Камешек. Новеллы. В. Г. Кушнаренко-Суртаева
.gif)
.gif)
От автора
Камни живут долго. Многие тысячи жизней живых существ оказываются рядом с ними, переживают, любят, вовлекают эти камни в свой мир, умирают, а они, камни, внимают им и хранят молчание.
Интересным образом попал ко мне маленький камешек в год змеи, похожий на головку кобры, и разбудил во мне желание попутешествовать с ним по прошлым жизням.
Конечно, это мои фантазии, но камень молчит и пристально смотрит через мои глаза в самое сердце, словно я задолжала ему, словно настойчиво призывает меня рассказать о нём и о тех, с кем он общался, – и я уступила этому зову.
.gif)
Этот сборник новелл
я посвящаю своей дочери
Наталье Ивановне Джаббаровой,
в девичестве Кушнаренко,
которая всегда была мне другом
и помогала мне
в работе и в жизни.
.jpg)
(4).png)
ГРАЛЛИ
В местечке, поднятом с одной стороны горами и окружённом плотной стеной хвойного леса, а с другой - отвесными скалами - тепло. Широкая многоводная река стекала с Белков, видных вдалеке, и рассекала долину на две противоположности. Если один её край был чёрным, неприветливым и даже угрюмым из-за плотного хвойного леса, то другой берег казался ласковым, светлым, и вода была прозрачной и лучистой.
Свирепые ветры проносились высоко в небе, а тучи проплывали, царапаясь о верхушки тайги и об острые скалы. Иногда тучи низко опускались над долиной, и тогда громче слышался шум бегущей воды в реке и мычание коров, свободно пасшихся возле деревни.
В некоем местечке жил род Гралли, высокой, сильной, обаятельной красавицы, свободной натуры, какими были и её соплеменники. Здесь построены большие полуземлянки многолюдных семей, насчитывающих иногда до двух десятков человек, и землянки небольших семей, но всё же способных обеспечить себе жизнь имеющимися силами.
Они растили урожай овощей и ячменя, лён, коноплю на масло, заготовляли корм для скота, делали из глины и песка посуду и игрушки для детей, ткали и изготовляли одежду каждый в своей семье, но на защиту своего местечка от разбойных нападений они выступали все вместе, как говорится, от мала до велика.
Род Гралли не был воинственным, но он вынужден был защищать выращенное жито и тканьё от лесных жителей. Лесные люди занимались охотой. Да и чем могли они ещё заниматься, не имея от леса свободной земли. Пробовали выжигать массивы леса, но земля там оказалась каменистой и совершенно непригодной для земледелия. Вот и делали набеги на жителей равнины, сообразуясь со сроками сбора урожая. Неожиданность – единственное преимущество охотников, но в их случае о неожиданности говорить не приходится.
Гралли была одной из лучших воинов деревни. Она с мужем и детьми, - двумя сыновьями, - всегда успешно вела и хозяйство, и защищала добро. В их небольшой землянке было две двери. Одна, как у всех, вела в сени, а другая потайная. За этой дверью была кладовая, где Гралли хранила часть урожая как неприкосновенный запас на случай потери зерна при набеге, и семенной запас. Не часто, но случалось, что эти запасы спасали всё население деревни – Гралли всё до зёрнышка выскребала на посев. Вообще-то тайники делали все, но не все они оставались необнаруженными.
Сейчас осень. Земледельцы собирают и прячут жито. Дети не помогают родителям. Они и не играют. Время опасное, и все они, кто может оказать сопротивление, находятся в дозорах, вооружённые луками, стрелами, копьями, камнями. У каждого в мешочке имеется мелкий песок или зола, чтобы было чем ослепить врага.Сейчас осень. Земледельцы собирают и прячут жито. Дети не помогают родителям. Они и не играют. Время опасное, и все они, кто может оказать сопротивление, находятся в дозорах, вооружённые луками, стрелами, копьями, камнями. У каждого в мешочке имеется мелкий песок или зола, чтобы было чем ослепить врага.
Вот собрано всё до последнего колоска, спрятано и на поле запущен скот, чтобы он очистил его ото всех остатков, а заодно и удобрил. Вот уже все овощи уложены для зимовки. Вот уж и снег улёгся ровным пуховым одеялом на остывающую землю, а грабителей всё нет и нет. Что же они придумали на этот раз?! Деревня живёт в напряжении. Дозорные только раз забили в многочисленные набаты. Видимо, враги делали разведку, так как пришёл всего один охотник. Это необычно и тревожно. Затаённо. Что же медлят извечные враги?! Уж скорее бы…
Однажды Гралли кормила свою гостью, полугодовалую племянницу горячей кашей и, чтобы ребёнок не обжигался, студила её в своём рту. Вдруг девочка стала выплёвывать кашу. Гралли подставила ладонь и почувствовала, что девочка выплюнула вместе с кашей что-то твёрдое. Гралли заинтересовалась, что же это может быть, ссадила ребёнка с колен и пошла промыть находку. Каково же было её удивление, когда она увидела на ладони маленький гладкий чёрный камешек. Каким образом он оказался у ребёнка во рту, если Гралли всю кашу пропускала через свой рот?!
Удивлённая женщина подошла к окну, чтобы получше рассмотреть находку. Камешек напоминал головку кобры, распускающей капюшон. Чётко видны поперечные, серые полоски, разделяющие головку от брюшка. Повернув камешек, Гралли увидела серые немигающие глазки змейки. Они смотрели на неё выразительно и пристально, а ротик словно улыбался своей каменной застывшей улыбкой.
- Посмотри, что выдала мне твоя дочка! Ну, каков подарок? – показала Гралли сестре камешек. Та посмотрела и тоже рассмотрела в нём головку улыбающейся змейки.
- Да это же змея! – воскликнула она.
- Значит, мне не показалось… Что с ним делать? – задумалась Гралли.
- А ты его на шею повесь. Пусть будет Берегиней твоя змея. Змей же мудрыми считают, – посоветовала сестра. - Берегиней, говоришь? А ведь верно! Я так и сделаю.
Так у Гралли появился необычный оберег, камешек, зашитый в маленькой тряпочке, украшенный по обычаю их рода -- плетением из собственных волос. Из волос же она сделала тесёмку и повесила оберег на шею.
В ту же ночь хозяйка талисмана увидела во сне огромную змею, которая стояла на хвосте и раскачивалась из стороны в сторону, пристально глядя Гралли в глаза и приветливо улыбаясь во весь свой змеиный рот. Женщина нисколько не испугалась, но ещё во сне сердцем поняла, что змея действительно её Берегиня.
Осень уже переступила через порог в пределы зимы, а лесные жители так и не появились. Наверное, в этом году не хочется биться им за злаки и холсты, не хочется полакомиться капустой и редькой. Не привлекает их мёд равнинных пчёл. Может, они вообще оставили в покое жителей речной долины? Прошлой осенью они как-то странно вели себя. Явились средь бела дня, но воины равнины были начеку, и всего через несколько минут пришельцы ретировались, унося с собой тела не-то убитых, не-то раненых. А этой осенью вообще появился один. Может, не придут…
Только думая так, хлебопашцы глубоко ошибались. Глухой безлунной ночью ворвались люди в меховых одеждах в жилища нескольких семейств, быстро, молча повязали мужчин и детей, которые, конечно, оказывали яростное сопротивление, как и женщины. Ворвались они и в землянку Гралли. Мужа ударили по голове, связали и положили на кровать. То же сделали и с обоими мальчиками. А женщину, оглушённую и связанную, завернули в принесённое с собой меховое одеяло и унесли. Охотников было не много, но они действовали чётко, быстро, уверенно, и скоро всё было готово. Они плотно закрыли двери жилищ, предварительно проверив связанные тела и укрыв их потеплее. Для чего им это? Что за забота о врагах? Но они это сделали во всех посещённых землянках. И, самое странное – они не взяли ни единого зёрнышка! Ни один скрадок не заинтересовал ночных похитителей женщин! Странно было и то, что ни одна деревенская собака не залаяла в кромешной темноте, словно их и не было.
Через никогда незамерзающую бурную реку, которая глухо шумела в черноте ночи, переплавились на удобно сделанном плоту, пристали к противоположному берегу, где похитителей ждали. Женщины уже очнулись, но их крепко держали и несли каждую по трое мужчин. Закутанным с головы до пят в одеяла, им было легко дышать через оставленные отверстия для лиц. Сопротивляться они не могли и молча перенесли довольно долгий путь.
Наконец, их занесли в жилище и положили на мягкие шкуры, которыми был толстым слоем застелен земляной пол. Женщин освободили от одеял и ремней, связывающих из руки и ноги, позволили сесть, и окружили плотным кольцом. Пленниц было пятеро. Все они матери семейств, некоторые уже не молодые, не блиставшие красотой, и это озадачило сразу их всех. Они молча переглянулись, теряясь в догадках – зачем они понадобились лесным жителям. Ведь не для замужества же похитили их! Это было очевидно. А охотники в красивых меховых одеждах, молча и сурово смотрели на почти спокойных женщин-крестьянок.
Посереди огромной вместительной юрты жарко горел очаг, женщинам, взятым с постелей почти раздетыми, не было холодно. Воины, принёсшие пленниц, устало опустились на колени и присели на свои пятки. Некоторые присели возле стен. Но кольцо вокруг женщин не разомкнулось. О побеге не могла возникнуть даже мысль. Во всяком случае – пока.
Но вот послышался скрип снега, откинулся меховой полог, закрывавший дверной проём, кольцо мужчин разомкнулось, и взорам крестьянок предстала пожилая женщина. Она была прекрасна и в старости. Высокая, спокойная, но в этом спокойствии чувствовалась власть. Это была власть любви к людям - мудрая и безграничная.
Вошедшая окинула пленниц внимательным взглядом и сказала чистым мелодичным голосом:
- Гралли! Сита! Альма! Зена! Васса! Правильно ли я назвала ваши имена?
-Да, тихо подтвердили женщины.
- Простите нас, но мы вынуждены были это сделать.
- Отпустите нас, пожалуйста! – попросила за всех Гралли.
- Отпустим. Обязательно. Только прежде выслушайте нас. Прошу…
Все затаили дыхание, чтобы услышать произносимые негромким голосом слова, решающие судьбу женщин. Мужчины понимали, что не только их судьбу….
- Мы решили больше не мучить своими военными набегами вас, мирных хлебопашцев. Но наш лесной народ умирает от болезней и голода. Кедр не дал урожая уже два года, и звери ушли. Без ореха и без зверей наш народ обречён на смерть.
Наш род умрёт весь.
- Но почему пленили именно нас? – спросила Гралли.
- Долго наши лучшие воины-охотники прикармливали собак и высматривали, кто из людей вашего рода может лечить болезни, и наиболее добр. Ими оказались вы пятеро. Лучшие из лучших.
- Но вы же могли бы прийти к нам и всё объяснить!
- Ваши воины в прошлом году убили наших посланцев, даже не выслушав их. Мы попытались это сделать и этой осенью, но…
- Пожалуй, вы правы. Мы всегда начеку, - подумав, ответила Гралли.
- Воины, принесите одежду гостьям. Неприлично нам держать их у себя в гостях в полунагом виде – обратилась женщина к охотникам, и двое из них вышли из жилища.
Прошло совсем немного времени, и женщин было не узнать. Страх совсем отпустил их, они быстро обулись в великолепно сшитые меховые сапоги, в шубки и шапки. Теперь они не отличались от хозяйки. Пленницы осматривали друг друга, делали комплименты, но, видя серьёзные и печальные лица хозяев, переговаривались шёпотом.
Хозяйка пригласила их пойти за ней в другое жилище, и все покинули гостеприимную тёплую юрту. Молодой охотник с горящей веткой в руке освещал им дорожку, протоптанную в снегу, идя впереди всех. Затем он приподнял полог, и все вошли в помещение.
При неровном свете горящей ветки все увидели лежащих на полу детей, укутанных меховыми одеялами. Некоторые проснулись и жмурились от света, боязливо глядя на незнакомок. Другие из проснувшихся, а, может и не спавших ещё, смотрели на них отрешённо, безучастно.
Гралли откинула угол одеяла у одного из малышей, и сердце её сжалось от жалости. Он был крайне истощён и болен. Гралли потрогала его лобик – у ребёнка был жар.
- Дети больны! – шёпотом воскликнула Гралли.
- Да. Я вам говорила, - так же шёпотом отозвалась хозяйка. Но хуже всего то, что они давно ничего не ели. - Много ещё таких детей? – взглянула Гралли в глаза хозяйки.
- Да. Ещё одно такое жилище, - печально ответила та.
- Я всё поняла! – взволнованно прошептала Гралли и жестом приказала всем следовать за ней. Она поспешно вышла. Женщина спешила в недавно покинутую юрту. Когда все вошли, Гралли, не скрывая волнения, заявила:
- Я всё поняла. Надо спешить! Надо много горячей хвойной воды. Зена, Васса, нагрейте! Вам помогут. А вы, Сита и Альма, хорошенько помойте и прогрейте тех ребяток, которые не горячие. Горячих больных ребятишек напоите хвойной водой, проследите, чтобы и те и другие хорошенько пропотели.
- Хорошо, Гралли. Мы тоже всё поняли, согласились те.
- Что вы хотите? – спросила женщина-хозяйка.
- Надо всем больным устроить купальню. Есть ли у вас какой-нибудь чан, чтобы в нём купать?
- Да. Мы всё сделаем.
- Дайте мне десять сильных мужчин, я должна принести сюда еду. Надо сходить домой.
- Иди, родная, - проникновенно сказала благодарная хозяйка, а пленницы наперебой заговорили, наказывая возвращающейся Гралли:
- Успокой наших!
- Мы побудем здесь. - У меня в скрадке есть мёд и малина сушёная. Принеси.
- У меня тоже есть. Возьми.
- А я вчера много хлеба напекла. Оставь немножко, остальной принеси.
- Зерно муж пусть не пожалеет. Я припрятала. Пусть выскребет всё из сусеков.
Гралли чуть не плакала. Даже она, прекрасно знавшая своих односельчан, растрогалась, а по щекам хозяйки текли крупные слёзы, которые она даже не пыталась смахнуть…
Ночь неспешно уступала позиции утренней заре, когда Гралли подходила к своему селению и громко выкрикивала имена мужей, похищенных женщин:
- Иван! Ярослав! Агей! Михей! Вавила!
Сопровождавших её охотников она оставила на берегу, боясь скорой и жестокой расправы над ними. И она была права. Большая толпа вооружённых людей двигалась ей навстречу. Среди воинов находился и муж Гралли, Иван, и те, чьи имена она выкрикивала. Гралли почти бежала, но, встретившись, она не бросилась в объятия мужа, а наоборот, подняв вверх правую руку, громко заговорила:
- Слушайте внимательно! Все похищенные женщины живы и здоровы. Всё в порядке. Они передают со мной поклон всем. Но я пришла за помощью лесным людям!
- Что?! За помощью врагам?! – сразу заволновались воины.
- Не врагам, а бедствующим людям! – звонко крикнула Гралли, а потом по порядку рассказала всё, что было с ними, и что они увидели в племени лесных людей. Не сразу воины поддержали свою всегда справедливую соплеменницу, но Гралли была настойчива, и вскоре она поспешила к реке позвать охотников.
Развиднелось. Охотники шли за женщиной, раскинув руки в стороны, показывая ладони в знак того, что они не вооружены и намерения их мирные. Произошла встреча спокойно, словно это были не извечные враги, а просто незнакомые люди. Все пошли в деревню, где их давно с нетерпением ожидали. Было решено, что продукты для лесных людей принесут на подворье Гралли.
Воины-крестьяне ушли, а муж Гралли и их сыновья пригласили охотников в свою землянку. Хозяйка уже достала из печи с вечера поставленную томиться кашу, выложила её на большую чашу, положила ложки. Голодные гости вели себя очень сдержанно, растерявшись от неожиданного приглашения поесть, но люди долины тоже познали голод, и Гралли весело скомандовала:
- Садитесь! Каша остынет!
- Благодарим вас, благородные люди! – сказал старший из охотников, и все молча стали есть. Гралли тоже проголодалась и сидела со всеми за одним столом. Вскоре она убрала пустую посуду, а на её место поставила пироги и капусту.
Появились первые сельчане, неся с собой всё, что собрали для голодающих лесных людей. Двор наполнился людьми. Они складывали продукты в десять мешков, принесённые охотниками, но вскоре понадобилось ещё много мешков, чтобы уложить всё принесённое. Гралли тоже готовила для себя кладь. Она взяла скатку льняного полотна для полотенец, травы для лекарств, мёд, одежду своих мальчиков, из которой они уже выросли. Несколько женщин побежали домой, чтобы, по примеру подруги, тоже отправить несчастным детям хоть старенькую, но льняную одежду. Они знали по рассказу Гралли, что детишки лежат голыми, а одежда у них только меховая.
Охотники растерянно смотрели, как быстро наполнились продуктами принесённые ими мешки, как быстро наполнялись хозяйские мешки, как складывали в одну кучу одежду для детей. Они такого не ожидали.
Иван, муж Гралли, весело расхохотался:
- Что?! Боитесь – не донесёте? Ничего! Мы поможем!
- Надо бы сани, – предложил кто-то.
- Верно! Мужики, айда за подводами! – поддержали другие мужчины, и пошли закладывать лошадей.
