Листы старого дневника. Том II. Главы XVII, XVIII. Генри С. Олькотт
(1).jpg)
ГЛАВА XVII
ЖИВОПИСНЫЕ СЦЕНЫ
Наш путь домой был очень долгим, поскольку время от времени мы делали остановки, наносили визиты, Е. П. Б. вела разговоры, а я читал лекции. Поэтому до Бомбея мы добрались только на семидесятый день после того, как выехали из Симлы. События, сопровождавшие этот переезд, были запоминающимися, яркими, а иногда и драматическими, среди последних – болезнь Е. П. Б., угрожавшая её жизни. Но я буду рассказывать о них по порядку.
Нашу первую остановку мы сделали в Амритсаре, городе, который украшает архитектурный шедевр – Золотой Храм воинственных сикхов. Амритсар также является торговым центром и главным местом, где производятся кашмирские шали и рампурские чаддеры, которые так высоко ценятся женщинами с хорошим вкусом. Поскольку тогда ещё Свами Дайянанд Сарасвати относился к нам благосклонно и с полным доверием, наши отношения с его последователями были самыми дружественными, и местные отделения его «Арья Самадж» повсюду устраивали нам радушные приёмы и выказывали щедрое гостеприимство. На вокзале Амритсара нас встречали тридцать членов «Арья Самадж». Они проводили нас в специально подобранное бунгало, предоставили нам повара и снабдили несколькими необходимыми предметами обихода. Среди них оказались большие полосатые дарри (индийские хлопковые ковры). Они были положены на земляной пол и предназначались для наших посетителей, которые у нас на приёме могли сидеть на них, скрестив ноги. Стены здания были сделаны из кирпичей, переложенных слоями грязи согласно почти повсеместному индийскому обычаю. В качестве украшения на стенах висело множество дешёвых немецких литографических картин, без сомнения, изображающих дам лёгкого поведения, которые в той или иной степени красовались своими драгоценностями и цветами, но были почти что полуголыми. К этому времени встретившие нас люди ушли, и мы с Е. П. Б. остались в большой комнате один на один. Я почти взорвался от смеха, когда она, переводя взгляд от одной литографии к другой, вдруг изрекла весьма нелестное и едкое замечание относительно скромности прелестниц, которые на этих картинах являли собой какие-то аллегорические образы. Затем в течение нескольких часов мы развлекались, изучая огромный белый глиняный муравейник, выступающий в комнату со стороны одной из стен. Сидя на стульях, мы наблюдали за тем, как маленькие строители тысячами шныряют взад-вперёд, ведя строительство перегородок муравейника, несомненно, под руководством муравьёв-инженеров. Мы сделали в муравейнике небольшие отверстия и наблюдали за тем, как муравьи будут устранять эти повреждения. В проделанные нами отверстия Е. П. Б. положила обломки спичек и части не выкуренных до конца сигарет, чтобы узнать, за какое время муравьи смогут покрыть их грязью. После утомительного ожидания Бабулы, нашего мальчика, и приготовления пищи нашим поваром мы поехали взглянуть на Золотой Храм.
.jpg)
Золотой Храм в Амритсаре
Этот храм является одним из самых поэтических зрелищ. Его центральный рифлёный купол покоится на четырёх арках, которые венчают стены башни, расположенной в центре прямоугольного в плане главного здания. В его четырёх углах возведены мавританские башенки, подобно тому, как это сделано в Тадж-Махале. Стены храма увенчаны тесно примыкающими друг к другу крошечными куполами, а также выступающими с четырёх сторон декоративными эркерами, украшенными очень изящными резными решетками и перегородками из камня. Стены первого этажа разбиты на большие и малые резные панели. Всё строение стоит на вымощенной мрамором площадке, ограждённой бронзовыми перилами, в центре небольшого островка, окружённого прудом с кристально чистой водой, и создаёт впечатление дворца, вырастающего прямо из моря. Попасть в него можно по дамбе, выложенной квадратной плиткой из итальянского мрамора. По всему краю водоёма проложена широкая дорожка, мощённая таким же ценным камнем. Верхняя часть храма отделана золотом, и когда яркое индийское солнце глядит на него с лазурных небес, его сияющий образ легче представить, чем описать. Но в таком виде это сооружение стоит чуть больше ста лет, поскольку первоначально возведённый храм, строительство которого в 1580 году начал Рам Дас, а закончил его сын, был разрушен пороховым взрывом в 1761 году по приказу Ахмад Шаха. Священный пруд – Амрита Сарас, фонтан Бессмертия – был заполнен грязью, а само это место осквернено резнёй коров. Всё это – трогательные доказательства превосходства одной религии над другой, находить которые так склонны фанатичные солдаты и богословствующие политики. Но поскольку моя задача – не играть роль экскурсовода или археолога-морализатора, то я вместе с Е. П. Б. должен вернуться в наше бунгало со стенами из грязи, погрузиться в нашу пыльно-грязно-порочную атмосферу, вспомнить о тряске в тикка гхарри (наёмном экипаже), украшенном двумя скелетами лошадей, которые встречают посетителей. Перед отъездом мы в качестве нашего приношения бросили медные монеты на пол центрального зала храма, а затем задержались ещё на одну минуту, чтобы послушать акали, распевающих стихи из Грантха, священной книге сикхов, написанной на дублёных бычьих шкурах. После этого утомительного дня мы были рады пораньше лечь спать.
