Юлий Воронцов: нам надо укреплять нашу державу
(1).jpg)
Ю.М. Воронцов и Л. В. Шапошникова
23 - 29 мая 2007 № (18)1868
Порой одно верно подобранное слово может изменить судьбу государства, повлиять на ход истории. Уметь дружить странами – это не просто искусство. Это миссия. О чудесах дипломатии беседа нашего обозревателя с выдающимся российским дипломатом Ю.М. Воронцовым.
- Юлий Михайлович, каким образом складывалась ваша карьера дипломата?
- Мой отец, Воронцов Михаил Александрович, родом из Нижнего Новгорода, был морским офицером в Петербурге. В 1939 г. его назначили военно-морским атташе СССР в Берлин. Я поехал вместе с ним, и до начала войны мы находились в Берлине. Потом его как человека, хорошо знавшего Германию, назначили начальником военно-морской разведки. В Германии у него была своя агентура, и кое-кто из этих людей даже сыграл интересную роль под конец войны. После окончания войны я поступил в МГИМО и с 1952 г. 47 лет проработал в МИДе.
- Вы стали первым профессиональным дипломатом на посту Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР в Индии. Раньше на посольскую службу в наиболее важные страны работники выдвигались по партийной, а не по профессиональной линии.
- В этот период у нас были замечательные отношения с Индией. Мы много строили, много им помогали. Было много интересного и в военной области – они закупали у нас много оружия и техники. Они каждый раз восхищались ею, а когда сталкивались с кем-то из своих соседей (необъявленная война с Китаем, объявленная война с Пакистаном), наша техника зарекомендовала себя блестяще.
- В числе ваших профессиональных заслуг – значительный прогресс в советско-индийских отношениях. Вами осуществлялась подготовка исторических визитов Леонида Брежнева в Индию и Индиры Ганди – в СССР.
- Да. Подготовка этих визитов падала на мои плечи, но это было очень интересно. Кроме того, мы неплохо подружились с Индирой Ганди. Я ведь тогда еще был в Индии, когда она проиграла на выборах и была «не у дел». В это время она подвергалась преследованиям, ее вызывали в суды. Она даже несколько недель посидела в тюрьме.
- Какие же обвинения ей выдвигались?
- Одно из главных обвинений – она отказалась отвечать на какие-то вопросы в очередном судебном процессе, а по их законодательству отказ отвечать на вопросы расценивался как неуважение к суду.
С этим периодом у меня связаны интересные воспоминания. Как-то она пришла ко мне в посольство (будучи «не у дел» и не являясь официальным лицом, она часто приходила к нам в посольство побеседовать) и стала расспрашивать меня о том, что делается в мире: «Расскажите мне, пожалуйста, что в мире делается, а то меня затаскали по судам, и я даже не знаю, что происходит…». И я тогда начал читать ей лекции. Ей, бывшему премьер-министру и будущему премьер-министру. Хотя в то время мало кто догадывался о том, что она еще сыграет какую-то роль в политике.
А тем не менее через некоторое время опять случились выборы, и она вернулась к власти. Ее снова избрали на должность премьер-министра, и хочу сказать, что двери ее кабинета были открыты для нас в любое время. Очень хорошие были отношения.
- Вам пришлось поработать во многих странах. Наверное, вы знаете много иностранных языков.
- Нет. С тех пор как я начал работать в Нью-Йорке, мой рабочий язык – английский. У нас в МГИМО были замечательные преподаватели, обучавшиеся у настоящих англичан. Когда я приехал в США, то мог свободно говорить, но поначалу совершенно не понимал американцев. Я ведь привык к безупречному английскому, а вся эта американская «каша во рту» была очень непривычна. Конечно, потом и я перенял эту американскую манеру. Когда я уже был во Франции, со мной произошел занятный эпизод. На церемонии вручения верительных грамот французы очень просили меня произнести приветственную речь на французском языке. Я объяснял, что в последнее время говорю только по-английски и мой французский сильно «заржавел», но французы не унимались: «Скажите хоть небольшую фразу, но очень важно – по-французски»…Что ж, выучил я свою речь на французском языке. Сделал ее покороче – о важности советско-французских отношений и, отрепетировав ее, пришел. Миттеран обращается ко мне по-французски, произносит свою речь. Я в ответ – свою…и тут вижу, что Миттеран, слушая меня, начинает улыбаться. Я удивился – ничего шутливого в моей «блестящей» речи не было. Смотрю – присутствующие министры тоже улыбаются… Ну, думаю, где-то я «дал маху»… Закончив речь, я стал извиняться перед Миттераном: «Вы меня извините, я наверное насиловал прекрасный французский язык, но я давно не разговаривал по-французски». Он ответил мне: «Нет-нет. Все было понятно. Улыбались мы по другому поводу – мы первый раз встречаем советского посла, говорящего по-французски с американским акцентом». Тогда и я засмеялся в свою очередь… Ведь это было еще во времена «холодной войны»… Потом мы с Миттераном тоже были в хороших отношениях…
- Как проходила ваша работа в США?