А Гралли металась, торопила:
- Родненькие, скорее!
- Что ты так убиваешься-то?! Не помрут твои подопечные! – пытались её урезонить женщины.
- А вы представьте, что это ваши дети гибнут! – печально ответила Гралли, и уже никто не осуждал её, что она так хлопочет о лесном народе, извечном их враге.
Наконец, всё погружено на подводы. Гралли простилась с детьми, с остающимися дома сельчанами, убедив их, что пленницы вернутся, как только появится надежда, что там обойдутся и без их помощи.
Молчаливые охотники прятали глаза, стыдясь благодарных слёз. Они шли за подводами вместе с воинами-крестьянами, как братья, и Гралли недоумевала, почему они не подружились раньше. Но почему, как возникла эта вражда? И она вспомнила рассказ деда.
Это произошло четыре поколения назад. Среди охотников был человек, который не мог ужиться не только с иноплеменниками, но даже со своими братьями. Жители гор тогда спокойно охотились в тайге и часто посещали долину. Но тот человек разрушил мирные отношения между соседями. Он был женат, имел детей, но необузданный нрав смирить не хотел. Однажды в долину переплавилась его жена, избитая им до полусмерти. Она буквально приползла в деревню. Женщина была из равнинного племени. Она рассказала о своей жизни и попросила разрешения вернуться в своё племя. Общий сбор взрослого населения решил не отдавать женщину мужу. А тот явился наутро и заявил свои права. Возник скандал.
Возмущённый охотник прорвался к жене и ударил её ножом. Охотника связали, переплавили через реку и связанного отправили домой. Женщину похоронили и решили больше не отдавать своих девушек замуж за лесных людей. Через пару дней в равнинную деревню ворвалось десятка три охотников. Они потребовали женщину обратно. Злыдень сказал им, что она была похищена и требовал отмщения. Обманутые, подстрекаемые им охотники, расправились с несколькими крестьянами, которые не ожидали вооружённого нападения. Убили они и мать погибшей от руки мужа несчастной женщины. Кроме того, охотникам удалось захватить двух девушек и увести с собой. Сельчане кинулись спасать их, но не смогли. Похитители девушек погрузили на плот и отплыли от берега. Когда плот был уже на середине реки, обе связанные пленницы бросились в воду и утонули на глазах и похитителей, и односельчан. Это ещё больше озлобило обе враждующие стороны. С тех пор жителям тайги приходилось силой добывать жито, а равнинным разводить больше скота, чтобы обеспечить себя мясом.
Гралли осознала, что пришла пора мира. У переправы она простилась с Иваном:
- Нет, родной мой. Не надо тебе идти со мной в лес. Лучше ты проследи, чтобы перевезли на тот берег всё собранное. Не жалко отдать еду людям. Жалко, если утонет. А со мной пойдёт Вавила. Он – богатырь. И в стойбище принесёт целый мешок зерна, и со своей женой Вассой повстречается, и всё увидит своими глазами.
- Наверное, ты права. Вавила у нас и богатырь, и жалостлив, и справедлив. Пусть будет по-твоему. Но всё же душа у меня не на месте. Береги себя, ладушка.
Даже на такой вместительный плот не вошло и трети привезённого добра. Решили, что переправятся Гралли, Вавила и пять охотников с частью продовольствия. Остальное добро крестьяне помогут перевезти на другой берег, а там переносят сами жители тайги. Иван долго смотрел вслед уплывающей жены. Многолетняя вражда с племенем лесных людей всё-таки оставляла тревогу в душе. Да это и понятно! Прошло с момента примирения всего несколько часов.
- Надо же! Прошло не больше полусуток, а кажется, что мы побратались давным-давно! – высказал вслух свою мысль Иван и засмеялся. Он был благородным и весёлым человеком, хоть в битвах с незваными пришельцами был смелым и жёстким вождём.
На стойбище охотников ранним утром пленницы с помощью местных женщин начали непривычную процедуру. Нашлось несколько больших чанов. В одних грели воду и напаривали пихтовые лапки, в других купали детей. Этот же навар пили все дети и взрослые. Детям сначала было страшно, и Альма, как самая маленькая из женщин, первой полезла в котёл. Она весело смеялась, шутливо брызгала на любопытную толпу, а потом позвала к себе самую маленькую девочку, говоря, что она скажет правду – страшно мыться или нет. Девочка оказалась не робкого десятка, забралась к Альме на колени, стала плескаться, пока проворные руки женщины мыли её тельце, а потом ни за что не хотела вылезать из воды. За девочкой потянулись к воде другие дети, а за ними не выдержали и помылись взрослые. Так в стойбище охотников впервые была организована баня в зимнее время.
Если в большой юрте стоял гвалт и детское повизгивание, то в другой юрте настроение было напряжённое. В ней сидели воины-охотники. Они ждали возвращения отправленных с Гралли своих соплеменников. Они уже должны возвратиться, но что-то задерживало их. Ожидающие на берегу заставы тоже не сообщали о себе ничего. Мужчинам казалось, что нервы их не выдержат, они ринутся в долину и устроят там резню, как было раньше.
Но вот дружно залаяли и заповизгивали собаки. Значит, идут и свои, и чужие. Все заспешили на улицу и сразу же кинулись на помощь. Тяжело ступая, шли семь человек, неся на плечах увесистые мешки. Мужчины взвалили на себя мешки и толпой пошли в юрту. Мужчина-великан не уступил свою ношу, но заносить в юрту не стал – слишком низок для него оказался дверной проём. Он бережно передал мешок двум охотникам, которые с большим трудом удержали его. Вавила засмеялся:
- Держите крепче, а то убежит! – его смех раскатился эхом, и тут из соседней юрты выскочила Васса Муж, как ребёнка, подхватил её на руки и закружился с ней на глазах у всей толпы, счастливый от встречи. Но тут же опустил её на землю, обратив внимание, что жена в одной исподней рубашке. Он торопливо стянул с себя верхнюю одежду и хотел накинуть на её плечи, но та увернулась, забежала в юрту, из которой только что выскочила, а через миг вернулась, надевая на себя новый меховой наряд. Вавила всплеснул руками и расхохотался – так она была необыкновенна.
Гралли же не теряла ни минуты. Уходя, она просила вскипятить котёл воды и поддерживать её кипящей до её возвращения. Она сразу засыпала в кипяток крупы И пока Вавила встречался с женой, пока вернувшиеся охотники рассказывали обо всём случившемся с ними соплеменникам, каша сварилась. Гралли щедро сдобрила её маслом и велела накормить всех. Когда поели и дети взрослые, что находились в двух юртах, она сказала хозяйке, чтобы пришли все остальные:
- Каши много, а если не хватит, сварим ещё, -- убеждала она печальную женщину. Но та отрицательно качала головой:
- Нет, родная. Кормить больше некого…
- Как… некого?!
- Нас было много, но… теперь нас столько, сколько ты видела. Другие умерли.
- У вас всего осталось семь женщин?! – ужаснулась Гралли. Но – почему?!
- Женщины отдавали свою еду мужчинам и детям. Тайно, конечно. Поэтому у мужчин ещё хватало сил ходить в тайгу и быть в разведке за рекой, чтобы принести вас. Но еды становилось всё меньше, и дети стали быстро слабеть, болеть и умирать. На вас мы возлагали свою последнюю надежду.
- Как всё ужасно! – переживала Гралли.
- Успокойся, родная. Теперь уже мы спасены.
- Сколько бед наделал ваш соплеменник много лет назад! Если бы не он!
- Да… Очень дорого обошлись обеим племенам его гордыня и неправедная жизнь. Всё-таки были очень доверчивы тогда люди. Одновременно и доверчивы и жестоки.
- И сейчас такие же. Только устали воевать. Людям мира хочется, - задумчиво сказала Гралли.
- Я давно предлагала своим соплеменникам помириться с вами, но у меня ничего не получалось.
- Я тоже давно это предлагаю. Сделали две попытки поговорить, но не получилось… Ты знаешь, - печально говорила хозяйка, положив руку на опущенную голову Гралли.
- А, может, вам лучше переехать жить в долину?!
- Нет, доченька, не надо нам никуда ехать.
- Но – почему?
- Здесь наша родина. Наш дом. Здесь могилы наших родных. Нет, Гралли. Есть другой достойный выход. И мы с тобой его нашли. Мы побратаемся. Вы будете помогать нам продуктами поля, а мы вам в работе на поле и на заготовке кормов для скота. Обоюдная помощь. Понимаешь?!
-Конечно, понимаю, матушка! Но есть ещё одна сторона этого союза – браки. У нас мало мужчин, зато много женщин. У вас почти нет женщин, но много холостых парней и… вдовцов.
- Ты права, родная. Не смущайся! - погладила пожилая женщина руку собеседницы, видя её некоторое смущение.
Тихой беседе женщин никто не посмел мешать, и они долго разговаривали, словно мать и дочь после очень долгой разлуки.
Прошло три дня. Женщины долины возвращались домой в сопровождении охотников. С ними был и Вавила. Он в первый же день дважды спускался к реке и перенёс едва ли не половину оставшегося груза. Видя, как ослабли охотники, он готов был и их носить на своих могучих плечах, но природный такт не позволял поставить несчастных в неловкое положение.
Теперь пять пленниц и Вавила возвращались домой с мешками за плечами. Они не знали, что было в мешках охотников. С ними шли охотники. Они тоже несли полные мешки. Это были те же десять человек, приведённых Гралли три дня назад. Собаки весело брехали, встречая хозяев и гостей. Подворье Гралли снова наполнилось людьми. Пять героинь в меховых одеждах резко отличались от остальных женщин.
Но охотники уже вытряхивали из мешков шубки и детские, и женские, и нагольные мужские тулупы с вышивками. Появились ичиги - удобные меховые сапоги, шапки, одеяла и просто меха пушных зверушек, которые водятся в этих местах. Одеяла из прекрасно выделанных шкурок раздали в жилища, где были маленькие дети и старики. Девушки примеряли шубки, шапочки и ичиги. Они радовались подаркам и краснели от взглядов молодых мужчин.
- Интересно, как получилось, что каждой девушке одежда пришлась впору? – поинтересовалась Гралли у пожилого охотника.
- Это не секрет. Мы давно следили за всеми вами по просьбе нашей матушки. И подарки готовили каждой в отдельности.
- И мне тоже?
- Да. Ты носишь для тебя сшитую одежду.
- А я думала, что это случайность, — засмеялась Гралли.
- Случайность чего?
- Да в подборе одежды… когда нам принесли её там, в стойбище, всем дали такую, словно заранее примеряли.
- Почти примеряли, - улыбнулся охотник.
Лесных гостей снова провожали с подарками. На этот раз женщины отправили льняные платья для всех семи женщин, рубашки для детей, платки, ткани на скатерти, украшения и вязаные варежки. Теперь они знали, в чём нуждались лесные жители.
Гралли предложила отпраздновать примирение в их селении, и скоро два племени поставили одну огромную меховую юрту, в которой хватило места для всех стариков и детей. Молодёжи было тесно в тёплых стенах, да и кто бы смог удержать ликующие счастливые пары, которые благодаря миру между родами смогут обрести своё семейное счастье!
Ночью Гралли снова приснилась уже знакомая змея. Она нависла над стоящей на утёсе женщиной, смотрела прямо в сердце, медленно раскачиваясь на хвосте из стороны в сторону, и шипела улыбающимся ртом:
- Ты вссссёё сссделаллаа пррааавильноо, Грраалли,- потом стремительно уменьшилась, став маленьким камешком. Гралли проснулась. Не открывая глаз, взяла ладанку в ладонь, что всегда висела на груди, улыбнулась, прижалась к мужу и снова заснула.
.png)
ВАЛЬМА
Бал следовал за балом. Скоро год уже, как король объявил, что желает выдать дочь за того, кого выберет она сама, и никак иначе. Капризная красавица Вальма всем натянуто улыбалась, со всеми танцевала, но в мужья никого не выбрала. Она ждала самого красивого, самого умного, самого богатого, самого-самого во всём. Но это желание было для неё лишь внешним условием, потому что полюбить она не могла никого, считая всех мужчин, да и вообще всех людей, ниже своего достоинства. Эта принцесса была того отрицательного типа, с которого пишут сказки. Многочисленные женихи уезжали от неё, затаив обиду. Принцесса выискивала во внешности очередного жениха какой-нибудь изъян и потешалась, не смущаясь никакими увещеваниями короля. Если изъянов не находилось, Вальма злилась и унижала просто так, стараясь как можно сильнее обидеть человека. Этот бал ничем не отличался от других. Принцесса заученно улыбалась очередной жертве. Она кокетничала, острила с молодым женихом: - Танцам Вас, милый принц, учили, наверняка на конюшне? -- О, очаровательная, почему Вы так думаете? - Дело в том, что такие «па» проделывает моя кобыла, когда видит меня, - мило улыбается Вальма. - Моей принцессе не нравится мой танец? - Что Вы! Что Вы! Вовсе нет! - Позвольте спросить, тогда – что именно не нравится? - Его исполнитель, милый принц! – делает кокетливую гримасу избалованная кокетка и пристально смотрит смущённому принцу в глаза, наслаждаясь его замешательством. - Простите, а мне показалось, что я Вам понравился. - Понравились мне?! Какая самоуверенность! – Вальма расхохоталась, а принц с трудом сдерживал возмущение и обиду. Он резко повернулся на каблуках, и вскоре копыта нескольких лошадей процокали по мосту через ров замка.
В самый разгар веселья вошёл в зал невысокий молодой мужчина с лютней в руках. Бродячие музыканты нередко посещали королевские замки, и на него почти никто не обратил внимания. Принцесса делано смеялась, отвечая отцу: - Ах, папа, от меня сбежал ещё один придурок. О чём сожалеть-то! - Дочка, этот принц кинул бы к твоим ногам целое королевство! Ведь он единственный сын нашего соседа-короля. - Ах, как жаль его отца! Один сын и тот придурок! – хохочет Вальма, нисколько не сожалея о своём поступке.
Вдруг в зале раздался могучий, чарующий голос. Все обернулись на певца. Бард стоял, перебирая струны лютни, и пел о любви, о небе, о силе и сострадании любящего сердца. Все затаили дыхание, слушая Гимн Величия Жизни.
Но принцесса едва сдерживалась, чтобы не топнуть ногой. Она скомкала свой веер, опустила ресницы, чтобы скрыть неприязнь к неожиданному пришельцу. Как он посмел нарушить стройность задуманных ею розыгрышей на бале?! Кто посмел позволить вообще войти на бал этому пропыленному человечишке в иностранной одежде, которая указывает на то, что большую часть времени он проводит в седле?! На бал, где только она хозяйка!!!
Под сводами зала затихла последняя чарующая нота, и в восторженной тишине прозвучали слова Вальмы, что были подобны обжигающему звуку умелого бича погонщика волов:
- Браво, нищий!!! Подать ему объедки с праздничного стола и вышвырнуть вон из дворца! Какая дерзость!!!
Ничуть не удивившись, и, кажется, даже не обидевшись, певец гордо ответил:
- Ешь сама свои объедки, красавица! И «вышвыривать» меня нет нужды. Я ни на миг не хочу оставаться с тобой под одним кровом, чтобы не испачкать свою душу о твоё грязное внимание! Я ухожу сам! - он резко повернулся на каблуках, закинул лютню за спину и вышел из зала.
Вальма топнула ногой, покрасневши так, что выступили слёзы, но справилась с собой и приказала музыкантам играть весёлый танец. Бал продолжался неестественно весело и бравурно, а, если приглядеться внимательно – словно на поминках.
Кроме обиженного уехавшего жениха-принца на балу было ещё несколько женихов, претендентов на руку, сердце и приданое принцессы. До прихода певца они всячески стремились обратить на себя внимание красавицы, наперебой приглашая её на танцы, но после ухода певца ни один из них не подошёл к язвительной гордячке, предоставляя это удовольствие другим. Они прятали глаза, если девушка пристально взглядывала на них.
Король вынужденно улыбался, проклиная приличия и сам бал. Он бы сейчас предпочёл провалиться сквозь землю – так ему стало стыдно за поведение своей горячо любимой, но такой жестокой дочери. И только Вальма, казалось, не замечала перемены настроения всех её гостей.
После бала все до единого жениха, дружно покинули негостеприимный королевский замок, даже не попрощавшись по обычаю Англии.
После бала принцесса почти бегом кинулась в свои апартаменты. Она раздражённо покрикивала на своих камеристок, пытающихся готовить её ко сну. Наконец, она просто выгнала из спальни всех и подошла к зеркалу. Отражение почти испугало её. На неё смотрела взлохмаченная, со зло перекошенным лицом она сама.
Вальма рассматривала себя так, как ещё никогда в жизни. Она взяла прядь своих прекрасных белокурых волос и приложила к виску. Крупный локон затемнил щеку, и она показалась ей ввалившейся, как у исхудавшей старухи. Украшения холодно блеснули на её шее и пальцах, словно кошачьи глаза в полутёмной комнате. Она брезгливо сорвала колье, стряхнула кольца, а потом надела свои ночные атласные башмачки.
