацу, с которым у нас состоялся долгий разговор о делах буддийской религии. В течение последующих четырёх дней мне не давала покоя моя болезнь, но затем я поехал в Осаку, где выступил с лекцией на тему «Индия» перед аудиторией примерно в 500 человек в Военном Клубе по приглашению мэра и генерала, командующего войсками этого района. За этим последовал ужин, который давал мэр, и я заночевал в главном отеле города. Преподобный Арисава подарил мне ценные старинные свитки с печатными текстами, а торговец мистер Тамура – образцы старинных японских монет. На следующий день мы отправились в Нару, посетив по пути древний храм Хо-диу-дзи, где я увидел огромное количество мечей, копий, луков, женских зеркал, расчёсок (и так далее, и тому подобное), оставленных в качестве принесённых в жертву богу Му-няк-уси предметов в благодарность за излечение от болезней и спасение от страшных напастей. Мы приехали в Нару днём, когда я очень сильно страдал от своей старой армейской болячки. Здесь мне показали гигантское изображение сидящего Будды, самое большое в Японии, размеры которого составляют 53 фута от ног до макушки. Оно дважды уничтожалось пожаром, и его последняя реконструкция датируется семнадцатым веком. Затем мы посетили храм То-дай-дзи (принадлежащий почти исчезнувшей ныне секте Кайгон). Говорят, что эта секта очень старая, и храм несёт на себе её печать. В настоящее время этой секте принадлежит только пять храмов, тогда как раньше она владела тысячей. Такой упадок объясняется тем, что её монахи испытывали искушение поиграть в войну в некоторых гражданских конфликтах, а также истреблялись и подвергались гонениям, что они по праву заслужили, ведь дело Сангхи Господа Будды заключается не в том, чтобы унижать идеал монашества, вступив на путь военной карьеры. Говорят, что так делают монахи в тибетских монастырях, насчитывающие тысячи и десятки тысяч мужчин, но это не может служить оправданием. В пятницу мы вернулись в Киото, проехав 20 миль на джинрикшах по дождю. На следующий день мы стали свидетелями грандиозной церемонии в храме Чу-ин, проводимой в честь основателя секты Дзё-до. Там мне показали книгу из 30 томов о секте Ничирен в аккуратном деревянном футляре, представлявшем собой прекрасный образец столярного искусства, которым славится Япония. Помимо всех моих путешествий, с девятого февраля и до настоящего времени, за 64 дня моего пребывания в Японии, я выступил с 46-ю лекциями. Сорок седьмая лекция прошла в Нагахаме перед аудиторией в 3500 человек. Моим переводчиком был замечательный молодой человек дворянского сословия, профессор Сакума из Киотского колледжа, с которым я имел честь познакомиться. На следующий день в 13.30 я читал лекцию в Нагасаве, расположенной на берегу озера Бива. Затем мы пообедали и после этого в соответствии с программой нашей поездки прибыли в Хиконэ на гребной лодке. Озеро было гладким как зеркало, но шотландский туман застилал всё вокруг. Мы заночевали в поместье (преобразованном сейчас в клуб) ныне покойного принца Дзи-ка-мон-мокани, лорда Хиконэ, убитого по дороге в суд за открытое общение с иностранцами и таким образом принесённого в жертву карме прогресса. На следующее утро в 8.30, несмотря на тяжёлую болезнь, я выступил с лекцией и уже в 10 часов сел на пароход, идущий из Оцу в Киото. Вечером того же дня я имел удовольствие лицезреть превосходный балет «Мияко одори»3.