На следующий день из Лахора прибыла делегация членов «Арья Самадж» во главе с Раттаном Чандом Бари и Сирисом Чандра Басу, двумя очень эрудированными и благородными джентльменами, дружбу с которыми мне посчастливилось сохранить до настоящего времени. С этими тридцатью или сорока последователями Свамиджи состоялась очень интересная дискуссия, а вечером, когда мы остались наедине с двумя вышеупомянутыми друзьями, Е. П. Б. позвонила в «волшебные колокольчики» так чисто и мелодично, что за всё время нашего пребывания в Индии я таких чудесных звуков ещё не слышал. Она обратилась к ним с предложением, которое привело к досадному недоразумению между ними и ею самой. Поэтому будет лучшее о нём рассказать, поскольку этим я смогу предотвратить превратное толкование этой истории против неё. До этого времени мистер Синнетт не имел возможности обсуждать вопросы индийской мистической философии ни с одним образованным индусом, о чём он сожалел вместе с нами. Его переписка с Махатмой К. Х. продолжалась, но он хотел встретиться с Ним или одним из Его учеников воочию. Увидев в мистере Раттане Чанде подходящего человека для разговоров на философские темы, Е. П. Б. – как сказала она нам обоим – с согласия Учителя попыталась убедить его отправиться к мистеру Синнетту с запиской от К. Х. и играть роль Его посланника. При этом он был должен воздерживаться от того, чтобы рассказывать мистеру Синетту что-либо о себе, своём имени, социальном положении и месте жительства, но как можно полнее отвечать на все его вопросы, касающиеся религиозных и философских тем. Вдобавок к этому, Е. П. Б. гарантировала ему, что все необходимые идеи или аргументы будут вложены в его голову именно в тот момент, когда они потребуются. Мистер Р. Ч. и его друг С. Ч. Б., совершенно не зная о возможности передачи мыслей на расстояние, не видя Махатмы и не имея письма касательно Е. П. Б., выказали к этой идее самое сильное отвращение. Однако, в конце концов, они согласились и уехали в Лахор, чтобы взять необходимый для этой работы короткий отпуск и вернуться на следующий день. Когда они ушли, Е. П. Б. выразила мне своё удовлетворение и сказала, что их миссия будет самой настоящей, поскольку окажет благотворное воздействие на мистера Синнетта и благоприятно скажется на карме двух молодых людей. На следующий день вместо их возвращения к нам пришла телеграмма, в которой они сообщали, что решительно отказываются выполнять взятые на себя обязательства. Они прямо заявляли, что не хотят становиться соучастниками того, что, по их мнению, является обманом. У Е. П. Б. это вызывало сильное раздражение и возмущение. Она, не колеблясь, обозвала их парой самых настоящих болванов, упустивших свой шанс работать вместе с Учителями для достижения благой цели, который выпадает очень немногим. К этому она добавила, что если бы они вернулись, то необходимое письмо упало бы из воздуха прямо у них на глазах, и всё было бы хорошо. Это всего лишь один из тех случаев, когда что-то вполне достижимое для оккультиста, чьи внутренние чувства пробуждены, а психо-динамические силы полностью активны, кажется диким и невозможным для обычного человека, который не может себе даже представить, что этого можно достичь, не прибегая к обману или мошенническому сговору. Наши непроницательные молодые друзья, выбрав то, что они посчитали единственно честным решением, оказались предоставленными своей собственной карме и, по словам Е. П. Б., навредили сами себе. В скольких же случаях, подобных этому, бедная Е. П. Б. была неправильно понята и наказана за духовное невежество других людей, которым она так стремилась помочь!
В тот же самый день мы столкнулись ещё с одной неприятностью. Откровенное изложение наших эклектичных взглядов в отношении различных религий на конференции, состоявшейся днём раньше, казалось, так охладило пыл наших хозяев из «Ария Самадж», что в наших унылых апартаментах мы оказались предоставленными сами себе. И когда мы захотели есть, Бабула сказал, что нам не оставили ни готовой еды, ни топлива, ни топлёного масла, ни каких-нибудь других продуктов. Поэтому нам ничего не оставалось, как послать его на базар и там купить всё необходимое. На закате, поскольку до этого так никто и не появился, мы с Е. П. Б. наняли экипаж и поехали на поиски членов «Арья Самадж». В итоге мы нашли одного из них и пришли с ним к взаимопониманию, а через него – и с другими. После этого они сильно извинялись, и на следующее утро у нас уже было много еды и топлива, чтобы её приготовить.
Во второй половине дня мы вновь пошли к храму, чтобы ещё раз насладиться его красотой. Там мы увидели несколько сотен факиров и госсейнов[1], вызывающих в той или иной степени отвращение; молящихся акали; толпы падающих ниц паломников; зажжённые фонари, горящие внутри храма; а также высоких пенджабцев, величественно прогуливающихся по гладким мраморным тротуарам. Повсюду царило оживление, и кипела жизнь.
Проявляя вежливость и уважение, за нами следовали толпы народа, а в самом храме нам поднесли гирлянды и угостили леденцами. В храме, где на всеобщее обозрение под присмотром акали были выставлены мечи, заточенные стальные диски, кольчуги и прочие предметы воинской доблести сикхских воинов-священников, к своему удивлению и радости я столкнулся с одним из Учителей, который в тот момент находился среди охранников. С улыбкой, полной любви, Он подарил каждому из нас свежие розы, благословляя своим взглядом. Легко представить, что от прикосновения Его пальцев, когда Он дарил мне цветок, меня охватил трепет, пробежавший по всему телу.