В самом носке башмачка Вальма почувствовала что-то твёрдое, и подумала, что это один их камней колье, которое она швырнула на пол, сняла и раздражённо вытряхнула его на постель. Но это был незнакомый чёрный с серым налётом камешек. Девушка брезгливо взяла его двумя пальчиками:
- Это ещё что такое? Кто посмел недосмотреть? У меня в обуви камень!!! Непременно сейчас же прикажу наказать нерадивых камеристок!
Но вдруг камешек стал нагреваться и быстро расти. Вальма отшвырнула его и схватила свечу, чтобы рассмотреть, что это такое. Пока камешек рос, принцесса успела рассмотреть, что он похож на змею. Серые поперечные полоски как бы отделяли головку с капюшоном от туловища, которое раскачивалось на хвосте из стороны в сторону. Но самое удивительное – это глаза. Они, не мигая, смотрели на девушку пристально и осуждающе. Рот не улыбался, и из него высовывалось трепетное жало.
Принцесса была настолько возбуждена, что даже не испугалась. Стремительный рост и взгляд змеи заворожили её. Она стояла перед огромной, распустившей капюшон змеёй в оцепенении, но отчётливо осознавала всё происходящее. Вальма видела себя как бы со стороны: в ночной рубашке, растрёпанная, с лицом, искажённым от злобы, со свечой в руках… Она отметила про себя, что эта гигантская кобра, нависшая над ней, опасна, и яд её смертелен, но о змеях говорят как о носителях мудрости… Она не знала, что кобры могут быть такими огромными.
Змея приблизила свою голову прямо к лицу девушки и прошипела:
- Нее ппрррааавильнооо сссссделала, Ввааальмааа, ссслыыыышшшшииишшь. - Шипение продолжалось до тех пор, пока змея не уменьшилась и не стала маленьким камешком.
Принцесса очнулась. Она стояла с камешком-змеёй в одной руке и со свечой в другой.
- Что за наваждение! – воскликнула она. – Мне только не доставало, чтобы какой-то гадкий камень портил мне настроение! – открыла окно и выкинула неожиданный камешек во двор.
Принцесса хотела позвать ночную девушку, но раздумала и легла спать. Перед её мысленным взором предстал певец-лютнист. Нельзя сказать, что Вальма была бесчувственной. Наоборот, слишком чувствительной, но только в дурном смысле.
Этот человек уязвил её прямо в сердце. Впервые ей сказали правду в глаза, да ещё при таком сборище народа - перед многочисленными гостями и перед женихами! Досада, навалившаяся на девушку во время его пения, не прошла. Чувства стыда в ней ещё не просыпалось никогда, и теперь, после того, когда её осудила ещё и неизвестно откуда взявшаяся змея, ненависть к молодому певцу охватила всё её существо. Принцессе ещё никто не перечил…
Сон не шёл. Девушка решительно сбросила одеяло, торопливо и неумело надела на себя одежду и в ночных туфельках побежала во двор. Ей показалось, что она застанет там незнакомца. Сейчас она увидит его и выплеснет свою мстительную тираду этому проходимцу, отнявшему у неё радость приносить женихам смущение. Он испортил весь вечер! Он фактически изгнал всех женихов, над которыми она ещё даже не надсмеялась! А их было пятеро. И только одного она успела как следует проучить! Разве можно простить, а, главное, не наказать такое!!!
Во дворе не спали дозорные. Они с поклонами подбежали к принцессе и спросили, чего желает их прекрасная госпожа.
- Где он? – резко спросила Вальма.
- Кто, Ваше Высочество?
- Проходимец с лютнёй!
- Он давно ушёл, даже не поужинав с дороги.
- Куда он пошёл? – нетерпеливо выведывала принцесса.
- Кажется, по северной дороге, неуверенно ответил дозорный.
- Найдите, верните его! Я приказываю! – распорядилась принцесса и пошла в свои покои. Вдруг она наступила на что-то. Двор был чисто выметен, но через шёлк туфельки что-то острое больно сделало ноге и вывело принцессу из себя:
- Безобразие! Дворнику пора отрубить голову! Развёл здесь непонятно что! – она нагнулась, увидела выброшенный ею камешек и брезгливо подняла двумя пальчиками. – Ах, ты ещё здесь?! Убирайся! – и она швырнула его подальше.
Вальма прибежала в спальню, прогнала набежавших девушек и уселась перед зеркалом. Она ещё никогда не делала себе причёску, и сейчас сооружала что-то невероятное. Красивые волнистые длинные, ниже талии, волосы послушно ложились по желанию хозяйки так, как ей этого хотелось, и Вальма постепенно успокаивалась. Она была уверена, что певца найдут и приведут быстро, но время летело, а он не шёл. Принцесса позвала камеристку и послала её во двор, узнать у дозорных, почему не выполнен приказ, та вернулась и доложила, что певца не нашли. Его нигде нет. Ночь, поэтому найти трудно. Может, он заночевал где-нибудь под кустом!!!
Вальма снова стала злиться. Она приказала разбудить дворецкого. Тот пришёл заспанный, что ещё больше разозлило принцессу - никому до неё нет дела! Их повелительница не спит, сходит с ума из-за нерадивости подданных, а дворецкий преспокойненько почивает! Экая дерзость! Неслыханная дерзость!
- Найдите лютниста, иначе не одна голова слетит с плеч! – чуть не визжала Вальма, топая ногой.
Проснулся король, приказал доложить, что за шум, что творится во дворце, побежал в покои принцессы, и увидел её в большом недовольстве:
- Что случилось, доченька?
- Вели казнить дворецкого, дозорных и всех этих дураков! – кричит Вальма.
- За что, душа моя?
- Они не нашли этого!
- Да кого же они не нашли-то?
- Флейтиста!
- Какого флейтиста, доченька?
- Да того, который испортил мне бал!
- И зачем тебе понадобился этот лютнист?! – удивился отец-король.
- Надо! – крикнула принцесса и зарыдала.
Слёз дочери король пережить не мог. Он сам чуть не заплакал, но грозно посмотрел на толпу испуганных подчинённых и фальцетом закричал:
-А подать нашим величествам флейтиста! Из-под земли достаньте, но чтобы он предстал!!! – видя, что никто ещё не сдвинулся с места, король взвизгнул «вон!», и всех как ветром сдуло. Принцесса рыдала, рядом сидел её отец, тоже рыдал и гладил по голове дочку.
- Не плачь, сейчас приведут… если жизнь дорога!!!
Барда нашли достаточно скоро. Он пел в таверне, где решил заночевать. Денег у него не было, и он предложил хозяину за ночлег и завтрак немного развлечь посетителей. Хозяин не позволил гостю петь на голодный желудок. Он накормил его, подал хорошего вина и поставил музыканту высокий стул, чтобы его было видно всем. Хозяин понимал, что человек в дороге утомился, велел слугам поставить его лошадь в стойло и хорошенько накормить. И только тогда он попросил лютниста что-нибудь спеть.
Необычайно красивый голос барда то рокотал под низкими сводами расписного потолка, то улетал высоко так, что казалось, такие ноты осилить сможет даже не каждый ребёнок. Перед слушателями проносились прекрасные видения, создаваемые талантливым певцом. Такого искусства пения, такой красивой игры на лютне никто из присутствующих ещё никогда не слышал в своей жизни. Хозяин плакал от волнения, а посетители лезли в карманы, чтобы хоть своими деньгами отблагодарить вдохновенного певца.
Во время недолгого перерыва в пении лютнист все собранные деньги положил к хозяину на прилавок, поблагодарил его за доверие и приём, но тот достал свои деньги, положил их вместе с деньгами певца и сердечно просил принять их от благодарных слушателей и от него лично. Певец растроганно поклонился хозяину и слушателям, поблагодарил их за помощь и снова сел на свой стул. Он попросил:
- Дорогие мои! Спасибо вам за помощь, и, пожалуйста, не надо больше денег. Я скромный человек, и того, что теперь у меня есть, мне и моему коню хватит надолго. Но позвольте мне спеть вам ещё. Не часто можно встретить таких благодарных слушателей!
- Пой! Пой, родной!
И певец пел. Ему было легко и светло на душе. Вспоминая принцессу, он сравнивал её и этих простых открытых людей, позабывших и про еду, и про вино, слушая его песни. Усталости он не чувствовал, хоть был в седле весь день и вечер, а теперь вот поёт почти до утра.
Волнующий звук голоса барда и привлёк посыльных короля. Трое царедворцев, перепуганных приказом и угрозами короля, вошли в таверну и замерли, боясь нарушить пение. Они дождались окончания песни и подошли к лютнисту:
- Просим, выслушайте нас!
- Да, я слушаю, - отозвался молодой человек.
- Нас послал король найти Вас и привести во дворец.
- Но я уже побывал у него во дворце на балу, - удивился приглашению певец и усмехнулся, - Меня там уже «отблагодарили». Не забудешь долго.
- Принцесса в истерике. Требует Вас к себе, - объяснили послы.
- Принцесса?! Нет, не пойду, - решительно отказался певец, вспомнив, как недостойно вела себя эта взбалмошная кокетка. - Король приказал Вам быть во дворце немедленно, - настйчиво заговорил старший, но бард снова отрицательно качнул головой.
- Я - не подданный вашего короля, и приказ его выполнять не собираюсь. Я пою своим друзьям, и превыше этого нет ничего для моего сердца, – ответил лютнист и поклонился насторожившимся друзьям. А те стали подниматься со своих мест, чтобы выкинуть не званных просителей.
- Ради всего святого! Выслушайте нас! Если мы не приведём вас во дворец, не одна голова слетит с плеч под топором палача. Король наш крут на расправу, а уж если речь идёт о его дочери, то нам и нашим семьям лучше сразу умереть и не мучиться! – со слезами умоляли царедворцы.
- Что? Неужели так серьёзно? – обратился певец к хозяину таверны. Тот печально покачал головой утвердительно.
Не в правилах хороших людей оставлять кого-то в беде. Певец закинул лютню за плечо и пошёл к выходу. За ним поспешили послы, а за ними пошли все, кто был в таверне. Даже хозяин закрыл двери своего никогда не закрываемого заведения и догнал остальных.
Внушительная толпа подошла к дворцу, но певец попросил всех остаться здесь, а ещё лучше разойтись по домам – уже светает и надо же им отдохнуть! Он вошёл в ворота с послами, но толпа не разошлась, пока их любимец не вышел из дворца уже на восходе солнца.
Принцесса приняла нищего певца тщательно одетая, причёсанная, с чуть припухшими от слёз глазами. Она была действительно обворожительна, когда злоба не искажала черты её лица. На голове была диадема из драгоценных камней, цена которым кровь и пот подданных правителя, и лютнист не восхитился её сиянием. Он вошёл в комнату и остановился у порога. Принцесса встала и пригласила его сесть в кресло, поставленное так, чтобы собеседники были визави, но певец отказался и остался стоять у порога. Его синие, яркие, красивые глаза внимательно осмотрели комнату и остановили взгляд прямо на лице принцессы. Он спокойно ждал, что она ему скажет. Король сидел поодаль, наблюдая за обоими. - Ты неплохо поёшь, лютнист, - произнесла красавица, - дай мне твою лютню! Певец снял с плеча инструмент и подал принцессе. Вальма заиграла и запела весёлую модную песенку, то и дело взглядывая на стоявшего у порога певца. Ни один мускул лица не дрогнул, вопреки ожиданию принцессы.
- Пой теперь ты! – приказала та, закончив песенку.
- Я не стану петь.
- Как?! Я тебе велю!!!
- Я не стану петь, - снова спокойно сказал певец.
- Нет, ты будешь петь, раз велю тебе я – твоя принцесса.
- В моём багаже такой вещи нет, - тихо, но твёрдо ответил певец.
- Теперь в твоём багаже не будет и этой вещи! – яростно воскликнула девушка и ударила лютнёй по столу. Хрупкий музыкальный инструмент разлетелся вдребезги. И снова ни один мускул не дрогнул на лице певца. Он ещё пристальнее взглянул в огромные, полные злобы глаза Вальмы, потом круто развернулся и вышел, спокойно затворив за собой двери. Принцесса в бешенстве стала крушить всё, что попадало под руку. Король не посмел даже слово вымолвить.
Вальма выскочила во двор, желая остановить гордеца, но резкая боль в подошве ноги остановила её. Она посмотрела, на что наступила и увидела чёрный камешек-змейку, в третий раз попавший ей на глаза. Девушка онемела, а змейка стремительно выросла и, раскачиваясь из стороны в сторону, прошипела:
- Ты сссновааа всссё сссделала неправильно, слыыышшшиииишшшь!
Вальма схватила так же стремительно уменьшившуюся змейку и, размахнувшись, выкинула её через ворота. Там, в окружении толпы друзей, стоял певец, объясняя, почему он вышёл без лютни:
- Не волнуйтесь так, родные, лютню я подарил принцессе на память.
- А ты не переживай, дорогой. Недалеко живёт прекрасный мастер. Он сделает тебе инструмент, - успокаивали певца взволнованные друзья.
И тут в руку барда словно что-то ужалило. Он взглянул под ноги и увидел упавший камешек, нагнулся, поднял его и рассмотрел. Чёрный с серым налётом камешек походил на головку кобры, распускающей капюшон. Глазки змейки-камня смотрели, не мигая, а ротик улыбался. Певцу показалось даже, что из пастишки на мгновение показался язычок и тут же спрятался.
- Кажется, я получил плату за посещение дворца, - засмеялся певец, взглянул на башни замка, поклонился народу и пошёл к таверне. Ему вывели хорошо накормленного, отдохнувшего коня, он погладил его по вздрагивающему крупу, легко вскочил в седло, прощально помахал провожающим его людям рукой и поскакал туда, куда влекла его судьба.
А принцесса в разгромленной комнате рычала от бессильной злобы. Она схватила тяжёлый подсвечник, посмотрела на своё безобразное отражение и ударила по нему. Зеркало издало звон и рассыпалось на мелкие осколки. Девушка обессилила. Она ничком упала в постель и уснула, словно провалилась в чёрную яму. Король постоял возле неё, боясь даже погладить дочь по голове, а потом печально отправился восвояси, приказав прибрать в комнате, чтобы ничто не напомнило Вальме о такой тяжёлой ночи.
Певец скакал долго. Он очень устал и решил отдохнуть у приветливого родничка в лесу. Пустив верного коня пастись, он сунул руку в карман и нащупал камешек. Положив его на ладонь, бард опустился на траву и уснул. Во сне он почувствовал, что тяжелеет рука, пошевелился и уронил на землю камешек. Просыпаясь, он увидел, как стремительно увеличился этот камень-змея, превратившись в великолепную гигантскую кобру. Она, раскачиваясь на хвосте, пристально смотрела в глаза певца, а из улыбающегося рта высовывался раздвоенный язычок. Он ничуть не удивился и сказал ей: - Великолепно! Такому неожиданному подарку я безмерно рад. Хорошо иметь другом Мудрого змия!
- Хорошшшо сссказззал, Бард! Она… - не договорила кобра и стремительно уменьшилась, вновь превратившись в маленький чёрный с серым налётом камешек.
(1).png)
МАРИПУАНА
Монастырь стоял на высоком холме, на самом юру, обдуваемый всеми ветрами, проносящимися в этой местности. Низкие тучи иногда обтекали кресты, высоко вонзившиеся в небеса на голубых куполах.
Говорят, двор монастыря вмещал всех окрестных жителей с их подводами, когда угрожал какой-нибудь враг. Подвалы монастыря не оскудевали никогда, потому что матушка-настоятельница была по праву названа «Матушкой». Как мать, она заботилась обо всех.
Когда-то давно, ещё совсем молодой девушкой по имени Марипуана, пришла она сюда по велению своего сердца. Первым заданием ей от монастыря было запастись зерном.
Крестьяне давали зерно неохотно, с жалобами и ахами. Тогда красивая послушница Марипуана собрала жителей на сельскую площадь и сказала:
- Не одним нам, монахиням, надо это зерно, но и вам! Неспокойно в округе. Сумеете ли спасти припасы сами? У монастыря крепкие каменные стены. Они лучше сумеют защитить и вас и ваше жито. Не вы ли сами строили их?! И вам будет легче, и нам спокойно, потому что мы будем вместе.
Мужики чесали затылки, уставясь в землю: жалко расставаться со своим добром. Что может смыслить в жизни эта девочка, которой бы ещё в куклы играть или выйти замуж за какого-нибудь хорошего парня, а не прятать своё хорошенькое личико за неприступными стенами монастыря. Вон какими горящими глазами смотрят на неё сельские юноши! А она, прижав к груди свои маленькие с чётками ручки, звенела над толпой, убеждала. Крестик на чётках бросал лучики на склонённые головы… Несколько деревень обошла посланница монастыря.
Не многие послушались Марипуану. Она плакала в своей келье, обвиняя себя, что не смогла убедить людей. Сердце её чувствовало беду, о которой говорили в монастыре. В любой момент соседний феодал может нагрянуть со своими головорезами, и страшно даже подумать, что может произойти. Пока Бог миловал: в местечке, где стала жить монашкой Марипуана, ещё не знали, какими жестокими могут быть соседи, если они враждуют с хозяином из-за земли. А соседи поссорились именно из-за земельных угодий.
И вот случилось то, чего опасалась девушка. В ночи запылали жилища крестьян, их дворы и клети с продовольствием. Ворота монастыря распахнулись, чтобы принять беженцев, а потом захлопнулись перед врагами. Одолеть монастырь они не смогли, как и замок. Люди оказали яростное сопротивление.