Прекрасные изящные девицы в количестве пятидесяти одной, одетые в старинные костюмы придворных дам, танцевали и пели, выстраиваясь в красивые фигуры и принимая изысканно художественные позы. Я думаю, что их танец олицетворял собой распускание цветов в начале весны. Вместе с Дхармапалой я посетил огромный новый храм Восточного Хонган-дзи, почти что готовый к церемонии открытия. Двадцать пятого апреля была сделана фотография Дхармапалы со своими врачами и медбратьями из больницы. Двадцать шестого числа я получил телеграмму из Лондона от Е. П. Б. с предложением приехать к ней, чтобы совершить двухмесячное турне. Двадцать седьмого апреля в храме Чу-ин состоялась моя 50-я лекция, на которой также говорил и Дхармапала. На ней присутствовало огромное количество народа, что было очень показательно. Двадцать восьмого апреля на джинрикшах мы с профессором Сакумой и некоторыми членами оргкомитета отправились в горную часть города, которую до сих пор не посещали европейцы. Мы преодолели 34 мили по разбитой дороге, что было очень тяжело и утомительно, во всяком случае, для меня, учитывая моё физическое состояние. Мы заночевали в Хиконэ и продолжили наше путешествие на следующее утро. К полудню я уже мертвецки устал, но после обеда (в То-но-ичи, где мне подарили несколько редких книг) ещё какое-то время держался и, в конце концов, достиг желаемого пункта назначения – Фукутиямы. Всё местное население вышло посмотреть, как мы въезжаем в город. Меня встретила община богато одетых священников, которая возглавила шествие по городу. Я поселился в храме Фо-дзю-дзи и долго не расстилал свою постель, ожидая прихода его обитателей. Всё следующее утро я отдыхал, встречаясь с посетителями и принимая подарки в виде книг от всех первосвященников местных храмов (сект Дзен, Ничирен, Дзё-до и Син Сю). В 2 часа дня я читал лекцию для такого количества людей, которые могли войти в здание и, толкаясь, разместиться на его верандах и ступеньках. На следующее утро снова состоялась лекция перед огромным стечением народа, среди которого было много людей, приехавших из находящегося в двух ри4 Аябе, который я собирался посетить, но был вынужден вычеркнуть из списка пунктов моей поездки из-за усталости.
Затем ко мне подошли более 200 мальчиков из буддийской школы, и при перекрёстном опросе я обнаружил, что ни один из них не знал, кем был Господь Будда. Здесь царило такое же невежество, какое было на Цейлоне до того, как появился «Буддийский катехизис».
Второго мая мы проехали на джинрикшах до Сонобэ, где провели ночь. В пятницу мы сплавлялись по порогам реки Оригава от Сонобэ до Арасиямы, преодолев около 20 миль, и нам это плаванье очень понравилось. Я храню в памяти яркую картину горных ущелий, зелёной прозрачной воды, стремительных порогов, опасных манёвров среди острых скал и захватывающие дух водовороты – великолепный подарок на память! Из Арасиямы мы возвращались в Киото на джинрикшах, но перед дорогой мы пошли посмотреть на статую Будды из сандалового дерева, которой, как говорят, около 3000 лет, и которая является одной из трёх древних скульптур, доставленных сюда из Индии. Про это существует легенда, легенда для тех, кто хочет в неё верить. Утром после нашего возвращения в Киото мы стали свидетелями великолепного представления в Восточном храме Хонган-дзи, устроенного Учителем Отани Саном, изображавшим самого Шакьямуни. В нём принимала участие группа безвкусно одетых молодых людей, олицетворявших Бодхисаттв! Оргкомитет отвёл мне отличное место, с которого можно было рассмотреть проходившую мимо процессию в великолепных шёлковых одеяниях с серебряными и золотыми вышивками. Эти наряды заставили южных буддистов, воспитанных в традициях строгой простоты одеяний и образа жизни священства, широко раскрыть глаза. Когда мистер Отани подошёл к тому месту, где я стоял, он остановился и низко поклонился, что считается необычайной честью. Для многочисленных сектантов, смотревших на него как на своего рода полубога, это было таким же сильным шоком, как землетрясение. А я, хоть и испытываю благодарность за подобное выражение вежливости, всё же не могу сказать, что это было даже имитацией приветствия настоящего Будды, учитывая его великолепные одежды, которые, как мне кажется, стоят двадцать-тридцать тысяч долларов. Скорее, это было приветствие некоего знатного человека феодального двора Японии, возможно, важного посла, обученного до мелочей всем тонкостям придворного церемониала и умеющего сопровождать все свои послания величественным поклоном туловища на строго определённый угол. Во всяком случае, я совершенно чётко понял, что глава восточного Хонган-дзи ясно мне дал мне знать, словно произнёс, что буддисты Японии благодарны за мои усилия, направленные на укрепление влияния их религии, которая за последние пятнадцать веков успокоила и утешила так много миллионов страждущих.
____________________________
1 – см. статья «Буддийские и ин
2 – Футон – традиционная японская постельная принадлежность в виде толстого хлопчатобумажного матраца, расстилаемого на ночь для сна и убираемого утром в шкаф. – прим. переводчикадийские чётки» С. Е. Гопалачарлу, «Теософ», XI том, стр. 671.
3 – Мияко одори – танцевальный фестиваль гейш Киото. – прим. переводчика
4 – Ри – японская мера длины, соответствующая 3927 метрам. – прим. Переводчика
Перевод с английского Алексея Куражова
(376)(17).jpg)
27.11.2019 13:50
ЕЛЕНА02-12-2019 18:37:01
Как хорошо, что есть такие прекрасные воспоминания замечательных людей! Спасибо, Татьяна Николаевна!
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".