Двадцать седьмого октябрь для огромной аудитории я прочитал лекцию на тему «Арья Самадж и Теософское Общество», а двадцать девятого числа – на тему «Прошлое, настоящее и будущее Индии», текст которой можно найти в моей книге «Теософия, Религия и Оккультная Наука». Видели бы люди, которые думают, что индусы лишены патриотических чувств, какое воздействие эта лекция произвела на огромную аудиторию! Когда я описывал величие древней Индии и упадок современной, по рядам распространялся радостный шёпот, сменяющийся вздохами глубокого сожаления. В один момент люди могли восхищённо и неистово аплодировать, а в другой – сохранять полное молчание и глядеть на меня глазами, полными слёз. Это меня поразило и восхитило, а мои собственные чувства были так сильно потрясены видом их молчаливого горя, что я сам чуть не расплакался. Это был один из тех случаев, так часто происходивших в наших отношениях с индусами, когда наши сердца сплетали узы братской любви, а мы сами чувствовали, что благословлены уже тем, что смогли приехать в Индию, чтобы жить среди наших духовных собратьев и служить им. Мне припоминается аналогичный случай, когда я сопровождал миссис Безант в её первом путешествии по Индии. На какой-то станции в Южной Индии она читала лекцию на тему «Место Индии среди других народностей», если мне не изменяет память. Поймав божественное вдохновение и используя фразы, почти идентичные моим, она заворожила аудиторию, заставив её реагировать так, словно та являлась одной огромной арфой. Тронув струны этой арфы своими искусными пальцы, миссис Безант могла по своему выбору извлекать из неё любые созвучия. Возвращаясь домой, мы сидели в вагоне в немом восхищении и не могли произнести ни слова, словно только что вышли из комнаты, где Учитель Музыки вызывал симфонии из Девалоки. Тот, кто никогда не чувствовал трепет вдохновения, охватывающий всё его существо, не знает, что означает сила красноречия!
Также я должен упомянуть и о визите одного пандита из кашмирского города Джамму в виду того, чтó он сказал относительно нашего обучения санскриту. У него был ясный, твёрдый голос, великолепное знание языка и впечатляющая внешность. Между нами состоялся долгий и интересный разговор, и мы поняли, что он, скорее, фанатик, чем эклектик. Уходя, он обернулся ко мне и сказал, что я должен приложить все силы, чтобы изучать санскрит, поскольку этот язык единственный, который полезен мне в следующем воплощении. Возможно, он считал, что мы можем перевоплотиться в какой-нибудь до сих пор неоткрытой пандит-локе!
Мы задержались в Амритсаре ещё на несколько дней, чтобы получить уникальную возможность лицезреть Золотой Храм и освещение пруда во время празднования Дивали, Нового Года. Это зрелище стоило того, чтобы его дождаться. В сумерки за нами прислали экипаж, на котором мы поехали к Башне с часами, современному строению, расположенному рядом с прудом. С неё открывался прекрасный вид на великолепный храм, украшенный ярко горящими золотыми и малиновыми фонарями, чередующимися друг с другом. От верхушки центрального купола к угловым башенкам были натянуты ленты с подвешенными на них разноцветными светильниками. Основание здания освещалось затейливой вереницей чираг, или маленьких глиняных фонарей, имеющих форму Йони. Они крепились к бамбуковым рамам, сложенным в художественно оформленные геометрические узоры, которые можно видеть на балконах, оконных экранах, дверях и т.д. по всей Верхней Индии. Издалека казалось, что храм обёрнут в сверкающие золотом кружева. Края ведущей к храму дамбы, вся дорожка вокруг пруда и фасады домов, расположенных поблизости, также освещались бесчисленным множеством подобных фонарей. Грандиозные фейерверки, которыми индусы всегда славились, превратили всё вокруг в прекрасную волшебную страну. С вершин четырёх угловых башенок в небо взметались огромные вазы из цветных огней, извергавшие пламя большие цветочные горшки, колёса Екатерины[2], римские свечи, ракеты и напоминающие взрывы бомб огненные вспышки.
Все эти огненные фигуры озаряли своим светом вечернее небо и отражались в спокойной глади пруда, освещая также и большую модель древнего индусского корабля, стоявшего рядом с дамбой. Время от времени в безоблачное тёмно-синее небо медленно поднимались воздушные шары, увлекающие за собой на лентах маленькие фонарики, плывущие по небу, словно звезды. На самых крупных из них были изображены религиозные символы, такие как фаллос, йони, двойной треугольник – печать Вишну – и другие. Появление каждого из них встречалось радостными возгласами вперемешку со звоном колокольчиков и музыкой военного оркестра. И в момент наивысшего народного ликования началось многотысячное шествие сикхов вокруг пруда во главе с высокими акали, несущими знамя Великих Гуру. Затем все люди в составе этого шествия и присоединившиеся к нему позднее стали распевать гимны в честь основателя сикхизма, Гуру Нанака.
На следующий день мы сели на поезд и поехали в Лахор, где нас ждал тёплый приём. На железнодорожном вокзале нас встретила многочисленная делегация членов «Арья Самадж». Они сопроводили нас в бунгало, связанное с большим англо-индийским пансионом, расположенным возле общественного сада. Затем они, покинув нас, разъехались по домам на обед и вернулись к нам только в 9 часов вечера. Мы все вместе расположились на полу и допоздна обсуждали метафизические вопросы, после чего единственным нашим желанием было добраться до кроватей. Темами наших споров являлась природа Ишвары и личностность Бога. В ходе этих споров мы вместе с Е. П. Б. высказывали убеждения, прямо противоположные их собственным. В ту пору англо-индийские газеты пестрили злобными статьями, направленными против нас, и мы ещё больше стали ценить дружелюбное отношение индийцев. В воскресный день 7 ноября я выступал перед многолюдной аудиторией, что уже стало обычным делом. Среди европейцев в ней находился доктор Лейтнер, знаменитый востоковед, президент Пенджабского Университетского Колледжа. В конце моего выступления, Сабхапати Свами, претендующий называться Йогом, произнёс бессвязную приветственную речь, в которой его хвалебные слова в наш адрес чередовались с пышными самовосхвалениями. Вместе со своим окружением он приехал к нам на следующий день и пробыл у нас с 9.30 до 16.00, за это время довольно основательно испытав наше терпение. Сложившееся у нас до этого благоприятное мнение о нём было испорчено бесконечными рассказами о его подвигах, которые он якобы совершил, будучи йогом. По его словам, он совершил путешествие к озеру Манасаровар в Тибете, преодолев по воздуху расстояние в двести миль и поднимаясь до вершины Горы Кайлас, где он увидел Махадеву! Простодушные иностранцы, за которых он принимал нас с Е. П. Б., возможно, и могли бы поверить в такие нелепые бредни, как эти. И я совершенно ясно указал ему на это. Я сказал, что если бы он стал говорить о своих путешествиях в астральном теле или с помощью сил ясновидения, то в возможность этого мы могли бы поверить. Но в то, что он в физическом теле перенёсся к озеру Манасаровар в окружении двух Риши, упомянутых в Махабхарате, и к несуществующей в физическом мире горе Кайлас[3] – извините, не верим: пусть он рассказывает это кому-то другому.