Спалив деревни, захватив всё, что попалось в руки, согнав скот, соседи удалились к себе, оставив после себя трупы, пепелище, ненависть, слёзы осиротевших детей и неизбежный голод. Теперь только поняли люди, как была права послушница, рассказывая, каким опасностям и лишениям они себя подвергнут, если не послушают её. Девушка ведь не скрывала, что между соседями вспыхнула вражда! Не поверили. Не послушались…
Похоронив убитых, стали приводить в хоть какой-то порядок жилища, а пока жили в монастыре, питались скудными припасами монахинь, да и погорельцы свезли всё, что чудом уцелело. Марипуана всё записала, всё взяла на учёт, всё рассчитала, чтобы и с голоду не умереть, и оставить на семена. Люди диву давались, какая же разумная эта маленькая красивая девушка. Теперь не горели глаза юношей, как раньше. Они поняли, что эта послушница – невеста Бога, но зато теперь у Марипуаны появились достойные, преданные друзья, которые жизни своей не пожалеют для неё. Весной все получили семена. Марипуана каждому сказала, сколько и кому осенью они должны отдать зерна. Ведь ей пришлось раздать то жито, которое свезли крестьяне до нападения соседей, послушавших её. Обижать их нельзя. Доверие – вещь невесомая только до тех пор, пока не нарушено обещание.
Теперь Марипуана уже Мать-настоятельница женского монастыря. На просторное подворье каждую осень свозят со всей округи зерно, овощи, запасы ягод, фруктов, и вообще всё, что представляет ценность. Пришлось выкопать вместительные погреба, построить под землёй зернохранилища, загоны для скота. Ни разу за всё время, что враждовали феодалы, в монастыре не было пожаров: Марипуана объяснила, что под землёй легче сохранить, чем под открытым небом. А ещё по её подсказке крестьяне стали строить жилища из камня, насыпать на крыши землю, замазывать глиной все деревянные места строений. Теперь враги уже не могли принести такое опустошение, как раньше. Много лет воевали между собой соседи, но уж давно все успокоились, а свозить своё добро крестьяне не перестали. Мало ли что! А Матушка честна и справедлива. Она для себя и своих монахинь и зёрнышка лишнего не примет, не то что взять что-то не своё!
Настоятельница вошла в свою келью, состоящую из двух небольших комнат. В первой она переоделась в свою .jpg)
постоянную одежду, состоящую из нательной рубашки и старенькой рясы. Большой крест она сняла и поцеловала, прежде чем положить в шкатулку. Длинные, почти до пола, вьющиеся волосы ещё не тронула седина, и под расчёской казались русым водопадом. Она связала их лентой, подобрав так, чтобы не мешали и не пачкались. Потом тщательно умылась, встала на колени, сделала несколько земных поклонов, и только после этого села в кресло. В этом кресле, подаренном ей прихожанами, было удобно отдохнуть, откинувшись на пологую спинку и положив усталые ноги на маленькую скамеечку. Только это кресло и было в келье «роскошью». На нём она и работала и спала, уступая кровать бесчисленным посетительницам, не имеющим ночлега.
Откинувшись на спинку и положив ноги на скамеечку, Марипуана прикрыла глаза, кажется, ещё более прекрасные, чем в юности. Длинные мохнатые ресницы чуть вздрагивали. Матушка мысленно вновь проживала сегодняшний день. Дел в монастыре всегда было много, и она как бы раскладывала события по только ей одной видимым полочкам: что-то одобряла, что-то брала на заметку, что-то не принимала…
Потом она встала и вышла в другую комнатку. Здесь была широкая деревянная кровать, на которую можно уложить пять человек, и она занимала бы почти всё свободное пространство, если бы её не ставили на бок. У стен стояли простенькие стеллажи с книгами. Все они заботливо укрыты белым льняным полотном от пыли и света.
Книги Матушка читала постоянно. Она сама собирала эту библиотеку. Здесь были и напечатанные на станках книги в недорогих, но прочных переплётах, и старинные свитки. Но больше всего было книг, сделанных её руками. Она часто просила друзей привезти ту или иную книгу то из другого монастыря, то у знакомых, то просила у офени дать на несколько дней, а потом возвращала, и торговец книгами ни разу не увидел на книге ни единой помарки. Иногда он предлагал ей свои услуги, но Марипуана книг почти не покупала – они стоили дорого, а Матушка-настоятельница знала, каким трудом достаются деньги прихожанам. Вот и переписывала от корки до корки всё, что её интересовало. Рисунки она тоже делала сама. Потом с помощью других или одна делала прочные переплёты. Она и сама постоянно давала их всем, кто интересуется, и не было случая, чтобы их не вернули. О, сколько же Знаний почерпнула Марипуана из этих книг!
В этой двухкомнатной келье возгорелось её горячее сердце и запылало ярким пламенем. Она часто молилась не только во время монастырских служб, Но и у себя в келье. И моления эти отличались от уставных правил. Она как бы общалась прямо с теми, к кому обращалась с молитвой. К каждому Лику на иконе она обращалась как к живому. Это было не по уставу, поэтому Матушка избегала молиться дома при посторонних.
Тем более что в ней звучали Голоса. Это были не воображаемые Голоса. Она их очень ясно слышала, но не ушами, а сердцем. Она думала, что это просто голоса её совести, но они помогали ей ориентироваться в жизни монастыря, который славился теперь далеко за пределами округи, и радовалась их приходу.
А всё началось с камешка… Этот совсем маленький камешек принесла птичка. Она влетела в раскрытое окно, полетала по келье, выпустила над столом что-то из клюва, ещё полетала кругами по тесному пространству комнатки, чирикнула и выпорхнула. Марипуана сидела рядом со столом в кресле, и, когда нечто, упавшее на стол, стукнуло, она взяла его и рассмотрела. Маленькая головка кобры, распускающей капюшон, поразила её. По китайскому гороскопу шёл год Змеи, и монахиня восприняла птичий подарок, как Знак Судьбы. Она не знала, что и когда принесёт ей дальнейшая жизнь, но внутренне как-то сразу подтянулась, посерьёзнела. Бояться она разучилась ещё в раннем, безрадостном детстве, когда осталась сиротой и нищенствовала, пока не набрела на этот монастырь. Он стал ей пристанищем, домом, местом смысла жизни. Земной любви она не испытала, сразу полюбив Владыку неземно и навсегда. Ко всем мужчинам относилась тепло и приветливо, не потому что так предписывал устав, а по повелению души.
После ухода в мир иной старенькой Матери-настоятельницы, назначили на её место Марипуану. На молодую девушку легла очень тяжёлая ноша, но других кандидатур не было. Эта монахиня словно светилась изнутри. Её глаза выдавали недюжинную силу духа и мудрости, что было очень редким явлением. Епископ написал прошение Римскому папе, и тот решил участь и Марипуаны, и монастыря.
Рассматривая камешек, настоятельница вспомнила всю свою жизнь. А ночью увидела сон. Вроде рассматривает она птичий подарок-змейку, а та стала стремительно расти. Вот она превратилась в огромную кобру и, раскачиваясь на столе, приблизила голову с распущенным капюшоном к лицу женщины, пристально, не мигая, посмотрела прямо в глаза и прошипела:
- Молиссссссь за сссссвою душшшшшуууу, Марипуанааааа… Укреписссссссссь… - прошипев, она так же стремительно уменьшилась.
С тех прошло пять лет. Марипуана горячо молилась за людей, за свою душу, за всё живое на земле. Однажды во сне она увидела Ангела. Это был Архангел Гавриил. Она его сразу узнала. Он приблизился, и Марипуана затрепетала, словно её тело пронзил ток. Она опустилась перед ним на колени, но Он повелел ей сесть в кресло. Монахиня повиновалась, а Архангел остался стоять, внимательно вглядываясь в её глаза, словно через них рассматривал душу. Несколько мгновений длилось молчание, затем Гость заговорил:
- Марипуана… инквизизия… сегодня же надёжно спрячь наиважнейшие книги и все рукописи… слушайся Змеи… знай языки… ты моя ученица… крепись… будь осторожна и внимательна…
Голос Ангела накатывал волнами, выделялись только отдельные фразы и слова. Не всё было понято ею, но её поразил голос. Это его она много раз слышала. Учитель исчез, и Марипуана проснулась. Она с детства привыкла доверять снам, и у неё от дурного предчувствия сжалось сердце. Не теряя ни минуты, открыла потайную дверцу за стеллажом, ведущую в крошечный чулан, где хранила сокровенное, быстро убрала книги, рукописи, недописанные листы, письма и всё, чего нет в списке дозволенного по уставу монастырей.
Убедившись, что всё в порядке, Матушка-настоятельница села в кресло, открыла Библию и углубилась в чтение. Она любила читать и перечитывать её, и каждый раз удивлялась тому, что раньше упустила какую-то мысль. Вот и сейчас сердце пронзил холодок от слов Иисуса Христа, сказанных в молитве в саду Гефсиманском: «Отец мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, пусть будет не как Я хочу, но как Ты». После предупреждения Архангела Гавриила, Марипуана осознала смысл этих слов гораздо глубже. Ведь Иисус Спаситель всё знал наперёд и шёл на смерть сознательно! Его божественная Душа отдавала физическое тело на пытки и мученическую смерть, прекрасно осознавая, что Ему будет больно. И он мог бы спастись, бежать, исчезнуть, наконец! Но душевные муки были не менее мучительными. Ведь Его отдавал на мучения его родной народ! Не римлянин Пилат, а свои соплеменники взяли на душу несмываемый позор! Свой народ взял на все свои будущие поколения тяжелейшую кару. Вот почему евреев называют иудами! Ведь они не просто предали Христа – они нарушили и Ветхий Завет, где ясно сказано, что Сын Господень родится в израильском народе, в потомстве Давида… уму непостижимо, на что пошли люди… звери, а не люди! Марипуана сидела в кресле, выпрямившись, глядя перед собой, словно видела наяву, всё происходящее.
Только Дух Христа торжествовал победу. Сын Бога пролагал Великий Путь для Новой Религии. Пробудить сознание людей было невозможно одними проповедями. Даже тысячи и тысячи фокусов не убедили бы дремучие сознания. Люди запоминали только такие события, которые выходили за рамки виденного хоть однажды. Был необходим потрясающий до глубин сознания контраст событий. И этими контрастами был усеян весь жизненный путь Христа. Марипуана очень ярко представила только некоторые из них, произошедшие после молитвы в саду Гефсиманском.
Первое, что осознала сейчас Марипуана то, что Иисус вёл себя спокойно, отдаваясь в руки римских воинов, тогда как апостол Пётр защищал его, вступив в сражение, которое прервал Христос. Не вмешайся тогда в конфликт сам Христос, не известно, как бы повернулась судьба. Скорее всего, План Отца Небесного был бы не выполнен… Марипуана вдруг поняла всеми фибрами своей души, что Иисус Христос просто не мог не остановить Петра!.. Как же она раньше-то этого не понимала!
А вот другой контраст – Сын Бога и Сам Бог, только в теле человека, распят на кресте! Он наказан за Великую Любовь к человечеству!!! И наказан самой позорной казнью, какая только была в то время в Римской империи! Небо не могло не отреагировать на поругание Его Величайшего Сына – наступила почти ночная темнота в обеденное время, мощнейшая гроза и появилась такая же Немеркнущая Звезда, какая привела волхвов к новорождённому Иисусу.
И ещё контраст. Само по себе исчезновение тела Господня никого бы не удивило. Нашлось бы великое количество объяснений этому. Но у гроба были Ангелы. И даже это не сдвинуло бы сознание людей, если бы не воскрешение из мёртвых.
Марипуана сжала виски руками. Как же она была слепа и глуха к этому примеру – Воскрешению - самому таинственному акту за весь период Явления Иисуса?! Иисуса Христа! Ведь слово «Христос» означает – «Спаситель»! Христа - Посланника Бога – специально родившегося ради того, чтобы не повторять Всемирного Потопа?! Чтобы спасти людей от неизбежной гибели, а это значит - направить их на Путь Духовного Начала. На Божественное Начало! Ведь именно Божественную Искру вложил Господь в человека-животное, которое идеально подходило для Великого Замысла Бога. И не случайно Господь дал имя этому Соединению животной плоти с Духом - «Человек», что значит, вечный ученик Бога. Именно это - предназначение человечества! А оно никак не хочет расстаться со своей звериной сутью!
.png)
Иисус Христос - Посланник Неба, и Он никогда не скрывал этого! Ведь она прекрасно знает, что Он говорил о Планете Венере как о своём прошлом. Она сама срисовывала рисунок этого символа! Но она только сейчас до конца поняла, что означает слово – «Посланник»! Посланник Бога! Посланник Небесной Иерархии! И Он — Один из Них! И Его убили! Но Иисус Христос принял на себя ответственность – Он отдал себя в жертву, чтобы попытаться спасти людей от уничтожения.
А для не проснувшихся сознаний необходимы чудеса. И он их сделал. Осталось сделать последнее Чудо – воскреснуть, появиться среди учеников, проповедовать уже не как Галилеянину, а как Богу! Открыто! Везде! Теперь, воскресшему, Ему невозможно противостоять – Он доказал свою правоту! Он наставит на Путь, который приведёт человечество к Новому витку развития сознания, а это и есть – ступенька лестницы, которая ведёт к Богу!
Марипуана прошла в угол, где у неё висели иконы, опустилась на колени, но ей показалось этого совершенно недостаточно, чтобы выразить своё состояние, и она простёрлась ниц. Впервые она не молилась: никакие молитвы не выражали и тысячной доли того, что она хотела бы сказать. И только одно слово шептали её губы: «Господи! Господи!..».
Долго она была в таком состоянии. Потом встала на ноги и громким шёпотом произнесла: «Господи! Открылось сердце моё!»
Марипуана словно родилась заново. Она ввела в монастыре многочисленные новшества, трактуя теперь Библию иначе, чем предписывалось по Уставу. Правильный выбор Пути ей подсказывала и Библия, и книги, которые у неё были.
Особенно она прислушивалась к Оригену. Матушка негодовала, что это Учение. Было под запретом, а ведь именно оно проливало свет на истинное толкование притчей Христа. Каково же было её изумление, когда прочитала, что Иисус Христос не однажды утверждал многочисленные перерождения человека! Стало сразу понятно, почему Дух бессмертен!
Потому что он вновь и вновь обретает земные тела. Тела умирают, а Искра Божья, то есть – Дух – никогда умереть не может! Он ищет себе возможность воплотиться! Действовать! Искать Пути приближения человека-зверя к Человеку Божественному! Это значит, что он, Человек, учится каждую жизнь чему-то новому, высокому! Или не учится… значит, он недостоин называться «Человеком»…
Змейка тоже помогала Марипуане. Она увеличивалась и становилась Огромным Змеем. Во сне они беседовали, и в образе Змея был или сам Владыка, или Архангел Гавриил. Она различала их по голосам. И Змей не шипел, когда говорил голосом Божеств. Настоятельница всегда следовала Советам, потому что выдаваемые ей Мысли всегда находили в её сознании ясное понимание.
Эти Великие Мысли и внедряла Матушка-настоятельница в сердца и монахинь, и прихожан нескольких церквей округи, куда её охотно приглашали читать проповеди. Необычны были эти проповеди. Смолоду Марипуана не хотела читать их по листку, и проповедь становилась сердечной беседой с людьми. Она могла донести до них Слово Божье понятным языком, тогда как в других местах продолжали читать Тексты Писания языком Библии, который почти никто не понимал. Матушка зачитывала текст, переводила его на свой язык, толковала смысл прочитанного, а потом отвечала на возникшие вопросы, как взрослых, так и детей. Прихожане платили ей любовью, помогали монастырю в хозяйственных вопросах, собирали средства для бедных, сирот и немощных. При монастыре возник приют для всех, кто нуждался в помощи. Там жили и дети, и женщины, и старики. Было отрадно видеть эту огромную семью, члены которой заботились друг о друге, словно были родные по крови.
Священники сельских церквей приглашали Марипуану тогда, когда не ожидали присутствия представителей церковной власти. Они прекрасно осознавали, какому риску подвергали себя, приглашая её. По всем государствам Европы пылали костры инквизиции – аутодафе. Но иуд в их местечке не было, и пять лет, с тех пор как изменилась Марипуана, всё шло спокойно.
В одном из приходов заболел и вскоре покинул грешный мир друг Матушки-настоятельницы, старый священник. Много часов провела Марипуана, облегчая ему страдания и готовя его душу к предстоящей жизни за гранью. Последние слова, сказанные им, были: «Иду к Тебе, Владыко! Прими Дух мой в Сердце Своё!». Похоронив останки священника по принятому у христиан обряду, Марипуана вернулась в свою келью и, обессиленная, прилегла на кресле. Она бы даже не смогла утверждать наверняка, во сне увидела, или пригрезился наяву её Змей. Он, как всегда, увеличился, раскачиваясь на хвосте, и сказал:
- Сссстрашшшшшное насссступает. Крепко ли твоё сссердце, Мариауана? Не умалишшшьссся ли сссстрахом и болью? В голове промелькнули картины казни Иисуса Христа. Женщина утвердительно кивнула головой:
- Не умалюсь! – и видение исчезло. Марипуана тяжело вздохнула, опустилась перед образами на колени и обратилась к Владыке:
- Слышишь ли меня, Владыка?!