- С 86-го по 90-й я был сначала постоянным представителем СССР в Нью-Йорке. Потом, когда перестал существовать Советский Союз и мы превратились в Российскую Федерацию, появились сложности. Ряд стран потребовали, чтобы мы заново вступали в ООН, поскольку у нас, как они говорили, новая страна (ведь СССР распался). В частности, Япония очень много выступала, чтобы выгнать нас из Совета Безопасности.
- Зачем это им понадобилось?
- Себе место освобождали. Они ведь не входят в Совет Безопасности.
Сложность ситуации состояла в том, что остальные республики бывшего СССР действительно принимались как новички, но они и не были членами ООН, а были только Советский Союз, Украина и Белоруссия. Украина и Белоруссия вошли еще по требованию Сталина, настоявшего, чтобы они как наиболее подвергшиеся нападениям и зверствам во время войны стали самостоятельными членами ООН. Таким образом, у СССР было 3 голоса. Так вот, Украина и Белоруссия остались в ООН, а остальные (Латвия, Литва, Молдавия и т.д.) вступали заново. В то время все республики претендовали на то, что они – правопреемники СССР. Самое неприятное – Россию тоже хотели назвать правопреемником. Всех уравнять. В этой ситуации нам серьезно помогли американцы. Они сказали: «Ни в коем случае не соглашайтесь, что вы – правопреемники. Вы – п р о д о л ж а т е л и СССР! Этим вы отличаетесь от остальных». Я обрадовался: «Действительно, какая точная формулировка!». И срочно отправил в Москву телеграмму. Там быстро откликнулись, написали соответствующее письмо в ООН о том, что мы – продолжатели СССР и место в Совете Безопасности принадлежит нам. И все согласились. Я, конечно, догадываюсь, почему американцы нам тогда помогли - они не хотели менять устав ООН. Там указаны постоянные члены Совета Безопасности: США, СССР, Франция, Китай, Англия. Всего пять. Если бы открыли одну строчку – поменять СССР на РФ, появились бы еще желающие открывать новые положения.
- Вы сыграли решающую роль в советско-американских переговорах о ликвидации ракет средней и меньшей дальности и в подписании соответствующего договора в 1987 г.
- Да. Тогда были уничтожены все такие ракеты – целый класс самого современного оружия. Наши СС-20 и американские «Першинги». Эти переговоры до меня длились год и никак не могли «сдвинуться с места». Вызвал меня Горбачев и говорит: «Поезжай-ка ты туда. Надо как-то договариваться. Как – я не знаю. На месте разберешься». Меня назначили главой делегации, и когда я прибыл туда, то понял, что обе делегации, что называется, «заклинило». Такое бывает на переговорах, когда какая-то позиция укрепится и люди уже не могут найти альтернативный выход из ситуации. Тогда я встретился с главой американской делегации (я его немного знал по Вашингтону). Мы с ним сходили на ланч, посидели, и я говорю ему: «Давай что-то делать. Надо договариваться». А он пожимает плечами: «Надо договариваться... но как?». Я в ответ: «Не знаю как, но давай предложим нашим двум делегациям начать выработку текста договора. Нужен текст». Он возразил: «Какой текст! У нас нет никаких точек соединения...», а я продолжал: «Вот пойдем на следующее заседание, и увидишь – какой текст». Этим поступком я удивил не только американцев, но и собственную делегацию. Они смотрели на меня изумленно, а я спокойно вел заседание: «Давайте приступим к выработке текста договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Все согласны с заголовком? Запишите». С заголовком были все согласны и, записав его, начали улыбаться: «Записать-то мы записали. Дальше что?». «А дальше, - говорю, – первая статья договора. Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности заключается с целью ликвидации таких-то и таких-то видов вооружения… Нет возражений? Следующая статья – Определение: что такое ракеты средней и что такое ракеты меньшей дальности… Вы ведь уже знаете их характеристики?». И вот, формулируя статью за статьей, составлялся этот договор. Постепенно обе делегации втянулись, и дело пришло к завершению – был составлен и подписан очень сложный договор с огромным количеством статей. Очень подозрительно и та и другая сторона относилась ко всему этому. Как, например, уничтожать ракеты…
- А действительно, каким образом их уничтожать?