Семеро членов «Арья Самадж», включая двух скептиков, посетивших нас в Амритсаре, вступили в Теософское Общество и помогли открыть его местный Филиал. За время ожидания на станции мы приняли множество посетителей, с которыми обсуждали религиозные темы, и ни минуты не находились без того, чтобы нас не отвлекали. Например, 10-го числа в город прибыл вице-король лорд Рипон, и мы стали свидетелями эффектного театрализованного представления, устроенного в связи с его приездом. Он восседал на покрытом сверкающей золотой тканью огромном слоне, на голове которого красовались огромные золотые или позолоченные украшения. Хаудах (слоновье седло) также был позолочен, а над головой Его Превосходительства пёстро одетый слуга-азиат держал золотой зонтик. За лордом на слонах в порядке старшинства следовали пенджабские махараджи и раджи, которых также на слонах сопровождали европейцы, по предположению Е. П. Б. их охранявшие. Затем последовала европейская и бенгальская кавалерия, солдаты-индусы в красных мундирах, индийские копьеносцы и алебардщики, верховые, музыканты с военными барабанами и громогласными цимбалами, короче говоря – цирк Барнума, которому не хватало лишь караванов диких животных, повозки с оркестром и одного-двух верблюдо-леопардов, чтобы сделать полным сходство этой процессии с цирком! Я совершенно уверен, что все англичане, участвовавшие в этом параде, чувствовали себя круглыми дураками, а все независимые местные правители были унижены этой публичной демонстрацией завоевателей и побеждённых, истинный смысл которой знали и те, и другие. Мы с Е. П. Б. наблюдали за этим зрелищем с одной из башенок железнодорожной станции, напоминавшей крепость с зубьями, которая, в действительности, и была построена для того, чтобы в случае необходимости служить оборонительным сооружением. Меня надолго рассмешили разряженные участники этого представления и комментарии Е. П. Б., которые она отпускала по поводу него. Позже в одном из своих неподражаемых писем в «Русский Вестник» она заставила смеяться всю Россию по поводу отсутствия на этом параде махараджи Кашмира. Сначала все заподозрили, что в нём кроются какие-то политические мотивы, но позже выяснилось, что его истинной причиной явился всего лишь приступ диареи!
В честь визита Вице-короля в садах Шалимара, широко известном месте отдыха, построенном Али Мардан Ханом в семнадцатом веке, была устроена праздничная иллюминация. Из всех зрелищ, которые я когда-либо видел в Индии, это было одним из самых восхитительных. Когда-то сад состоял из семи частей, олицетворяющих собой семь степеней исламского рая, но до наших дней дошли только три из них. В центре этого сада располагался водоём, напоминающий пруд, окаймленный зубчатым валом, из которого возвышались трубки для фонтанов. Вода из него каскадом стекала по наклонной мраморной поверхности, испещрённой декоративными ромбовидными узорами. Сад украшали беседки, башенки и другие конструкции, среди которых – расходящиеся в разные стороны длинные узкие каналы, обрамлённые низкими валами почти вровень с окружающими их лужайками. Только представьте себе этот удивительный уголок земли индийской звёздной ночью: мерцающие чираги, расставленные по краям тропинок и каналов; деревья с ярко светящимися разноцветными фонариками; химические огоньки изумительных оттенков, купающиеся в водах центрального пруда. Добавьте к этому множество ярко и пёстро одетых людей, самых мужественных из когда-либо живших на свете, которые наводнили все тропинки. А с безмятежного неба на всё это взирают сияющие звёзды. Я побывал во многих странах и повидал много народов, но никогда не видел такого стечения красивых смуглолицых сикхов, пенджабцев, кашмирцев и афганцев, облачённых в золотые и серебряные одежды, а также тюрбаны всевозможных тончайших оттенков, какие только могут быть созданы искусством художника.