- Я в сердце твоём, и Я слышу.
- Я не предам…- прошептала Марипуана, осмотрела келью, всё ли в порядке, и легла спать в кресле. Она уж забыла, когда спала в постели.
На смену почившему священнику назначили нового. Это был красивый мужчина средних лет. Он был неразговорчив, но очень любопытен. За неделю перезнакомился с соседями священнослужителями, побывав у каждого, и составил о каждом своё мнение. И мнение это было не лестное. В округе пахло ересью. Он это ощущал, кажется, кожей. Совсем недавно он написал донос по незначительному поводу на своего богатого соседа, того обвинили в ереси и сожгли на костре. Ни один мускул не дрогнул на лице доносчика, когда наблюдал за казнью ни в чём неповинного человека. За донос ему достался очень приличный куш, что распалило чёрную душу этого греховного человека, и он решил не останавливаться на одном доносе. Бородатое лицо нового священника всегда светилось радушием, а вопросы не вызывали у собеседников ничего подозрительного. Все привыкли к доверию, и новый сосед сразу же влился в дружную семью служителей церквей и монастыря.
В монастырь он пришёл после вечерней молитвы. Матушка приняла его в гостевой, где они беседовали не долго по причине позднего времени, но и этого было достаточно, чтобы посетитель рассмотрел убожество монастыря и яркую красоту настоятельницы. Они были почти ровесниками. Марипуана сразу почувствовала повышенный интерес к себе этого человека. Она постаралась поскорее проститься с посетителем, досадуя на себя за то, что не смогла скрыть лёгкого раздражения от этого мужчины.
Вернувшись к себе, священник долго ходил по просторной комнате своего дома, не в силах отогнать чудный образ настоятельницы. Священнослужители католической церкви не имели права жениться и вообще иметь интимные отношения с женщинами, но организм требовал своё, и это приносило большие неприятности тем, кто не мог обуздать свою плоть. Над Марипуаной нависла реальная угроза, и это подтвердил Змей, мимолётно мелькнувший в её сознании.
Марипуану пригласили в один из приходов прочесть проповедь. Она уже проповедовала, когда появился новый священник. Марипуана удивилась: в каждой церкви сейчас должна идти служба, а этот пастырь не на месте, а как же его паства? Не знала она, что он сказался больным и отправился, к доктору. Но он был здоров и поехал в монастырь. Потом легко можно объяснить свой поступок, ведь Марипуана славилась во всей округе как хорошая целительница.
Проповедь ошеломила педантичного церковника. Матушка вдохновенно говорила о жизни в потустороннем мире, словно она там жила и познала все таинства жизни после смерти. Ни о каком аде с его страхами не было и речи. Это было не по уставу, Перед служителем церкви была самая настоящая еретичка, которой место на костре! Но как она красива! Синие глаза, обрамлённые пушистыми длиннющими ресницами, казалось, высекали искры и разжигали в сердцах прихожан огромные костры. - Вот и ключик к сердцу этой женщины! Будет сопротивляться – сгорит в костре! – радостно, почти вслух воскликнул поражённый пастырь. На него никто не обратил внимания – так интересно было всем слушать любимую Матушку, и тот наблюдал за всем происходящим, не скрывая волнения. Со стороны могло показаться, что он полностью согласен с проповедью, что она захватила его, и он подпал под её очарование…
Но сама настоятельница захватила его ещё больше. В его мозгу возникали картины одна ярче другой. Зачем эта сутана, когда рядом такая прекрасная женщина?! Он красив, не может быть, чтобы её не тронула внезапно вспыхнувшая в нём страсть!
Священник пригласил Марипуану прочесть проповедь и в его церкви. Она согласилась. Не однажды она служила здесь, и приход ей был хорошо знаком. После смерти старого пастыря здесь провели всего две заутрени, и паства жаждала общения с Богом. Как всегда, всё прошло прекрасно, и Матушка собралась отъехать в монастырь, но священник пригласил её отобедать, и она не смогла уехать — так в их округе было заведено, и, скрепя сердце, Марипуана пошла с хозяином в трапезную. Вскоре он отправил слуг отдыхать, и они остались одни.
Не долго ходил хозяин вокруг да около. Он решил сразу перейти к делу:
- Простите, дорогая Марипуана, Вам кто-нибудь делал комплименты?
- Что?!
-Делали ли Вам комплименты мужчины? – пристально глядя ей прямо в глаза, переспросил священник. Марипуана встала, в негодовании сверкнула глазами на хозяина, словно наотмашь ударила взглядом, и направилась к двери. Но хозяин вскочил и, крепко схватив её в объятия, попытался поцеловать. Матушка была сильной женщиной. Она резко оттолкнула ухажёра и быстро вышла за двери. Тот остался стоять красный, взвинченный. Он понял, что эта женщина никогда не ответит на его посягательства, и в его душе вспыхнуло чёрное пламя мщения…
За Марипуаной пришли в раннее, тёплое утро, когда монастырский колокол прозвонил время первой молитвы. В келью ворвалось несколько монахов, двое из них схватили её за руки. Старинный папирусный свиток, который она читала до колокольного звона, выпал из рук и на него равнодушно наступил тяжёлый сапог. Один из вошедших поднял его, глянул на текст, но это был древнеегипетский свод, написанный иероглифами, и понять несведущим его было нельзя. Марипуане помогал понять смысл свода Змей, словно нашёптывавший ей его в самое сердце. Текст рассказывал о Боге Озирисе и Его божественной супруге Изиде… Марипуана за пять лет, что прошли с того памятного сна, в котором ей являлся Архангел Гавриил, изучила много языков. Она давно привыкла, что ей помогают Голоса. И она вела записи всего прочитанного. Конечно, всё велось в строжайшей тайне, и о потайном чулане знали ещё только двое. Одна из них — монахиня, близкая по духу Матушке-настоятельнице, другой – строитель. Оба они преданные и посвящённые в её тайны, на которых тоже указал Голос. Свиток дал епископ, и он должен был быть возвращён. Это за него Марипуана испугалась, увидев, как его поднял инквизитор, но тот бросил его на стол, и все вышли, ведя настоятельницу перед всеми людьми, которые спешили на службу.
Монахини испуганно жались к стенам коридора. К счастью, монахиня, которой доверяла Марипуана, тоже была здесь, и ждала указаний, и она увидела, как медленно прикрыла веками глаза арестованная. Это и был знак. Пользуясь замешательством, девушка прошла в покинутую келью и увидела свиток. Он лежал рядом с его футляром. Аккуратно свернув повреждённый папирус, вложила в футляр, а потом, спрятав его под одеждой, поспешила к молитве. Она вернёт свиток епископу, в этом Марипуана не сомневалась. Епископ был надёжным человеком, часто доставал через своих людей интересные материалы и давал прочесть своей горячо любимой подчинённой. Молодая монашенка служила посыльной и тайно приносила и запрещённые вещи, прекрасно осознавая, чем это ей грозит. Но она испытывала к Учению Владык такое же сердечное влечение, как и Марипуана, и готова претерпеть за эту Любовь даже смерть.
Марипуану привели в застенок инквизиции. Ей объявили, что она обвиняется в ереси. Её еретические проповеди сделали много зла, которое придётся выжигать калёным железом и огнём, если хоть кто-то будет упорствовать в ереси.
- Только я повинна в том, что слышали от меня прихожане. Мне и отвечать! – заявила Марипуана твёрдо.
- Кто тебе давал книги еретического содержания? – спросил инквизитор.
- Никто. Я слышала Голоса.
- Чьи голоса?
- Архангела Гавриила и Владыки.
- Ха-ха-ха!.. какая, оказывается, ты у нас святая! Самые главные в Иерархии Архангелы к тебе в гости приходят! Не-е-ет, красавица! Не шути! Это в тебе бесы поселились!
Марипуана даже обрадовалась такому заключению. Она была прекрасно осведомлена о работе инквизиторов, о методах их допросов, и знала также, что одержимых бесами жгли на кострах, но… не трогали других. Матушка боялась за своих друзей. Теперь она сделает всё возможное уверить палачей в правильности их предположения.
- Это ты служишь бесу, а не я! – воскликнула она, показывая на него пальцем. Она сделала безумные глаза, засмеялась ему прямо в лицо и продолжила:
- Да ты посмотри на себя со стороны! У тебя же рога из-под шапки торчат и хвост вон - выпирает!
Этого инквизитор вынести не смог. О сам ударил её по лицу, потом отошёл, вытер руку от крови и сел, кинув палачам:
- На дыбу её!
Пронзительная боль заставила Марипуану потерять сознание. На неё вылили ведро воды, и, когда она пришла в себя, был задан вопрос:
- Что говорили тебе твои бесовские голоса?
- Они сказали, что в Христовой церкви нет Христа, а только инквизиторы.
- Что ещё они тебе сообщили?
- Что не тебе, жалкому, убить меня! – дерзко заявила Марипуана.
- Это мы ещё посмотрим…
В это самое время в пыточную комнату вошёл епископ. Он увидел Матушку на дыбе и приказал:
- Снимите её! Оставьте нас! – он подождал, когда недовольные прерванным допросом вышли все, Марипуана горячо зашептала:
- Вам вернули свиток?
- Да…
- Пожалуйста, послушайте меня, не перебивайте! Меня обвиняют в одержании бесами. Пожалуйста, поддержите и Вы эту версию, а то многие погибнут! – Меня Вам не спасти! Уберегите других! Донёс на меня новый священник. Я это сразу поняла.
Он подлый!
- Дочь моя, не могу я оставить тебя в беде. Ведь ты неповинна!
- Поздно… я уже доказала им, что одержимая… оберегите других, умоляю Вас!
- Ты святая, дочь моя! Крепись. Я буду молиться за тебя… нет! Не могу я оставить тебя! – епископ встал перед Марипуаной на колени, но та испуганно зашептала:
- Ради Христа! Ради Его чистого Учения! Ради тех, кто от Вашей слабости может погибнуть, заклинаю – Встаньте и идите к ним! Пусть память об этом разговоре укрепляет Вас! Да уходите же!!! Нельзя предать наше дело! Вспомните Христа!
Марипуана вся горела в волнении. Она всерьёз испугалась за тех, кто остался на свободе. А их много. Без епископа они могут растеряться и наделать много бед.
- Святой отец, заберите мои книги и рукописи. Посыльная монахиня знает…
Епископ перекрестил обречённую и вышел. Марипуана проводила его взглядом и поймала себя на мысли, что он постарел за сутки лет на тридцать. Спина ссутулена, словно он взвалил на себя непомерную ношу, вот-вот не выдержит и упадёт. Она представила себя на его месте, и поняла, что её телесные муки не мучительнее его душевных. Матушка тяжело вздохнула и прошептала:
- Господи, укрепи всех нас!
Пытки продолжались. Кажется, палачам её ответов и не надо, просто они наслаждаются мучениями жертвы. На следующий день Марипуану, едва держащуюся на ногах, доставили в городскую церковь, чтобы изгнать бесов. Марипуана перенесла все действия священника беззвучно, словно всё происходящее было не с ней. Священник, наконец, объявил, что бесов изгнать не удалось. Это был приговор к смерти на костре.
Епископа не было. Марипуана не могла знать, что, вернувшись к себе, он временно назначил молодую монахиню настоятельницей, и она заняла келью, покинутую так печально. Этим он спас библиотеку. Вскоре её утвердили Матушкой постоянно. Ещё епископ отозвал священника-иуду, назначив его пастырем церкви далеко от местечка, в котором хотел сохранить чистое отношение к Учению Христа. На аутодафе Марианны он не пришёл тоже. Тяжесть, которую заметила Марипуана, оказалась смертельной. Уже совсем больной, он написал папе римскому прошение назначить на его место своего друга. Спустя неделю после его смерти друг был назначен епископом. В письме другу умирающий епископ описал обстановку в его епархии и просил, чтобы он добился оправдания Марипуаны, хотя бы посмертно.
Допросы и испытания Марипуаны продолжались. Последним было испытание Библией. Это было самое страшное, что могли придумать изуверы. Марипуана боялась только этого. Суть испытания такова: тяжёлую книгу зажимали в станок вроде пояса. К нему была приделана пластинка металла толщиной не больше пяти миллиметров в виде капли остриём вниз. Края пластинки закруглены и отшлифованы так, что казались скользкими. Это приспособление надо было поместить на два указательных пальца так, чтобы один край пластинки удерживал один человек, а другой край удерживал второй человек. Один задавал другому вопрос, и тот не отвечал словом, библия сама поворачивалась и падала, если ответ на вопрос положительный. О, сколько пало людей после этого испытания. Марипуана даже зная секрет этого чуда, — боялась. Она молча молилась за то, чтобы нервные окончания подушечек её пальцев не дрогнули. Не подвели.
И вот – испытание… Прежде всего Измученную женщину заставили положить руку на Библию и поклясться что она скажет только правду. Марипуана покорилась. Библию с железной пластинкой подвесили на пальцы, проверили, прочно ли висит, завязали испытуемой глаза, и изувер задал свой вопрос:
- Веришь ли ты в нашего Бога Иисуса Христа? – Библия повернулась, и помощники подхватили её. Они тут же водрузили её на пальцы для продолжения испытания. Значит, Марипуана верит.
- Являлся ли тебе Архангел? – вопрос ещё не дозвучал, как Библия повернулась, стала падать, и её снова подхватили.
Приготовились к следующему вопросу:
- Как Его имя? Михаил? -- Библия не шевельнулась.
- Уриэль?— Библия снова не шевельнулась.
- Гавриил? – Библия повернулась, упала. У Марипуаны сжалось сердце от страха, но Господь её не оставил. Изувер решил подтрунить над трепетавшей жертвой. Снова Марипуана держит Библию с ним и слушает очередной вопрос:
- Ты что, правда, видела у меня рога и хвост? – Библия повернулась и упала!!! Инквизитор опешил. Марипуана с завязанными глазами не могла видеть его испуганные глаза, но это увидели оба присутствующие палачи! Пауза затянулась. Наконец, изувер пришёл в себя и закричал:
- Ведьма!!! Сжечь её!!!
Марипуане развязали глаза и почти выволокли из пыточной комнаты. Затащив её в камеру, палачи растерянно переминались с ноги на ногу. Наконец один спросил:
- Скажи, Матушка-настоятельница, ты сказала правду?
- Да. Правду. Вы сами знаете это. Вы служите сатане. Палачи повалились Марипуане в ноги:
- Прости нас, грешных!!! Спаси наши души!!!
- Я — прощаю. Но… спасти себя вы сможете только сами.
- Как, ангел наш?!
- Вы найдёте Путь Истины. Ищите. А сейчас идите. Вас хватятся.
- Мы тебя спасём, родная!
Но спасти не удалось. Инквизитор заточил их в камеру, а после аутодафе их нашли мёртвыми: они покончили с собой. Оба.
Сгонять народ к лобному месту не пришлось. Матушку настоятельницу все любили, и никто не верил, что в неё вселились бесы. Но время было смутное, говорить откровенно было можно только с очень близкими людьми и то шёпотом, чтобы никто другой не услышал, потому в огромной толпе стояла угрюмая тишина, напоминающая предгрозовые минуты. Исполнители наложили хворост под столб. Была сухая погода, и многие радовались, что костёр разгорится быстро, и их Матушка будет мучиться не долго. Повидали они не одну казнь огнём, видели, как сырые дрова продляли муки обречённых…
Среди людей в толпе стояли монахини её монастыря, прихожане всех церквей, где она проповедовала, и, надвинув на глаза шляпу, стоял среди них предатель. Друзья знали, что это он выдал их Матушку инквизиции, но пока молчали. Придёт его черной душе кара! Не минует кары предатель! Иуда!
Среди гробовой тишины стук тюремной телеги резал, кажется, не слух, а сердце. Марипуана стояла в железной клетке во весь свой небольшой рост. Она была в белом длинном рубище. Перед выходом из камеры велено было распустить волосы, и Марипуана тщательно расчесала их пальцами – гребня ей не дали.
Впервые увидел народ свою проповедницу простоволосой. Волнистые, до самого пола русые волосы укутали стройный стан женщины, словно защищали её, как плащ. Прекрасное лицо было спокойно. Она держалась за решётку, чтобы не упасть – так была слаба после пыток, но голову держала высоко, словно её везли не на казнь, а на проповедь.
Вдруг в сердце её возник любимый голос: «Мужайся. Мы тебя ждём», и в глазах Марипуаны вспыхнула радость. Все, кто мог видеть её лицо, перекрестились – так неожиданна была эта её радость за несколько минут до смерти.
Костер разгорелся быстро, охватил волосы, и Марипуана вспыхнула сразу вся. Один только возглас услышали присутствующие: - Иду к Тебе, Владыко!
Но до того как подожгли костёр, Марипуана, встав на ветки костра, окинула взглядом толпу, поклонилась ей, насколько позволили цепи. Среди монахинь она увидела молодую единомышленницу. Та стояла, как мёртвая, глядя на Матушку глазами, полными ужаса. Марипуана медленно закрыла и открыла глаза. Она прощалась с ней, просила жить и продолжать их дело. Та, словно проснулась и в ответ так же медленно закрыла и открыла глаза. Она приняла на себя бремя нести народу Истину.