- Я, не будучи в этой области специалистом, ответил тогда: «Закатать их под пресс и все». Оказалось, так нельзя поступить, так как внутри ракет находится твердое топливо. Его надо вынимать, а вынимать нельзя, потому что при соединении с воздухом оно возгорается. И тогда было решено взрывать ракеты.
- Сколько примерно ракет пришлось взрывать тогда?
- Примерно 800 у нас и где-то около тысячи – у американцев. Честно говоря, когда их взрывали, наши военные плакали – столько силушло на их разработку! Были потрачены годы… Осталось только две ракеты - наша и американская. Они стоят в музее авиации и ракетной техники в Вашингтоне. Одна напротив другой.
- Не возникает ли сейчас у кого-нибудь желания аннулировать этот договор?
- Сейчас иногда появляются разговоры о том, что надо поломать договор или еще что-то в этом духе… Уверен – нельзя ни при каких условиях этого делать. Ведь это соглашение появилось, когда американцы поставили свои «Першинги» с подлетным временем до Москвы 15 минут, и поэтому в этом соглашении в первую очередь мы были заинтересованы. Я недавно сказал нашим военным: «Вы полегче в своей риторике насчет того, что мы выйдем из договора. Ведь если мы это сделаем, американцы привезут новый вариант «Першингов», но с подлетным временем уже не 15, а, например, 7 минут. Что тогда будем делать?»
- Вы, как известно, в 1988 – 1989 гг. занимались операцией по выводу советских войск из Афганистана, заботились о недопущении внутриафганской бойни. Вы добились гарантий от лидеров всех душманских групп, что они не будут стрелять по уходящим войскам.
- Да. Я лично вел переговоры с моджахедами. Они пришли на переговоры, как будто только что оторвавшись от пулемета, готовые стрелять снова. Все с бородами и очень неприглядного вида. Первая наша встреча с их делегацией произошла в Саудовской Аравии, в конференц-центре, недалеко от Мекки. Эту встречу саудовцы организовывали. Когда в конце зала показались моджахеды, вид у них действительно был очень разбойный. Мы начали сближаться. Их делегацию возглавлял Рабани. Он и сейчас еще фигурирует в Афганистане. Идет ко мне очень напряженно, за его спиной – бородатые ребята. Не знаю – может, в тот момент и я был тоже напряженный. Сложив руки на животе, он, видно, сомневался – подавать мне руку или нет. Я, конечно, пошел ему навстречу, протянул руку, мы пожали друг другу руки, он заулыбался. Сели за стол, начали переговоры. Сами переговоры были просты. Я сказал: «У нас было «Женевское соглашение» об окончании войны в Афганистане. Вывод наших войск должен быть завершен 15 февраля 1988 года. 15 февраля мы уйдем». Я поймал их презрительный взгляд, выражающий: «Врет! Никуда они не уйдут!». Позднее я точно такой же взгляд поймал у Наджибуллы на встрече с ним. Он сказал: «Куда же вы уйдете? Вы же столько вложили в Афганистан. У вас много людей здесь погибло. Вы никуда отсюда не уйдете. Бросьте говорить ерунду!». Я предупредил его, что необходимо готовиться к тому, что Афганистан остается под его ответственность. До февраля надо завозить горючее, продовольствие. Тем более, что мы все даем (включая боеприпасы и т.д.). Потом никакой помощи от нас уже не будет. Все равно он не поверил. Как и те моджахеды. Однако на второй встрече с ними (это было уже в Исламабаде), устраиваемой пакистанцами, я опять предупредил моджахедов, что мы уходим. На этот раз я сказал им, что мы не хотим, чтобы была «резня» в Афганистане. «Мы уйдем, - говорю я им, - но вы-то будьте людьми…не устраивайте кровопролитий. На вас весь мир будет смотреть». Они сказали тогда: «Если вы действительно уходите, мы не будем стрелять по уходящим войскам». Тут они меня поставили в сложное положение - что же мне, спасибо им что ли говорить? Да и полного доверия, честно говоря, к их обещанию не было… Поэтому я просто утвердительно покивал им в ответ. И, как известно, они не стреляли. Я улетал последним самолетом из Кабула вместе с охраной аэродрома.
- Но опасность нападения на самолеты все же была?