__________________________________________
1 – госсейн – странник или отшельник в Индии – прим. переводчика
2 – колёсо Екатерины – архитектурная форма, представляющая собой готическую розу – прим. переводчика
3 – не вполне понятно, почему Г.С. Олькотт считает Священную Гору Кайлас физически не существующей – прим. Переводчика
.jpg)
ГЛАВА XVIII
На следующий день после праздника в садах Шалимару у нас наконец-то появилась возможность из первых рук узнать про доктрины Общества «Брахмо Самадж» благодаря лекции, которую всем нам прочёл Бабу Протап Чандра Мозумдар. Наше первое впечатление, вероятно, было таким же, как и у тысяч и десятков тысяч других людей, которые слышали его выразительные и наукообразные речи. Мы, как и другие приезжие в Индии, были поражены знанием английского языка, которым так замечательно овладел образованный индус, и как зачарованные находились под сильным впечатлением до окончания его выступления. Но когда мы начали подводить его итоги, то обнаружили, что в словах нашего лектора было больше музыки, чем пищи для ума: он был блестящим оратором, но не эрудитом, и мы вышли с лекции с чувством неудовлетворённости, словно объелись кремовых пирожных с безе. Разумеется, в своей лекции «Брахмо Самадж и его отношение к Индуизму и Христианству» он очень чётко охарактеризовал это Общество и рассказал о его принципах. Он говорил экспромтом или, во всяком случае, «без бумажки», ни разу не запнулся, произнося слова, и всегда безошибочно подбирал самые подходящие синонимы для выражения своих мыслей наилучшим образом. Этим он напоминал миссис Безант. Он сказал нам, что «Брахмо Самадж» вобрало в себя все лучшее, что существует в Ведах, Упанишадах, Пуранах, Бхарате и Гите, а также в христианстве и других религиях, отвергая только шлак. В течение долгого времени в Книге «Брахмо Дхарма» содержались лишь выдержки из Упанишад, и я подумал, что, к сожалению, члены «Брахмо Самадж» отошли даже от них. Они согласны с христианами в том, что человек беспомощен и зависим от личного Бога, но, стоя за дверью во время одной из их служб, я поразился духом нетерпимости, витавшем в этом Обществе. Они практикуют какой-то вид йоги и, решительно следуя путём Бхакти Марга, как и Армия Спасения, устраивают марши со звоном меди и бряцаньем цимбал. Убежденный теист, Протап Бабу говорил об Иисусе как о некоей более великой исторической личности по сравнению с другими, но всё же считал его человеком.
Ярким контрастом по отношению к этому явился дурбар Вице-короля, данный лордом Рипоном. Он состоялся 15 ноября и проходил под специальным навесом. Для этого был построен огромный зал с крышей из опорных балок, которые обтягивали большие листы синей ткани в полоску, служившие потолком образовавшегося помещения и его стенами; его пол был застелен тёмно-красными коврами, а внутреннее пространство освещалось яркими люстрами. Вице-король восседал на позолоченном серебряном троне, одетый в парадный костюм с изобилием золотых кружев и вышивки, в белых бриджах и белых шёлковых чулках. Его грудь наискосок пересекала голубая лента, смотрящаяся на фоне блестящих орденов как синий ручеёк, пробегающий между берегов с ювелирными украшениями. Позади него стоял слуга-пенджабец в восточном одеянии, размахивая индийским тёмно-вишнёвым веером с вышитыми на нём рисунками королевского оружия; двое других махали кисточками (чамарами), сделанными из белых хвостов тибетских яков, и ещё двое держали рога изобилия. В совокупности это создавало присутствие всех символов верховной власти: в целом весьма пёстрая картина для глаза американца. Собравшиеся сидели на стульях, расставленных параллельными рядами друг напротив друга, европейцы по правую сторону от Его Превосходительства, индийцы – по левую сторону, оставляя широкий проход, ведущий к трону, открытым. Индийским раджам, махараджам и прочим князьям были отведены места в соответствии с их рангом таким образом, что наиболее титулованные из них располагались к Вице-королю ближе, чем другие. Каждого из них у дверей встречали артиллерийским салютом в окружении войск действующей армии под музыку оркестра, а церемониймейстер, мистер (ныне Сэр Альфред) Лайолл, в одеянии дипломата провожал их к подножию трона. Каждый принц подавал нуззур – приношение в виде определённого количества золотых монет, которые Вице-король «трогал и смягчался» (но не забирал). После этого принц кланялся, и его провожали на своё место. Затем то же самое происходило со следующим человеком, а дальше по порядку со всеми остальными. Только вообразите себе, как же скучно сидеть в течение нескольких часов, наблюдая за этим утомительным притворным представлением! Я удивляюсь, как ближе к его концу Вице-король не вызвал у присутствующих зевоту. И всё же это было яркое зрелище и его стоило бы посмотреть ещё раз. После того как Вице-король принял всех принцев, он перешёл к церемонии вручения изысканных подарков – ювелирных изделий, сделанного из серебра оружия, сёдел и так далее. Однако князья их «трогали» и забирали себе, а затем слуги уносили подарки. Нельзя вообразить большего контраста между великолепными платьями и украшенными драгоценными камнями тюрбанами князей с одной стороны и обыденными, невзрачными и грубо скроенными костюмами далёких от военного дела зрителей-европейцев с другой.
Через два дня я оставил Е. П. Б. в Лахоре и отправился в Мултан, чтобы прочесть там обещанные мною лекции. Тем же самым вечером пять лет назад в Нью-Йорке я читал свою инаугурационную речь, посвящённую новорожденному Теософскому Обществу.
Главная улица в Мултане оказалась широким проспектом, вымощенным кирпичом, вдоль которого выстроились магазины, ничуть не уступавшие торговым лавкам в других индийских городах. В них выставлялись эмалированные серебряные изделия, шёлковые ткани, хлопчатобумажные и шерстяные ковры и так далее. Также в городе находился большой местный филиал Общества «Арья Самадж», а также филиал нашего собственного Общества, возглавляемый одним из лучших людей Индии, доктором Джасвантом Роем Бходжапатрой (Jaswant Roy Bhojapatra). Два вечера подряд я читал лекции, а днём отправился на прогулку по городу, чтобы осмотреть достопримечательности, среди которых одна по своей жалкой многозначительности соответствовала могиле Адама! Это – храм Нарасинха Аватара Вишну, который благодаря остроумию своего создателя был построен в форме человека-льва, защищающего добродетельных людей и наказывающих порочных. История (если мы уверуем в то, что это действительно «история») гласит, что Вишну расколол одну из железных колонн зала для проведения дурбаров, принадлежавшего одному злобному царю, вышел из неё и разорвал тирана на куски. При этом все, как сговорились, указывают на одну и ту же Колонну в этом Мултанском храме. Что может быть лучше этого, кроме, неверное, могилы Адама, у которой Марк Твен – как им не восхищаться – искренне оплакивал потерю этого почтенного предка и стал примером для всей возрождённой расы человечества!