Марипуана хотела увидеть предателя. И увидела. Они встретились взглядами. Священник не злорадствовал. Губы у него дрожали, словно он едва сдерживал рыдания. В глазах было столько мольбы, что Марипуана, снова медленно закрыла и открыла глаза. В них он не прочёл ненависти. В них было прощение. И прощание. Этого перенести он не смог, медленно повернулся к ней спиной и прошёл сквозь толпу. У оцепления он обернулся, но Марипуана уже горела гигантской свечой.
(2).png)
АНФИЯ
Отец облегчённо вздохнул, когда, наконец, Анфию, свою единственную дочь, выдал замуж. Он, правда, очень устал от её многочисленных женихов, которые настойчиво и даже настырно приходили к ним в дом, надеясь на благосклонность красавицы. Но Анфия запиралась в своей комнате, не желая никого видеть, и доброму, тактичному отцу приходилось вежливо отказывать всем. Дочка его, добрая душа, очень любила отца, но выйти замуж без любви она просто не могла. Лучше остаться старой девой. Да её уже и стали так называть - Анфии шёл двадцать пятый год.
Она не любила светские приёмы, но совсем отказаться от них не хотела. Сплетни её не интересовали, но на вечеринках и на обедах нередко встречались прекрасные, умные и просто необыкновенные люди. Ради таких встреч Анфия терпела весь этот светский тарарам, ухаживания и даже сплетни.
Именно в сплетнях она впервые услышала о необычном издателе книг. Анфия любила читать, но в отличие от своих сверстниц её интересовали не любовные романы, а серьёзная и даже научная литература. Библиотека отца, видного учёного-путешественника была давно прочитана. Ещё подростком, после смерти матери, когда Анфия ждала отца из очередной поездки, она читала и перечитывала всё, что находила. И путевые записи были прочитаны и перепрочитаны ею много раз. Отцу было о чём поговорить с дочкой! Иногда он брал её с собой, тогда счастью девочки не было границ.
Много она повидала, многие делали ей предложения руки и сердца, но девушка не могла не отказывать. Он ждала только одного, того, без которого она не сможет жить. А годы идут. Отец молчит, но она видит, как ему надоели её поклонники.
Женщины на светском приёме, болтая о том, о сём, перескочили на обсуждение нового издателя:
- Фи, бука какой-то!
- Замкнутый на семь замков!
- Точно!
- Говорят, умный.
- Ну и что?
- Угрюмый. Бука!
- Говорю же вам – тоска ходячая!
- А ты его видела?
- Видела!
- Ну, он хоть собой-то хорош?
- Ничего особенного. Борода большая, кудрявая.
- Глаз из-под бровей не видать.
- Говорят, он печатает только то, что другим издателям цензура запретила.
- Ну, значит, претендент на тюремное содержание.
- Да в том-то и дело, что цензоры бесятся, а укусить не могут. Не по зубам.
- Что так?
- Не знаю точно, видимо, у него связи наверху…
Анфия прислушалась к болтовне, но вопросов задавать не стала. Она заинтересовалась этим человеком, однако на приёме его не было.
Утром девушка собралась в книжный магазин при издательстве, чтобы купить книги, изданные человеком, посмевшим пренебречь запретами цензуры. Эти книги должны быть интересными. Анфия не любила «причёсанные» цензорами работы. В них всегда не хватало самого главного.
Войдя в магазин, девушка столкнулась с высоким мужчиной, который неожиданно быстро повернулся к выходу от прилавка. Он задел Анфию, и у неё упал зонтик. Извинившись, мужчина нагнулся и поднял его. Девушка увидела бородатое лицо незнакомца. Почему-то она сразу подумала, что это и есть издатель. Взгляды их встретились, и Анфия поразилась невыразимой глубине больших синих глаз, обрамлённых очень тёмными ресницами. Что-то могущественное почудилось ей в этом взгляде. У мужчины дрогнули ресницы. Он тоже был наслышан о красавице Анфии, но знакомиться с ней не думал. Случай свёл их, и оба мгновенно поняли, что встретились навсегда. Разноречивые сплетни, что слышали они друг о друге, сказали им только то, что оба они выше мнений света, и, значит, интересные люди. И грязью их обливают от бессилия понять их души. Домой Анфия возвращалась не одна, и со стопкой книг, которые нёс Поль.
И вот Анфия замужем. Отец радуется её счастью. Скоро дом опустеет, если дочка переедет жить к мужу. А, может, они согласятся жить с ним? Он часто уезжает, мешать не будет.
- Анфия, тебе очень хочется уехать из этого дома? – задал он тревожащий его вопрос.
- Нет, папа. А что?
- Вы бы могли жить здесь. Особняк огромный, всем места хватит.
- Я уже советовалась об этом с Полем, он говорит, что, наверное, это неудобно.
- Боже! Какое неудобство? У него съёмная квартира, у нас своя. Никаких неудобств.
- Хорошо, папочка, мы решим этот вопрос.
Вскоре в доме полным ходом шла перестройка. Молодые отказались нанимать для этого посторонних, и весело создавали своё родовое гнездо сами. Ничто так не сближает людей, как общая работа, и все трое были счастливы.
Перебирая вещи матери, Анфия обнаружила в шкатулке среди украшений маленький кожаный футлярчик. Вытряхнув.gif)
из него на ладонь содержимое, она изумилась. В футлярчике был простой камешек! Но, рассмотрев пристальнее, поняла, почему он был так бережно оберегаем мамочкой: это была каменная головка змеи. Анфия давно знала, что жили на нашей планете огромные Змии.
В Индии самым главным из всех Змиев планеты называли Змия Ананду. Там же, в Индии почитались Наги. В Китае – Дракон и по сей день – эмблема государства. У ацтеков был бог Кецалькоатл. В Греции – Тифон и Кекропс. В Риме – Лаокоон. У иудеев – Медный Змий. В Александрии – Абраксакс. В Тибете – Уроборос. В Египте – Урей. В Месопотамии – Нингишзида… а как зовут мамочкину змейку? Господи, как жаль, что она ушла из жизни, когда Анфия была ещё совсем маленькой…
Вечером пришёл Поль, и Анфия показала ему находку.
- Посмотри, родной!
- Камешек? Головка змеи? Смотри, радость моя, это же кобра. Она или распускает воротник, или уже успокаивается… интересно! – крутит в пальцах находку муж.
- Но почему мама так её берегла? Как этот камешек попал к ней? Что он для неё значил? Ведь даже золотые безделушки лежали просто так. А камешек в футляре.
- Надо спросить отца.
- Да. Скорее бы он вернулся, - вздохнула Анфия.
А ночью ей приснилась змея. Камешек соскользнул с ладони и стал расти. Он увеличивался стремительно, но не устрашающе, и Анфия с интересом ждала, что будет дальше. Она чувствовала, что скоро раскроется тайна маминой змейки… Змей, стоя на хвосте, распустил капюшон. Его голова нависала над Анфией. Он слегка покачивался. Раскрылась пасть, и из неё несколько раз высунулся живой трепещущий язычок. Каменные глазки ожили и пристально посмотрели в глаза женщины, спокойно стоявшей перед ним.
- Тебя жжждёт много дел, Анфффия. Будь мужжжу другом и сссоюзззницей, -- прошипел змей и стал уменьшаться так же стремительно, как и увеличивался.
Анфия проснулась, потихоньку покинула постель, чтобы не разбудить Поля, взяла футлярчик с камешком и вернулась. Она всё вспоминала слова Кобры быть Полю другом и союзницей. Наверное, Змей прав. Быть просто женой такого незаурядного человека – мало. Она постарается быть ему необходимой как друг и союзник. Спасибо маминому камешку за науку.
Отец вернулся из очередного заграничного путешествия возбуждённый, радостный. Ему удалось сделать то, что много лет ускользало, и он решил поскорее засесть за путевые записки, привести в порядок документы и мысли. За столом все оживлённо разговаривали, рассказывая друг другу новости. И тут Анфия сообщила о мамином камешке. Отец сменился с лица. Он испугался, побледнел:
- Доченька, отдай его мне!
- Зачем, папа?
- Я уничтожу его!
- Но почему?! – Анфия хотела знать правду.
- Этот камешек сгубил твою маму.
- Расскажи!
Отец несколько мгновений молчал. Было видно, как он страдает. Он колебался, надо ли дочери и зятю знать, что хранит в себе этот маленький камешек, и решил рассказать:
- Мы оба были ещё молоды, когда жена нашла этот камешек. Он лежал на ступеньке этого нашего дома, и она подобрала его. Посмотрев его, подала мне. Это была головка кобры, и мы не выкинули его. Вскоре я заметил, что мама твоя изменилась. Всегда весёлая светская дама превращается в затворницу, и когда я об этом сказал, она заявила, что ей во сне снится гигантская кобра, советует читать серьёзные книги, и она их уже довольно долго читает! Я очень виноват, дочка, что запретил ей заниматься тем, к чему была предрасположена её душа. Мне очень не хотелось, чтобы она изменилась. Я любил её прежнюю и не признавал другой. Мы всерьёз поссорились, я уехал на несколько месяцев в путешествие, не простившись, а когда вернулся, скоротечная чахотка отнимала у неё последние дни жизни. Я понял, что убил свою любимую. Однажды я нашёл её камешек на подушке и хотел выбросить, но она остановила меня: «Не смей! Это единственный мой друг!». Я повиновался. После смерти жены я всюду искал его, но не нашёл. Он не меньший виновник в смерти твоей матери, чем я.
У отца было такое несчастное лицо, что Анфия не могла видеть его горя:
- Успокойся, папа. Камешек, скорее всего, положила в шкатулку моя няня, когда все успокоились после смерти мамы. Но почему ты мне-то не запретил читать серьёзную литературу?
- Разве я мог позволить сгубить ещё и твою жизнь? Я и не женился из-за своей вины, и тебе позволил решать, как жить.
- Не вините себя больше, дорогой тесть. Вы достаточно настрадались и осознали всё. Но камешек не виноват! -- положил руку на плечо убитому горем человеку зять.
- Папа, мне тоже явилась гигантская кобра в сновидении. Я рассказала Полю, и мы думаем, что это наш друг.
- О, Господи! – воскликнул поражённый отец.
- Не волнуйся, папа! - Значит, его нам приготовила судьба. Видно, то, что не успела сделать мама, надо сделать мне.
Анфия носила камешек в ладанке на груди. Она достала его, подала отцу. Тот долго смотрел на чёрный подарок судьбы, потом, вздохнув как-то по-детски со всхлипом, вернул терафим дочери.
- Ладно… я повинуюсь…
Молодожёнов засыпали приглашениями на светские рауты, и они не отказались ни от одного. Анфия со смехом сказала, что это поможет поскорее примелькаться и прекратить многочисленные сплетни о них, так сказать, тактика адверза, а Полю нужны были связи. Отец иногда бывал с ними, но чаще всего он занимался делами или уезжал к друзьям.
Анфиса и Поль показывались на приёмах, завязывали знакомства, но когда все начинали веселиться, незаметно уезжали домой — никому до них уже не было дела. Дома Поль обнимая жену, заглядывал в её прекрасные карие глаза, а она утопала в омуте синевы его глаз… Они были счастливы. Так они провели свой медовый месяц.
Дела позвали Поля в далёкую Индию. Он уже не впервые едет туда. Анфия просилась поехать с ним, но муж пообещал взять её в следующий раз, а пока он и сам не знает, как пойдут дела. В Индии он приготовит условия для посещения её с женой, и Анфия согласилась.
- Ты выдержишь одиночество, родная? – беспокоится Поль. Он уже собран. Вещи уложены в карете. Женщина прекрасна в своей грусти, но голос бодр:
- Почему – одиночество, Поль?! Ты со мной остаёшься в сердце и в книгах твоей библиотеки. Да я уже давно научилась расставаться…
- С тобой остаётся твой отец и наш общий друг Змий. Не грусти. Не та разлука, что от расстояния, а та, что в сердце. А у нас с тобой сердце общее.
Поль, признаться, не ожидал, что у его жены такая могучая жизненная сила. Он мысленно преклонил перед Анфией колени. Через минуту карета свернула за угол дома, и Анфия осталась одна, вернее, с одной единственной служанкой и отцом, которого она скоро дождётся.
Проводив мужа, она пошла в спальню и прилегла. Во сне она увидела Поля, летящим над великолепными горами. Он был прекрасен. Анфия следила за его полётом с земли, но ей нестерпимо захотелось к нему, в небо, и она, взмахнув руками, как крыльями, взмыла ввысь.
Некоторое время она наслаждалась полётом одна, но потом окликнула мужа. Тот, кажется, даже не удивился тому, что и она летает. Он повернулся к ней, протянул руку, и они стали летать над горами вместе серьёзные, сосредоточенные.
Вдруг Анфия почувствовала на груди камешек. Он как бы просился наружу. Не выпуская руки Поля, она достала ладанку, и Змей, увеличившись, тоже летел с ними. Он прошипел Анфии: «Пишшши. Всссё пишшши…».
Проснулась Анфия в полёте. Она потрогала ладанку, улыбнулась и вслух произнесла:
- Ну, что ж! Писать, так писать! Спасибо за подсказку.
В Анфии проснулся писательский дар. Знания, что она получила из множества прочитанных книг, из рассказов отца, из общения с Полем, словно прорвались наружу, и под быстрым пером замечательной рассказчицы стали появляться новеллы, сказки, рассказы. Отцу она их не показывала. И даже подписывала их под псевдонимом «Психея».
Однажды отец зашёл в комнату дочери, увидел на столе исписанные листы, заинтересовался, о чём она пишет. Для обычного письма это не подходило – слишком много написано.
- Ты что-то от меня скрываешь, дочка?
- Нет, папочка, но хвастать пока нечем.
- Покажешь?
- Читай, - Анфия подала ему папку с готовыми работами. Отец сел в кресло и углубился в чтение. Красивое подвижное лицо его менялось под воздействием читаемых мыслей дочери. Наконец, он дочитал всё и поднял глаза на дочь. В них она прочла восхищение и гордость.
- У тебя не просто талант, доченька. У тебя большой талант! Ты открываешь людям их самих, зовёшь в мир чистых мыслей, в мир красоты и гармонии.
- А нужны ли людям зеркала, которые открывают им правду на самих себя, папа?! Я на днях встретилась с одной приятельницей, и она меня назвала дурой только за то, что я посоветовала ей читать серьёзные книги.
- Ну, не все же такие! Есть ведь и ищущие правду люди. Не отчаивайся! Пиши! Обо всём пиши!
- Знаешь, папа, ты сейчас сказал слова моей змейки. Она мне и посоветовала писать.
-Вот как! – воскликнул поражённый отец, -- значит, мы одинаково мыслим!
- Наверное…
Окрылённая поддержкой отца, Анфия стала относиться к своей работе серьёзнее и сосредоточеннее. Ей часто не хватало знаний, она углублялась в чтение книг мужа, и иногда находила в них ответы на свои многочисленные вопросы. Порой ей казалось, что Поль подбирал литературу специально для неё. Но вопросов всё равно оставалось больше, чем ответов.
А между тем Поль в Индии познакомился с людьми, которые показали жизнь совсем с другой стороны – глубже, значимее. Поль давно задумывался о том, что бытие человека не может ограничиться только одной жизнью, но ничего не находил, где можно было прочесть об этом. Цензура была беспощадна и вымарывала всё, что выходило из установленных ею и государственной религией рамок. Книги, которые он собирал, были, конечно, интересные, но они не отвечали на все его вопросы. И вот, наконец-то, он окунулся в мир тонких энергий, мир жизни за гранью обыденности. Он был счастлив!
Когда Поль вернулся домой, он не узнал свою жену. И прежде изящная, она стала почти бесплотной. Но какой силой, каким огнём полыхали её огромные карие глаза! Обнимая мужа, прижимая его голову к груди, Анфия счастливо шептала:
- Я поняла твои заботы, родной! В другой раз ты сам попросишь меня ехать с тобой в Индию! И мы будем работать вместе.
- Почему ты так говоришь, Анфи? Тебе кто-нибудь сказал о моих новых знакомствах?
- Да. Догадайся, кто!
- Думаю, - кобра.
- И оказался прав! Он снова явился мне, когда я сходила с ума по тебе. Тебя так долго не было!
- И что же он сказал тебе, родная моя?
- Не много, но ёмко. Он сказал, что постоянно обо мне думаешь и найдёшь ответы на мои новые мысли.
- Можно узнать, какие это мысли?
- Разумеется! Кое-что я давала почитать папе. Он находит, что мне надо продолжать писать.
- Интересно. Очень интересно, Анфи, солнышко моё.
Анфия выложила перед мужем довольно большую стопку своих работ, но прежде чем дать их читать, разложила их на три кучки. В одну сложила дневники, в другую рассказы, в третью – новеллы. Поль сначала стал читать дневники. Живой, образный язык изложения позволил ему окунуться в мир переживаний жены. У него сильно забилось сердце, когда он понял, что Змей явился его Анфи в то время, когда он встретился с мудрецами востока и имел с ними беседу. Вот почему жена уверенно заявила, что в курсе его мыслей. Лучшего подарка не придумать. Но он ещё не читал литературные изыски любимой, а они хранили не мало удивительного.