- Да. Поэтому с аэродрома самолеты взлетали особым способом – «елочкой», основанном на правиле – не подлетать близко к горам, так как с любой горы (а они находились с двух сторон) подлетающий самолет можно было расстрелять из пулемета. Поэтому наши самолеты взлетали вертикально, а потом, кружась по вертикальной спирали, поднимались ввысь. До высоты где-то 2 тыс. метров крутили эту спираль с отстрелом тепловых ракет, разлетавшихся в разные стороны от самолета, как от елочной гирлянды. В это время Громов уходил через мост. Потом я вернулся в посольство Афганистана, чтобы с нашими коллегами еще некоторое время контролировать ситуацию. Мы боялись, что когда уйдут наши войска, с приходом моджахедов начнутся бесчинства. Но ничего этого не было.
- Наиболее заметным для общественности явился «американский» период вашей дипломатической службы в 90-х. Так, например, в 1994 – 1998 гг. вы много выступали против расширения НАТО на Восток.
- Да. Я много ругался по этому поводу. Я говорил американцам: «Что вы делаете? Куда вы расширяетесь? Вы что же, хотите с нами воевать?». «Нет, - отвечали они. - Вы тут ни при чем». «То есть как? Мы ведь на Востоке находимся, а вы движетесь с вашими базами тоже на Восток». «Мы не собираемся устанавливать базы в Польше, но их присоединение к НАТО – это дело добровольное, мы не можем им отказать…». «А почему с нами не проконсультировались?», - спрашиваю я. И встречаю безразличный ответ: «Чего с вами консультироваться?» А это как раз большая разница – страны, еще вчера входившие в Варшавский договор, вдруг войдут в НАТО. В общем, совершенно с нами не считались. Это было очень неприятно. Самое обидное было то, что Ельцин и Козырев (его министр иностранных дел) все американское принимали безоговорочно: «Расширение на Восток? Ну что ж, пусть расширяются». Я ругался с американцами, но Ельцин с Козыревым – нет. И надо сказать, американцы с тех пор к этой соглашающейся с нашей стороны позиции малость привыкли.
Поэтому сейчас, когда в Мюнхене наш Президент их немного одернул, они заволновались: «Как же так, вы считаете наши действия неправильными? Вы же до этого ничего не говорили?». Надо сказать, у Путина очень правильная позиция – он их не оскорблял и не ругал в Мюнхене, но он сказал им в глаза то, что мы все думаем: «Зачем это вы американскую (не НАТОвскую, не европейскую) систему противоракетной обороны подтягиваете к нашим границам?».
Они пробовали отвечать, как в прежние времена: «Это вас не касается. Мы договоримся с Польшей, и все будет нормально». Как же не касается, когда это уже все возникает практически на нашей границе! Вот и Кондолиза Райс заволновалась: «Давайте поговорим…». А чего тут разговаривать, когда уже объявлено, что будут ставить... Уже Польша и Чехия деньги подсчитывают.
Я считаю, что в этой ситуации пугать кого-то тем, что мы порвем тот или этот договор, не надо. Вообще не надо Европу пугать какими-то нашими действиями. Американцев – пугайте, пожалуйста, а Европу не надо.
Так что для нас период 90-х был очень неприятный – с тех пор с нами перестали считаться. Все эти «братания» с американцами проходили только с одной, с нашей стороны. Американцам этого не нужно было. У них ведь по большому счету ничего к нам не изменилось. Кроме того, что с СССР считались, вели переговоры, а вот с Россией они считаться не хотят: «Никуда они не денутся. Армия у них развалилась. Ракеты есть, но скоро они заржавеют». Это они уже подсчитали. Поэтому так уверены – нечего с Россией советоваться. Сами все решим. Но Путин сказал на той встрече в Мюнхене: «Зря вы не хотите считаться с Россией. Некоторые вопросы мы могли бы решить совместно. Например, борьба с международным терроризмом. Не надо ждать от нас каких-то односторонних уступок. Давайте разговаривать вместе, договариваться, но не надо думать, что мы во всем будем вас поддерживать».
- 15 ноября 2003 г. в Институте США и Канады РАН состоялся «круглый стол» на тему российско-американских отношений. Там принимали участие послы РФ и США. Вы как посол РФ также участвовали в обсуждении различных вопросов.