Когда я вернулся в Лахор, то узнал, что бедную Е. П. Б. сразила пенджабская лихорадка, а верный мальчик Бабула за ней ухаживал. Она была очень беспокойной и жаловалась на удушье, а всё её тело горело. Я просидел с ней всю ночь, но она не позволила мне послать за доктором, сказав, что она поправится уже к утру. Однако дела были плохи, и лучший местный врач, которого привели к Е. П. Б., сказал, что её случай тяжёлый и прописал хинин и дигиталис. Вечером того же дня мне надо было прочитать лекцию, что я и сделал. После этого я снова превратился в медсестру и давал Е. П. Б. лекарства, которая ночью уже спала здоровым сном. На следующий день кризис миновал, и врач констатировал, что ей ничто не угрожает. Вторая ночь тоже прошла спокойно, а на следующий день появились несомненные признаки её выздоровления: на сумму в сто рупий она накупила платков, вышивок и других вещей у одного из индийских разносчиков, называемых здесь коробейниками (box-wallahs), которые осаждают всех постояльцев дак бунгало. Её заинтересовал простой гипнотический эксперимент, который я провёл тем же вечером с некоторыми посетителями-индусами, пожелавшими узнать, кто из них в бóльшей степени чувствителен к гипнотическому влиянию. Я попросил их встать лицом к стене, прикоснуться к ней своими пальцами и закрыть глаза, а сам в это время тихонько становился позади них и по очереди подносил к спине каждого испытуемого свои ладони, не касаясь их спины. Затем я концентрировал свою силу воли и заставлял людей падать назад в мои объятья. Чтобы опыт был честным, Е. П. Б. вглядывалась в их лица, а я делал «пассы». Мне хотелось бы знать, какое объяснение этому простому, но наглядному эксперименту смогут дать гипнотизёры, которые отрицают существование месмерической ауры. Ни один из испытуемых не имел ни малейшего представления о гипнотической науке, при этом я не проронил ни слова о цели этого эксперимента.
По непонятной причине, связанной с её покупками или нет, у Е. П. Б. возник рецидив лихорадки, и она провела ужасную ночь в метаниях и стенаниях, периодически сменявшихся капризами. Утром ей снова стало лучше, и она утешилась ещё бóльшим количеством покупок! Во второй половине дня мы провели собрание и организовали местное отделение Теософского Общества, назвав его Пенджабским. Мне вспоминается связанный с этим забавный эпизод. Два человека, некий джентльмен и его сын, являясь ортодоксальными индуистами, проявили интерес к нашим идеям, но из соображений секретности попросили встретиться со мной порознь. Каждый из них хотел вступить в Общество, не говоря об этом другому. Поэтому я решил, что сын вместе с другими заявителями должен пойти в комнату Е. П. Б., а отец – прийти в мою собственную, но за пятнадцать минут до начала обычного приёма посетителей. Я попросил Е. П. Б. задержать разговором людей у себя в комнате, а в это время принял отца в Общество в соответствии с установленными правилами. Затем, извинившись, я оставил его на полчаса, дав книгу для чтения, и направился в комнату Е. П. Б., где принял в члены Общества других кандидатов. После этого, извинившись уже перед ними, я сказал, что на пять минут их покину. Затем я снова вернулся к отцу и сообщил, что мы открыли новый Филиал Общества и попросил его пройти вместе со мной, чтобы участвовать в выборах его администрации. Каково же было его удивление, когда он увидел своего сына сидящим на полу вместе с другими полноправным членом Филиала Теософского Общества! Когда я объяснил, что происходит, минутный конфуз тут же сменился громким смехом, а Е. П. Б. радовалась такой развязке больше всех остальных. Тем же вечером мы отправились поездом в Амбалу, а оттуда – в Канпур, где состоялись длинные метафизические дискуссии и две моих лекции. После этого мы вернулись в Аллахабад к нашим дорогим друзьям Синнеттам.
Оставив своего коллегу с ними, я отправился в Бенарес в гости к ныне покойному почтенному махарадже, титул которого очень часто упоминается в индуистских и буддистских текстах, и, следовательно, восходит к седой древности. Он прислал для меня на станцию экипаж с людьми из его свиты, чтобы передать через них своё приветствие. Меня поселили в садовом домике недалеко от дворца махараджи у большого пруда, в тихих водах которого отражался возведённый им великолепный храм.
На следующее утро состоялся мой первый разговор с Его Высочеством, к которому меня привёл талантливый и уважаемый санскритолог Бабу Прамада Даса Миттра вместе с неуважаемым раджёй Сивапрасадом. Как раз в это время праздновался день рождения молодого принца, по случаю чего во дворце собрались самые лучшие танцовщицы. Махараджа с посеребрённой сединой головой и усами подобно настоящему патриарху подготовился ко встрече и принял меня очень сердечно. Он усадил меня рядом с собой и своим сыном под балдахин из вышитой кашемировой ткани, накинутой на четыре тонкие рельефные серебряные колонны, ножки которых покоились на тёмно-красных и серебристых опорах. Махараджа был облачён в зелёную кашемировую мантию с шёлковыми штанами и рубашкой, а на его голове красовалась парчовая шапочка. Его сын был одет в переплетённую золотом узорчатую зелёную парчу и шапочку, украшенную эгретом [4] с бриллиантом, обрамлённым перьями.