Уже наступило утро, а Поль всё читал. Анфия спала. Солнце яростно ворвалось в спальню. Оно словно специально дожидалось, пока взволнованный человек дочитает до конца. И вот он дочитал. Теперь они оба с большой любовью смотрят на спящую женщину, такую беззащитную и вместе с тем, такую бесконечно сильную, мужественную. Поль даже не подыскивал слова, чтобы сказать ей то, что чувствовал. Не было таких слов, чтобы точно выразить его душевное состояние.
От ярких лучей светила и от долгого взгляда мужа Анфия проснулась. Мгновение полежала в дремотной неге, открыла глаза и вновь зажмурилась:
- Чуть не ослепла! Это нечестно!!! Двое на одну! – засмеялась она. Потом вспомнила, что Поль читал написанное ею, посерьёзнела – как он воспринял, интересно, но спрашивать не стала, ждала.
- Анфи, у меня тоже глаза ослепли – два солнышка! Так что мы квиты. А господин Солнце Что скажет? Ага! Молчит! Сказать нечего? Значит, тоже ослепло.
- Ты что-нибудь прочитал, Поль? – заволновалась Анфия.
- Всё, что ты мне дала, прочитал до последней буквы.
- Всё?! Но там же много!
- Потому и не спал.
- Всю ночь?
- Да. Только что закончил.
- Скажи – как?! – Анфия разволновалась. А вдруг он воспримет всё, как занятие от безделья! Или от одиночества.
- Ты очень талантлива, Анфи! А я ведь даже не подозревал об этом! Прости меня за слепоту мою.
- Я и сама не подозревала. Это всё Змей. Скажи, это можно печатать?
- Это необходимо печатать! А позволишь ли ты напечатать свой дневник?
-Дневник?! – переспросила Анфия. Она не думала об этом.
- Сколько женщин, подобно тебе, попадают в такие ситуации! Ты могла бы для них стать Мудрым Змием. Скольким бы указала верный путь в жизни!
- Так ты согласна?!
- С оговорками. Надо сменить имя на Психею и не печатать лишнее.
- Конечно, родная. Ты сама отредактируешь все тексты.
- Поль, но как ты находишь мои рассказы и новеллы?
- Я, правду тебе говорю, - не ожидал, что всё так превосходно. Есть кое-какие неточности, и я тебе помогу их увидеть… а теперь давай, поспим. Обними меня, Психея моя! Семечко моей жизни! Кстати, Анфи, а что если назвать все твои работы общим названием «Семечко Жизни»?
- Как понять – «Семечко Жизни»?
- Ты эту тему осветила глубоко и обширно. И, собственно, соединяющей мыслью и служит понятие семени жизни. Что такое – семечко? Это или будущее растение, или животное, или, наконец, будущий человек! В семечке генетически заложено всё для будущего потомства. Все накопления предыдущих жизней. У растений и у животных семечек по одному, а вот у человека их два. Это не трудно понять: одно семечко от плоти, а другое – Дух, то есть – Искра Божья, что и отличает человека от животного. Дух – ведущее начало. Он развивает душу и стремится увлечь человека на Божественный Путь. А семечко плоти помнит жизнь животную и тянет человека на свой путь. И он очень привлекателен этот путь – путь неги, желания обладать, властвовать, лениться. Короче, путь животного. А Путь Духа не привлекает ни похотью, ни властью, ничем животным. Это Путь Высоких Истин, Путь эволюции. Путь развития и сотрудничества с Высшим Космическим Разумом. И человек должен сам решить, где ему быть – в стане божественном или в стаде животных.
- Но почему сам Бог не сделает так, чтобы все люди стали божественными? Ведь вложил же Он в них Искру свою?!
- Ты сама и ответила на свой вопрос. Именно потому и должен сам человек решать, каким путём идти. Он же наполовину – бог!
По Замыслу Космического Разума человек должен преодолеть в себе животные инстинкты. Даже само размножение он должен осознавать как необходимость в деле Бога, а не просто удовольствие совокупления.
- Сурово!
- Да. Сурово. Но необходимо. Так позволишь назвать свою книгу - «Семечко Жизни»?
- По моему, лучше не придумаешь. Спасибо, родной! А теперь спи. Я с тобой! - Анфия крепко обняла мужа, поцеловала, и он мгновенно заснул.
Первая же книжечка новелл «Семечко Жизни» под псевдонимом «Психея» произвела фурор в высшем свете. Во-первых, она была очень дорогой. Толстосумы ругались:
- Какое безобразие! За такую тоненькую дрянь надо платить бешеные деньги! Это возмутительно!!! – но платили! И за два дня новеллы разошлись все.
А Анфия и Поль смеялись:
- Фокус удался! Прижимистые богачи заплатили за книжки бедняков!
Издательская чета действительно три четверти изданных книжечек разослала в разные страны друзьям Поля, а часть отдала рабочим издательства, чтобы они могли раздать их тем, кому можно доверять. Так и получилось, что богачи оплатили все расходы небогатого издателя.
В салонах, где опять стали появляться Анфия и Поль, им приходилось слышать самые противоречивые суждения об этой книге. И сами салоны стали походить на растревоженный улей. На Анфию почти никто не обращал внимания, зато Полю доставалось за двоих:
- Кто такая «Психея»?
- А, может, это не «Психея», а «Псих»?
- Скажите, пожалуйста, имя автора.
- Это ведь волшебные сказки?
- Написано, что будет продолжение. А – скоро?
- Не Вы ли и есть автор «Семечка»?
- Говорят, автор или мужчина, или женщина! – глубокомысленно заявила дама, обмахиваясь веером, словно мог быть и третий вариант.
Поль не мог назвать автора, но не мог и лгать. Он отшучивался, как умел. Его постоянно выручала жена. Вмешиваясь в беседу, мило улыбаясь, она просила прощения и уводила его то на танец, то в другую комнату, а то и вовсе домой. Но именно в разговорах о книжечке и проявлялась суть людей. Они и в высшем обществе все были разные. Поль обратил внимание на молчаливую женщину, которая только и сказала:
- Наконец-то, хоть одна здравая мысль напечатана!
Заметила её и Анфия. Она подошла к ней, но та не вступила с ней в разговор. Ведь у красавицы Анфии репутация была как о сердцеедке. Женщина даже удивлялась, как мог издатель, такой серьёзный человек, вообще связаться с этой легкомысленной особой. Она отделалась от Анфии ничего не значащими словами, но этим только подтвердила догадку Поля. С этой женщиной необходимо подружиться. Несколько мужчин не скрывали своего восхищения умом Психеи. Издатель понял, что он теперь не одинок. Ему есть на кого опереться в случае необходимости. И у Анфии, наконец-то, появится настоящая подруга. Это здорово иметь единомышленников на пути, который начался в их сердцах! На Пути к Высшему Познанию Мира.
На одном из званых обедов к Анфии обратилась молодая девушка:
- Мадам Анфи, не поможете ли мне достать экземпляр «Семечка Жизни»? Говорят, там чертовщина и святость взвешиваются на одних весах. Может, дадите почитать свой? Ведь наверняка Вы имеете его… даже если не прочли?
- Есть у меня один свободный экземпляр. И я Вам его подарю.
- Спасибо! Спасибо! Но не надо дарить! Я куплю его у Вас! Спасибо!
- Что же Вас, дорогая, так заинтересовало в ней? Бесовщина или святость?
- Видите ли, - замялась девушка, - говорят в ней что-то написано про Трисмегиста. Вроде бы он мог обедать за одним столом с Иисусом Христом. А я читала, что Трисмегист жил в восемнадцатом веке. Это или совпадение имён, или неправда. Хочу сама разобраться.
- Вы читаете серьёзную литературу? – заинтересовалась Анфия. Девушка смутилась, но взгляда от собеседницы не отвела и кивнула:
- Пытаюсь…
- Тогда я приглашаю Вас к нам в гости. Там всё и обсудим.
- А когда Вам удобно, чтобы я пришла?
- Да хоть завтра. Приходите к обеду. Хорошо?
- Я приду! Обязательно приду! А можно мне прийти одной? Моя маман не даст пообщаться.
- Разумеется, дорогая! – Анфия взяла руки девушки и крепко пожала – она пыталась рассмотрела в ней родственную душу.
- Спасибо, милая Анфи! – проникновенно прошептала девушка и убежала к родителям, приняв беспечный вид, и не пряча счастливую улыбку.
Не только в салонах обсуждалась книжечка Анфии. Сообщение о ней достигло верхов. Цензуре дали нагоняй и предупредили о неприятностях, которые её постигнут, если не прекратится безобразие. Донеслось и до церкви. С амвонов посыпались проклятия на голову Психеи. Но издательство Поля - частное, и запретить ему печатать, что его душе угодно – не просто.
Поль знал, что надо спешить, поэтому остальные книги вышли стремительно друг за другом, но на продажу их решили выдавать по вторникам. Анфия спрятала уже изданные рукописи в надёжном месте. В издательстве не осталось ни единого листка, написанного её рукой. А сама продолжала напряжённо работать. Поль сохранял в тайне имя Психеи, но он ждал незваных гостей, и они наведались. Обыск не дал желаемых результатов. Жандармы ушли и доложили главному цензору, что издатель чист.
Цензор сменил тактику. Он стал ежедневно сам наведываться в издательство, и однажды Поль едва не попался. Новая рукопись Психеи могла погибнуть. И тогда он стал набирать тексты жены сам, дома.
Книжка за книжкой «Семечко Жизни» продолжали выходить каждый вторник с точностью хронометра, доводя цензуру до бешенства. С прилавков магазинов они словно сметались ураганом. В салонах хвалились друг перед другом обладатели всех выпусков:
- Мой слуга каждое утро вторника занимает очередь в книжный магазин первым, и я первым в городе читаю новые новеллы.
- Мне вчера не досталось книжечки. Не позволите ли воспользоваться Вашей?
- Почему – нет?! Читайте!
- Говорят, была облава в издательстве. Ох, не сносить головы этому Полю!
- Да-да! По нему плачет Бастилия!
- Жаль будет, если не будет продолжения!
- Раньше я считал написанное Психеей — ахинеей, но она мне раскрыла глаза на иной, лучший мир, и теперь я читаю и перечитываю каждую книжечку по несколько раз.
- Сен-Жермен жил здесь не так давно! Его считали и колдуном, и прохиндеем, и возмутителем спокойствия, но Он оказался одним из Учителей человечества - Махатмой!
- Я и раньше читал о великом Платоне, но Психея познакомила меня с ним заново. И он тоже оказался Махатмой!
- Но как она показала Христа! Наши христианские представления о Нём просто померкли! Кто больше всех злится на Психею, так это церковники. Они ведь не могли не познакомиться с Психеей! А это уже далеко не шутки!
К Полю подошёл князь Михаил, уважаемый в городе человек. Он один из тех людей, которого приметил Поль после выпуска первой книжечки:
- Господин Поль! Над Вами завис дамоклов меч.
- Я знаю, -- спокойно ответил Поль.
- Может, перенесёте часть издательства в мой дворец?! Он почти пуст, и не всякая ищейка осмелится проникнуть в него. - Спасибо! Я бы не хотел подвергать Вас опасности.
- Но я сам предлагаю. И знаю, на что иду. Нельзя останавливаться на половине пути. Насколько я понимаю, новеллы пишутся, значит, они должны выпускаться регулярно.
- Я должен подумать, - ответил Поль.
- Или посоветоваться с Психеей… - серьёзно продолжил мысль собеседник. - Она у Вас умница и красавица. Но надо её оберечь. - Вы знаете, кто скрывается под псевдонимом?
- Да. Догадываюсь, что это мадам Анфи.
- И давно догадываетесь?
- Сразу подумал на неё.
- Вы проницательны.
-- Не один я. И это меня пугает. Необходимо отвести подозрения от Вашей жены, господин Поль.
- Вы что-то хотите предложить, уважаемый князь? – встревожился Поль.
- Да. У меня есть знакомая дама из России, известная интриганка, но это её маска. На самом деле умнейшая женщина. Она предложила себя как прикрытие мадам Анфи.
- И кто же она?
- Я укажу Вам на неё, но знакомиться с ней здесь нельзя. За Вами слежка, как за опасным преступником. Побережём её.
Посмотрите налево. Она сейчас подходит к группе дам посплетничать. Я сделаю ей знак, и она пустит слушок о своём авторстве.
- Но как посмотрит на это Анфи?
-- А Вы посоветуйтесь с ней и, если она согласна, возьмите её за обе руки и поцелуйте их обе по очереди, как обычно делаете. Но не смотрите на меня.
- Хорошо. Я согласен. Спасибо за помощь, дорогой господин Михаил!
Поль откланялся и, как всегда, спокойно отправился к жене, болтающей в кучке щебечущих женщин. Он взял её за руку, весело заявив:
- Вы совсем обо мне забыли, сударыня! – он отвел её в сторонку и весело сказал:
- Анфи, продолжай весело улыбаться, но я тебе скажу невесёлую весть.
- Говори, любимый, я – «посмеюсь»!
- Не для всех, моя любимая, сохранилась тайна авторства «Семечка Жизни». Над нами навис дамоклов меч. Князь Михаил предложил отвести от тебя подозрение, и назвать автором мадам Невельскую.
- Он не сошёл с ума? Она же интриганка! Я её презираю!
- Мы ошиблись, дорогая. Это её защитная маска.
- Боже!!! Меня ведь тоже считают ветреной кокеткой! Ха-ха-ха!!! Если ты считаешь, что так надо, я согласна. Поль взял её руки и поочерёдно несколько раз поцеловал их. Князь Михаил увидел знак, потом посмотрел в сторону Невельской, та заметила, как он медленно закрыл глаза, и поняла, что мадам Анфи согласилась с её предложением.
Мадам Невельская весело сплетничала с дамами и выжидала момент, когда будет удобно «пустить утку» о своём «авторстве» «Семечка Жизни». Наконец, заговорили об этих книжечках, и она, смеясь, сказала:
- Не думала я, что мои писульки вызовут такой ажиотаж.
- Так это Вы – Психея?!
- Т-с-с! – приложила Невельская пальчик холёной ручки к губам, и быстренько удалилась.
- Не верю я, что такие серьёзные книжки может написать эта интриганка.
- Она, может быть, и не пишет их, а ворует у кого-нибудь! – предположила другая. Вскоре все в салоне узнали эту потрясающую новость, и на некоторое время Анфия была вне опасности.
Эту новость донесли и до главного цензора, но он не поверил:
- Ерунда! Они даже не знакомы! Иначе бы издатель уже был участником её интрижек!
- Но этим же можно объяснить и то, что она его не трогает!
- Возможно, возможно…
Так или иначе, но время было выиграно, типографский набор перевезли в княжеский замок. Теперь дома хранились только рукописи. Их тоже надо было заранее перевезти в надёжное место, и Поль предложил отправить посылку в Индию, к своим друзьям. Анфия согласилась. Посылку отправили с надёжным человеком, и им оказался сам князь Михаил. Теперь Поль часто встречался с этим человеком. У них оказались общие друзья и сотрудники в Индии. Поль был счастлив! Анфия тоже несколько раз разговаривала с князем Михаилом и с Невельской. Как они смеялись над своими «масками светских дам»! Анфия рассказала о посещении их дома девушкой, которой не досталось книжки. Это очень милая девушка, но открыться ей Анфия побоялась. Невельская одобрила. Милая девочка наивна и может сболтнуть лишнее.
Вышла в свет новая книжечка. Это уже рассчитывалось, как издевательство, и цензор дал разрешение жандармерии расправиться с издателем и с его типографией. Поль должен быть арестован и заточён в Бастилию! Цензор знал, что тщетно искать рукописи, но терпеть непослушание было уже невозможно. Жандармы должны были одеться в одежды обывателей, чтобы погром выглядел, как бунт против того, кто печатает антирелигиозные книги.
Толпа громил ворвалась в издательство. Печатные станки были перевёрнуты, искорёжены. Рукописи, наборные доски, линотипы, литографии скиданы в кучу. Издатель оказал яростное сопротивление, и его жестоко избили. Когда он потерял сознание, надели наручники и бросили посреди цеха.
В самый первый момент, когда ворвалась толпа, Поль успел сунуть подручному рукопись, которую он читал, и попросил унести её Анфие. Эта рукопись была одного из авторов, который постоянно печатался у Поля. Он приказал ей ни в коем случае не приезжать в типографию и спрятать её ещё не опубликованные рукописи как можно надёжнее. Взволнованная женщина спрятала всё в тайник, а сама с подручным Поля побежала в издательство. Могла ли она усидеть дома, когда её любимый в смертельной опасности?!
Когда Анфия прибежала, было уже слишком поздно. Костёр посреди типографского цеха догорал. Громилы стояли толпой у самого входа. Анфия внимательно всмотрелась в лица громил и узнала двух жандармов. Значит, это не просто погром, как сообщил ей подручный. Она вошла в помещение и увидела мужа, лежащего возле костра. Опустившись перед ним на колени, Анфия приложила ухо к его груди и не услышала биения сердца. Она не заплакала. Это было выше её сил. Долго она гладила остывающее дорогое лицо своего мужа, не в силах подняться. Но, наконец встала и вышла на улицу. Там собралась огромная толпа. Анфия обратилась к жандармам:
- Доставьте его домой! – и те повиновались.
А Анфия подошла к толпе. В ней она увидела главного цензора и спросила:
- Это Ваших рук дело? – цензор замялся. Нелегко признаться, что Поль убит по его, хоть и косвенной вине.