Представление индийских танцовщиц оказалось весьма тягостным зрелищем, заставляющим западного человека зевать. Перед нами танцевали три красивые молодые девушки в нарядных костюмах и одна женщина постарше. Они двигались под звуки индийских музыкальных инструментов, бесконечно меняя позы, топая по полу своими маленькими ножками и оборачиваясь вокруг себя. Это сопровождалось волнообразными покачиваниями их рук, змеевидными движениями пальцев, пением соблазняющих песен на хинди и похотливыми подмигиваниями. Я почувствовал, как по моему телу побежали мурашки, и у меня возникло сильное желание выйти в сад, чтобы там спокойно покурить. Но старому махарадже эти танцы, по-видимому, нравились, и он благожелательно взирал на происходящее сквозь свои очки в золочёной оправе. Поэтому я был вынужден остаться на месте и досмотреть представление до конца. Перед ним стоял огромный серебряный чиллум (кальян) с завёрнутой в белую шёлковую ткань очень длинной гибкой трубкой, заканчивающейся украшенным драгоценностями мундштуком, через который он то и дело его покуривал. Когда, в конце концов, мне было позволено покинуть махараджу, он надел на мою шею плетёную гирлянду из обрамлённой золотом красной ленты, нанёс на мои руки индийские духи и выразил огромное удовольствие от встречи со мной. Мы договорились с ним, что я поеду в город, отыщу там его большой дворец, известный как Монетный Дом, и в следующий вторник прочитаю в нём лекцию.
Этот дворец называется Монетным Домом, так как в прежние времена предки махараджи в нём чеканили монеты. Это большое беспорядочно построенное сооружение очень сильно напоминало один из Версальских Дворцов, будучи идеальным местом для призраков. И в самом деле, когда той ночью я остался совсем один в огромной комнате, бóльшей, чем многие лекционные залы, я почувствовал себя так, словно в любую минуту готов проснуться, потревоженный легионами шаловливых призраков. Однако ко мне никто не явился и не побеспокоил. Вечером того же дня ко мне приехал доктор Г. Тибо, эрудированный учёный и ректор бенаресского колледжа, с которым у нас за ужином состоялся интересный разговор. На следующий день я нанёс ему ответный визит, а также встретился с Раджёй Сивапрасадом и Бабу Прамадой Дасом Миттрой. А днём позже мы отправились выразить своё почтение Маджи, женщине-аскету, или йогине. Обсуждая с нами религиозные вопросы, она была очень любезной и общительной. В тот же день мы посетили устроенный в саду ретрит йога Бхаскаранды Свами, не носившего никакой одежды, но приятного и притягательного. Я остался от него в восторге. В 6 часов вечера в городском зале, переполненном людьми, я выступал с лекцией на тему «Индия». Мне сказали, что на ней присутствовали «все аристократы и учёные Бенареса». Также на неё пришёл старый махараджа со своим сыном. Моим переводчиком, причём очень даже неплохим, был раджа Сивапрасад. Невзирая на его недостатки, он владел английским языком в совершенстве. Теперь он уже умер, и никакие хорошие или плохие слова не могут на него повлиять. Но на протяжении всей своей жизни он был льстивым придворным и подхалимом, который заискивал перед каждым чиновником-европейцем и получал титулы, поместья и разные почести. Вместе с тем, он заслужил презрение и своих соотечественников, и европейцев, перед которыми он «послушно преклонял колени». Ну, что же, он получил то, что хотел. Я никогда не забуду, как доктор Тибо посмотрел на меня после ухода этого раджи, который рассказал нам перед этим, как во время пенджабской кампании Лоуренса он проник в лагерь Ранджита Сингха и пересчитал всё его оружие, чтобы донести об этом лорду Лоуренсу. Подняв брови, невозмутимый немецкий востоковед заметил: «У ратши сахипа фесьма сфоеопрасные претстафления о патриотисме!», – с чем я согласился. Возвращаясь после утреннего плаванья на корабле по Ганге, мы втроём поехали вдоль набережной, чтобы увидеть уникальное зрелище – утреннее омовение десятков тысяч благочестивых индусов. Они заполонили ступеньки разрушающихся гхатов [5] и полуразрушенных дворцов по берегам реки; они сидели на деревянных помостах, защищённых навесами или пальмовыми листьями, и молились; они стояли по колено в воде; они били своё постиранное бельё о каменные ступеньки; аскеты обмазывались священным пеплом; женщины полировали грязью свои бронзовые кувшины, пока они не приобретали золотой блеск, наполняли их водой из Ганги и уносили их на левом бедре; они толпились у гхат, где на погребальных кострах сжигали мёртвых, а другие умершие ожидали своей очереди.
Бенарес (Варанаси) сегодня. Ступени для ежеутреннего омовения.
Утреннее солнце ярко освещало сверкающую бронзу, красные одежды, белые тюрбаны и бурлящую толпу народа, который в давке шнырял то вверх, то вниз по широким лестницам, поднимающимся вверх к многолюдным городским улицам. А в это время необычный корабль с павлиньим носом направлялся к причалу или плыл вниз по течению реки. Такое зрелище можно увидеть только в Священном Бенаресе в ранние утренние часы.
Однако больше всего впечатляет то, что оно ежедневно повторяется с самых давних пор. И сейчас всё происходит точно так же, как когда среди людей воплотился Аватар Кришна. Но как долго это будет продолжаться, не может сказать ни один смертный. Время уже наложило свою руку на постройки по берегам реки. Некоторые из самых прекрасных величественных дворцов и гхатов для омовения превратились в руины. Огромные части каменной кладки, размытые течением реки, попадали друг на друга, а их фундаменты ушли под воду; обнажив кирпичную кладку, со стен дворцов слетела штукатурка. На камнях древних храмов, разрушенных завоевателями, была построена огромная мусульманская мечеть, купол и минареты которой сегодня доминируют в панораме местности. Гхат для сожжения умерших находится в плачевном состоянии, и погребальные костры устраиваются прямо на каменных развалинах. Все истинные верующие из разных каст, которых можно видеть во время утреннего богослужения на городской набережной, кажутся, большей частью, совершающими их небрежно и производят впечатление людей, не тронутых глубоким религиозным чувством. Кажется, что на самых святых и древних арийских храмах начертано слово «Ихавод» [6], причём сделано этой рукой западного прогресса, который, обогатив народы, лишил их духовного начала; наполнив кошельки, он опустошил их сердца.
Мои добрые друзья Бабу Прамада Даса Миттра и Рама Рао с удовольствием проводили меня к известному йогу, чьё имя, к сожалению, не записано в моём дневнике. Он сидел на открытом воздухе в треугольном дворе одного из домов на берегу Ганги, а вокруг него столпились пятьдесят-шестьдесят человек. Он был красивым статным мужчиной, имевшим почтенный облик, и казался погружённым в медитацию и частично вошедшим в состояние транса. Его внешняя чистота приятно контрастировала с отталкивающей неряшливостью и убогостью большинства саньясинов. Мне сказали, что он очень хорошо разбирается в системе Патанджали и уже в течение многих лет считается одним из самых выдающихся йогов Индии. Конечно, будучи в Индии новичком, я составил мнение о нём на основании людской молвы, и, выйдя вперед, почтительно поприветствовал его по древнему обычаю. У меня состоялся недолгий разговор с его учениками, после чего я удалился. Однако вскоре мои иллюзии развеялись, когда выяснилось, что в действительности в тот момент он судился за 70000 рупий, которые он хотел получить и прилагал для этого все свои силы. Голодный йог после получения такого количества рупий – это действительно парадокс, но, само собой разумеется, этим я никого ни к чему не призываю.
Оттуда я отправился на собрание Общества пандитов Бенареса, состоявшееся в мою честь. На нём я вновь призвал его членов рассмотреть проект об учреждении соответствующего комитета, который бы занялся поиском новых санскритских слов-синонимов, эквивалентным нашим западным, греческим, римским научным терминам и подобным им понятиям. Конечно же, они обещали и, конечно же, ничего в этом направлении не сделали.
На следующий день я впервые встретился с пандитом Балой Шастри. Доктор Тибо считал его величайшим знатоком санскрита во всей Индии. Он являлся Гуру некоторых высокопоставленных индийских князей и пользовался всеобщим уважением. Однако вскоре после нашей встречи он умер, и с его уходом страна понесла потери, которые кажутся невосполнимыми. Мне хочется, чтобы наши западные литераторы увидели его таким, каким в тот день увидел его я. Передо мной предстал бледный человек среднего роста и хрупкого телосложения. Он держался спокойно и с достоинством, а его лицо было кротким и привлекательным, ничуть не омрачённым даже следами животной природы и низких страстей. Это было лицо поэта или мудреца, живущего в мире мысли и едва прикасающегося к мирской суете, а пара его излучающих разум тёмных глаз, блестящих, кротких и спокойных, часто воскресает в моей памяти на протяжении всех шестнадцати лет, прошедших с тех пор. Его сопровождал другой пандит, библиотекарь бенаресского колледжа, который тоже принял участие в нашем разговоре. Я сделал всё возможное, убеждая их в необходимости безотлагательно возрождать санскритскую литературу, содержащую бесценные произведения, которые так нужны в настоящее время, когда духовные надежды мира утопают в море материализма. Я осмелился заметить Бале Шастри, что если индуизм и индийскую философию постигнет забвение, то ответственность за эту катастрофу, в первую очередь, ляжет лично на него, поскольку он был способен её предотвратить как никто другой. Я предложил ему, чтобы он как представитель класса пандитов с одной стороны и мы как орган пропаганды, охватывающий весь мир, с другой стороны объединили наши усилия. Я попросил его организовать закрытое собрание руководителей бенаресских пандитов и разрешить мне на нём выступить. С этим он согласился, и Бабу Прамада Даса Миттра сделал для этого всё необходимое.
В тот же день в 16 часов из Аллахабада медленным поездом приехала Е. П. Б., и мы были так рады друг другу, словно встретились после долгой разлуки.
___________________________
4 – Эгрет – мужское украшение, которое одевалось на чалму или другой головной убор по центру, в середине лба – прим. переводчика.
5 – Гхат – каменное ступенчатое сооружение, служащее для ритуального омовения индуистов и/или как место кремации – прим. переводчика
6 – Ихавод (на иврите – «бесславие») – сын Финееса и внук Илия, названный так своею матерью, потому что он родился тотчас по получении ею печальной вести о взятии Филистимлянами в плен Ковчега Завета и о смерти её свёкра и мужа – прим. переводчика.
Переводс английского Алексея Куражова
(46).jpg)
04.12.2016 13:25
Людмила Матвеева19-12-2016 19:26:01
Алексей, Татьяна, в комментариях к предыдущей главе поступило предложение продублировать этот труд на других сайтах. У меня подобная мысль тоже возникала много раз, но всё никак не доходили руки. Наконец, я всё же приступила к этой задаче и уже перенесла на свой сайт 23 главы первого тома, вот адрес:
http://obshinakryliaduha.ru/fo rum/7-720-1
Это на случай, если у Алексея будут какие-то пожелания по поводу оформления.
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".