- Конец Психеи! – указывая рукой в белой перчатке на дверь издательства, произнёс цензор. Женщина гневно устремила на него уничтожающий взгляд:
- Вы так думаете?! Напрасно радуетесь! Вы убили невинного человека!!! Психея – это я!
- Вы? Вы-ы?! Вы, мадам Анфия?!
- Да! Я! И вы не сможете помешать мне печатать свои книги! Слышите?! Не посмеете! Клянусь смертью мужа!!!
Книги продолжали появляться, как прежде. Тираж их вырос, и прекратить распространение книг было невозможно. Но Анфии в стране уже не было. Князь Михаил сразу же увёз её в Индию к друзьям Поля, и там она работала под их руководством. Читатели узнавали Великую Истину через могучий литературный талант любящей женщины. Ничто не могло остановить её. Она жила памятью Поля и умерла молодой, сидя за письменным столом, закончив очередную книжку.
(3).png)
ЭЛЬДАРА
В серых глазах этой девчушки вместился, кажется, весь свет яркого дня, - так они блестели. Широко раскрытые, они впитывали впечатления, от которых трепетало её сердечко. Она лепила из глины замысловатые игрушки и сама обжигала их в печке. Никто её этому не учил. Как она до этого додумалась - сама не знала. Сушила на солнышке, а потом лопаточкой укладывала на угли в печку. И всё. Девочка успевала и поиграть с бегающими букашками, и отметить рост своих цветков, и помочь цыплёнку, выпавшему из гнезда. Ей до всего было дело, и она не умела бездельничать. Часто пела одной ей известные песенки со словами и без слов. Мать поражалась – где она могла услышать эти мелодии?! Откуда у неё берутся слова?!
- Эльдара! Эльдара! Ну, где же ты, неугомонная?! Девочка побежала на зов матери, подхватив на бегу свою лежавшую на полянке шапочку, подарок тёти, но вдруг замедлила бег. Она увидела на шапочке орнамент. Этот орнамент она сделала сегодня, совсем недавно, своими собственными зубами.
Новенькая белая шапочка была без единого рисунка, а Эльдара только что научилась делать рисунки зубами. Как? Да 
очень просто! Взяла сочный лист кандыка, это такое вкусное сочное растение со сладким клубеньком в земле и лиловым цветочком, лепестки которого поднимаются так, что даже заворачиваются дружно изнанкой внутрь и получается корона. А листики толстые, широкие, пятнистые. Один листок Элька завернула в тряпочку, покусала зубами и всё – рисунок готов! Попробуй потом отстирай! На шапочке девочка сделала прекрасный орнамент. Эльке он очень понравился, а мама, наверное, сделает не менее прекрасный рисунок своей ладошкой на девчонкиной попе! Страшновато, но не прятать же новую шапочку! Всё равно увидит.
Мать сразу увидела орнамент, но только досадливо махнула рукой:
- Вот и ходи поросёнком, коль такая замараха! Сил моих нет уследить за тобой!
- Мам, но цветочки на шапочке получились такие красивенькие! Пятнышками! И что за мода, делать детские шапки без орнаментов! – возмутилась по взрослому девочка.
- Иди, горе моё, -- пятнышки! Отмывай свои руки-шею-нос, и марш за стол! Пирог остывает!
- Мам, а я тебе помогу посуду помыть! Ведь я у тебя уже большая!
- Ладно уж, помощница!
Пообедав, Эля собрала посуду, стряхнула скатёрку, расстелила её снова, взяла посуду обеими ручонками и пошла на улицу. Жили они после смерти папы не в городе, а в маленьком посёлке, и прямо в ограде у них протекал ручеёк. И начинался он тут же, в ограде. Из-под земли пробился родничок тремя струйками, похожими на три водяные шишки, каждая с элькин кулачок. С ними было интересно играть. Элька пыталась вдавить шишку обратно и удержать её в земле, но стоило только отнять руку, шишка, как ни в чём не бывало, снова сверкала, бурлила. У девчонки очень быстро леденели руки и ноги, становились малиновыми, а потом больно ныли. Но Эльдарка, как большая, - не жаловалась. Кто её принуждает лезть в ледяную воду-то! Сама лезла, самой же ещё и попадёт!
Вот к этому ручейку и понесла девчонка-неугомонь мыть посуду. Мыла она её с мылом, и вскоре та блестела на солнышке, рассыпая яркие лучики-зайчики. Знай - лови!
Эльдарка наигралась лучиками и стала собирать высохшую посуду в передничек. Делала она это аккуратно. Здесь когда-то были разбиты ею стаканы, потом пришлось пить из консервных банок. Это так мама наказала за разбитые стаканы, а чтобы Эльке было не одиноко, мама тоже пила из железной консервной банки. Разбей она сейчас тарелки, придётся есть прямо из чугунка или со сковородки. Да Элька бы и ела! Ей-то что! А маму жалко.
Вдруг прямо возле водяных шишек, откуда начинался ручеёк, и Элька сама лично очистила дно от камней и насыпала жёлтый песок, она увидела чёрный камешек. Он лежал на этом песочке, поблескивая в воде, будто тут и жил всю жизнь. Конечно же девчонке интересно, откуда он взялся тут! Пришлось наступить босыми ногами в обжигающую холодом воду и взять этот подарок родничка. Одной рукой она держала углы передничка с посудой, другой поднесла камешек к глазам и стала рассматривать со всех сторон находку. Ей показалось, что на неё пристально смотрят глазки и улыбается рот. «Змея, что ли» - подумала Элька и побежала в избу. Она поставила посуду на место, вытерла руки и стала пристально рассматривать камешек. Она не могла вспомнить, как называется змея с воротником на шее, но это была её головка. Точно! Надо показать маме: - Мам! Глянь, что я нашла!!! – с порога восторженно закричала Элька.
- Клад. Не иначе. Так кричишь, – откликнулась мать, не поднимая глаз от шитья.
- Нет мам, ты сама посмотри! – и девочка подала камешек. Женщина взяла находку, посмотрела внимательно и поняла, что так поразило дочурку – это была головка кобры. Глазки пристально смотрели прямо в её глаза, ротик улыбался, капюшончик вот-вот раскроется. Головку от грудки отделяют поперечные серые полоски.
- Где ты нашла эту змейку-коброчку?
- Прямо у шишек в родничке, где начинается песок.
- Удивительная находка! И, правда – клад! Ты её не теряй. Змея – символ мудрости и духовного здоровья.
- Мам, давай из неё брошку сделаем.
- Брошку сделать сложно, а вот на шею повесить как талисман – можно.
- Мам, она на меня всегда смотрит.
- Конечно. У неё, каменной, глазки не закрываются. А родничок помыл их, вот она и смотрит.
- Мам, а как мы повесим камешек на шею?
- А мы ей чехольчик сообразим, проделаем отверстие, чтобы мордочка на белый свет глядела, и будешь носить на шнурке.
Женщина задумалась - идёт год Змеи. Она не суеверна. В случайности не верит. Значит, дочке её дан какой-то знак. Эльдара несколько необычная девочка. При детской непосредственности, она порой бывает не по годам серьёзна. Иногда матери кажется, что Элька - не дочка маленькая, а по меньшей мере её сестра – так поражает она иногда своими суждениями.
- Мамочка, я тебя так люблю! – прижимается девочка всем тельцем к матери. Она счастлива, что мать не выбросила её находку, и скоро на шее будет висеть её собственная змейка. Маленькое сердечко девочки полыхнуло Любовью.
Ночью Эльдара увидела цветной, очень ясный сон. Держит она камешешек-змейку на ладошке, смотрит ему в глазки, а они живые. Моргают. Потом от головки стал расти хвостик и туловище. Теперь на ладошке, на полусогнутом хвостике, стоит маленькая змейка. Она раскрыла пастишку, высунула раздвоенный язычок и облизнула губки, а потом спрыгнула на землю и стала быстро увелтчиваться. Девочка не испугалась огромной кобры и неотрывно, заворожённо смотрела в её глаза.
Увеличившись, кобра стала раскачиваться на хвосте из стороны в сторону, а потом приблизилась к личику ребёнка и зашипела: - З-з-запомни этот с-с-сон, Эльдара. Это с-с-сон твоей ж-ж-жиз-з-зни… — змея подождала, пока девочка ответит ей, и Эля кивнула головой — она запомнила, и змея продолжала:
- В ж-ж-жиз-з-зни очень много добра и много з-з-зла… с-с-слуш-ш-шай с-с-своё с-с-сердце, милая. С-с-советуйся только с-с-с ним… только с-с-с ним!
- А как же мама?! – воскликнула Элька, привыкшая все пять лет своей жизни слушаться только мать, но ответа не получила. Проснулась. Сунула руку под подушку и нащупала свой талисман. Зажав его в кулачок, девочка повернулась на другой бок и снова крепко заснула.
Проходили годы. Не часто видела Эльдара во сне свою змею, но каждый сон помнила всю жизнь и ждала их. Всегда ждала. В пору отрочества Кобра посоветовала ей петь по настоящему. У девочки был прекрасный голос, музыкальный слух и колоссальная музыкальная память. В том сне змея поинтересовалась:
- Ты з-з-знаеш-ш-шь, что оз-з-значает твой имя?
- Нет. Не знаю, -- ответила девочка.
- «Эль-дар-а» — з-з-значит - «Бож-ж-жий дар». «Подарок бож-ж-жий». Твоё имя с-с-соз-з-звучно с-с-с именем «Эльгамма», что з-з-значит – «Великое С-с-соз-з-звучие».
- А что значит - «Великое Созвучие»?
- Великая Радость. Радуй людей… пой!
- Да я же и так всё время пою! И вслух пою, и не вслух пою, и во сне тоже пою, - созналась Элька.
- Людям пой! – посоветовала Кобра, и девочка проснулась. Утром она рассказала сон матери, и та даже руками всплеснула:
- Вот! Не одна я советую тебе петь на сцене. Тебя ведь зовут на сцену в школе, а ты не идёшь.
- Мам, понимаешь, там поют песни, которые я не люблю. И я не люблю, когда на меня смотрят, как на обязанную петь, даже если я не хочу!
- Но твой талисман тебе ничего плохого не насоветует.
- Я знаю, - опечалилась Эльдара. – Мам, а моя Кобра сказала, что моё имя расшифровывается как Великий Дар. Или Дар Бога.
- Верно. Разве я тебе не говорила? Это имя тебе выбрал твой папа. Он так и сказал: «Родная, у нас родилась девочка – Божий Дар – Эльдара».
- А какой он был - мой папа?
- Посмотри на себя в зеркало, приклей усы и ещё раз погляди. Это будет папин портрет.
- Я не про портрет спрашиваю, мама! У нас фотографии есть! Я о нём самом!
- У тебя и характер папин, и твои наклонности тоже папины. Он, мне кажется, мог всё. Пел, танцевал, писал стихи, занимался ваянием, изучал технику. Лётчиком-испытателем он стал, когда тебе было всего несколько месяцев. А когда тебе было три годика, он не вернулся с испытания.
- Мам, не надо. Я знаю. Зря я спросила…
- Нет, доченька, - об отце надо разговаривать. Мне кажется, что и камешек-то ты нашла, как послание от него. Вроде, это он советует тебе делать то или иное. Теперь он советует через змейку обратить внимание на твой голос. Надо попробовать…
Мать съездила с Эльдарой в город в музыкальную школу, и девочку приняли петь в вокальную группу. Ради того, чтобы дочка научилась петь профессионально, пришлось переехать в город. Совсем скоро раскрылся истинный талант этой деревенской девочки, и мать радовалась, что послушалась сердца дочери, -- не заставила петь в школьной самодеятельности. Эля потянулась к музыкальной классике, к оперной музыке.
Давно, ещё в музыкальной школе, все признали её высокое искусство исполнения, природный талант, пророчили мировые сцены, и только сама Эля не могла сосредоточенно работать лишь в одном этом направлении. Она с отличием закончила обе школы, оставила позади консерваторию, но дома создавала шедевры из глины и песка. В этой же комнате висели её картины. Тут же висели музыкальные инструменты. А в книжном шкафу появились новые книги, которые открывали её сердцу путь в совсем иной мир – Мир Высоких Божественных Идей. Мир Гималайских Махатм.
В исканиях своего беспокойного сердца, девушка попросила камешек помочь понять самой, что же ей всё-таки надо в этой жизни. И Кобра приснилась. Она сказала:
- Читай Учение Ж-ж-жиз-з-зни. Вс-с-сё найдёш-ш-шь там…
Вот так, коротко и ясно был указан дальнейший путь. С матерью они уже давно были не просто родными, они стали союзницами, и утром обсудили сон. Как говорится, на ловца и зверь бежит! Книги Учения Жизни, оказывается, уже давно продают в специальном магазине, и Эля купила сразу все тома «Живой Этики». То, что она прочла - потрясло её, и на полках книжного шкафа стали появляться всё новые и новые книги Учения Жизни. Мать не могла позволить себе отстать в духовном развитии от дочери, и они стали сёстрами по духу.
Однажды Эля медитировала, и ей оявились её прошлые жизни. Не много. Всего четыре. Но какие они были разные!
Перинатальная память высветила только основные аспекты этих воплощений. Эле вдруг стало понятно, к чему именно её так тянет. Тянуло всегда. Тянуло, но не становилось необходимостью. Может, это и к лучшему. Теперь, когда ей знакомо Учение жизни, Эльдара не потратит годы в поисках своих героев. Она их знает. Они живут в её сердце. Это Они позвали её на Путь Истины. Она теперь твёрдо стоит на этом пути к Истине, приняв в сердце Учение Махатм. В видениях девушка увидела, что она давно искала и даже нашла этот путь…
Как всегда, он рассказала о видении:
- Мам, я увидела себя в четырёх воплощениях, и хочу продолжить путь писательницы Анфии!
- Зачем дело встало? Купим компьютер, чтобы не мучиться, и пиши. Но рассказать-то ты мне о себе прошлой можешь?
- Конечно! Писать-то я с себя и начну! – смеётся дочь, обнимая свою мамочку, вечную труженицу швейной машинки.
Прошло несколько лет. Эльдара много училась и много писала. Но печаталась всегда под псевдонимами. Она перечитала все книги Анфии и старалась научиться писать, как она. Большая сцена не дождалась чарующего голоса Эльдары, хоть на непрофессиональной сцене она пела всегда. Больше того – она продолжала сочинять песни, которые потом дарила друзьям, а иногда пела сама и со сцены, и своим друзьям. Но не могла она всю себя отдать только какой-то одной части своей разносторонней натуры. Картины и скульптуры побывали на многих выставках, но продавать их она не захотела, заявив:
- Это мои дети. Это моя семья. Зачем нас разлучать? Нам хорошо вместе! - и весело смеялась.
Никто кроме матери не знал, что её дочка нашла то дело, которому она всецело посвятила свою жизнь – Учению Великих Учителей человечества. Она служила бескорыстно, без шумихи, не беря для себя ничего. Она работала в издательстве, и ни одна книга недостойного содержания не вышла из него на прилавки книжных магазинов.
Однажды мать заметила дочери:
- Твои ровесницы давно детей завели, а ты всё замуж не идёшь.
- Пойду, мама, когда встречу своего Поля.
- А если не встретишь?!
- Тогда не пойду.
- Ты стала походить на Анфию, дочка!
- Я стараюсь. Но я не она! Во мне ещё не вся Вальма переродилась.
- Что ты говоришь?! Это в тебе-то?!
- Мам, а ты задумывалась, почему Вальма отказывала всем женихам?
- Она была капризна, - ответила мать твёрдо.
- Но ведь и к тебе постоянно сватаются мужчины, однако ты верна папе. Мёртвому папе! Ты тоже капризна, как Вальма?!
- Нашла с кем сравнить! Я люблю только твоего отца!
- А Вальма пока никого не полюбила! Не кажется ли тебе, что настало время дописать о Вальме продолжение, хотя бы для нас двоих?! Мама! Я ведь тоже отказываюсь выходить замуж без любви, как она, как ты! Чем я лучше Вальмы?! Только тем, что не унижаю, не разыгрываю мужчин! Но ведь я и не принцесса!
- Да уж!
- Мам, Вальма потом всё-таки нашла лютниста! Она потому так себя и вела в ту яростную ночь, что полюбила! Она тогда ещё сама не знала, что в ней вспыхнула настоящая, огромная, как небо, Любовь! Она испугалась перемены в себе!
- Да что ты так волнуешься-то! – пытается успокоить Элю мать.
- Понимаешь, мама – огромная Любовь – это моя Суть, как и твоя! Марипуана поняла это с младенчества и не искала земной любви. Она любила Господа. Анфия через любовь к Полю полюбила Господа, под каким бы Именем Он ни был!
- Постой-постой! Что ты этим хочешь сказать?!
- Мама, я поняла, что люблю. Это как жить! Любовь земная не для меня! Я не могу уйти в монастырь – он ниже моих представлений о Любви к Господу. Никакие написанные молитвы не отражают состояния моего сознания. Мы с тобой вместе начинали познавать Высшее Знание. Но я не могу решать за тебя, а я начинаю Служение в новом осознании своего Долга перед Иерархией.
- Твой отец гордился бы тобой, дочка! Я иду с тобой.
Похожие статьи:
05.08.2013 11:37
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".