- Я вам скажу свою точку зрения на эту тему, которую я и там высказывал. Россия и США – две огромные страны. И очень разные. У нас очень разные истории, культуры. То есть, с одной стороны – большая история культуры, а с другой – культуре всего 250 лет… Конечно, есть афро-американские песни, джаз, танцы, но большой культуры все-таки у них еще не сформировалось… Потому, например, у нас такие разные взгляды на театральное искусство и на многие другие явления…Я тут недавно задумался – а ведь у нас с американцами даже в детстве колыбельные песни разные. У нас детям поют про мишку, игрушки или серенький волчок, а у них даже нет детских песен. У них детская колыбельная – это обычный эстрадный шлягер, переделанный под ритм убаюкивания. Все. У них нет колыбельных. И у них многого еще нет. Кроме того, 250 лет они были оторваны от всего мира. Их ведь отделяют два океана! Поэтому у них жизнь идет по свои канонам. Другое дело, что у них много выходцев из Европы: шведов, немцев, англичан. Они привезли в Америку что-то свое. И, надо сказать, это «свое» в их районах хорошо держится. Поэтому смотрим мы на мир разными глазами и, конечно, никогда не сможем до конца понять друг друга, сблизиться по-настоящему. В лучшем случае в отношениях наших стран будут наблюдаться взлеты и падения. Мы живем бок о бок с Европой, Азией. А Америка – сама по себе…
Нам не надо волноваться. Не надо лезть к ним с дружбой – все равно дружбы не получится. Также не надо и «холодные войны» затевать. Должны быть нормальные спокойные отношения: Где получается – хорошо. Если нет – ничего, получится в другой раз.
- У вас очень разнообразная общественная деятельность. Среди всевозможных руководящих должностей, которые вы занимаете, вы к тому же еще президент Международного центра Рерихов и директор Музея имени Н.К. Рериха.
- Международный центр Рерихов создан в 1990 г. Философ и художник Святослав Николаевич Рерих – последний из семьи Рерихов. Выполняя волю и завещание своих родителей – Николая Константиновича и Елены Ивановны, в 1989 г. он выступил с инициативой создания в Москве общественного Центра-Музея имени Н.К. Рериха и Советского фонда Рерихов. Он высказывался о статусе Центра-Музея как общественной организации. Идею С.Н. Рериха поддержали многие известные деятели отечественной науки и культуры. Со Святославом Николаевичем я познакомился, будучи еще послом в Индии. Он очень хотел, чтобы картины его отца посмотрело как можно больше народа в России. Поэтому он организовал приезд и показ картин Н.К. Рериха в Москве. Он лично занимался отправкой картин. Выставка прошла с успехом. После выставки Святослав Николаевич сказал: «Я хочу, чтоб эти картины поездили по России. Пусть с ними познакомится как можно больше народа. Ведь кроме Москвы у нас есть и другие города». (Он все время говорил «у нас», хотя и был гражданином Индии). И выставка поехала «кататься». В конце концов, он подарил эти картины музею Н.К. Рериха.
- Это те картины, которые сейчас находятся в Музее народов Востока?
- Это лишь меньшая часть коллекции. Кроме них существует еще 288 картин, оставленных им. Дело в том, что когда он принял решение подарить работы своего отца, Фонд Рериха был уже создан, и было заявлено, что будет музей, но здания у музея еще не было. Было решено, что до тех пор, пока музей Рериха не получит здания, картины побудут на хранении в Министерстве культуры. Министерство же отправляло картины из одного хранилища в другие, и когда умер Святослав Николаевич, они оформили приказ о передаче этих картин в Музей востоковедения. Однако музей эти картины не выставил, а держал в своем хранилище. Хранилище, как нам потом стало известно, содержалось в плохом состоянии, и когда мы стали требовать вернуть завещанные нам картины Рериха (у нас на тот момент уже было здание), Министерство культуры отмахнулось от нас: «Ничего не знаем. Эти картины по распоряжению уже находятся в другом музее». В общем, в министерстве не хотят переделывать приказ, но и картины не выставляют. У меня такое чувство – нечего уже, наверное, выставлять. Они ведь долгое время были бесхозными… Мы поднимали шум, обращались в суд, прошли все инстанции – бесполезно. Тогда мы обратились в нашу «контрольную палату», чтобы те посмотрели – где же все-таки завещанные работы. Нам пошли навстречу. В хранилище Музея народов Востока действительно были обнаружены 288 картин, соответствующих списку, но размеры у этих работ не сходятся с оригинальными. А в музейном деле расхождение в размерах – это один из признаков того, что работа подменена. Но комиссия сказала: «Все картины на месте. Подумаешь - размеры другие». В общем, так мы и не получили наши 288 картин. Сейчас многие меценаты помогают нашему обществу приобретать на аукционах картины Н.К. Рериха.
- Как получилось, что вы - член Академии космонавтики?
- Это по линии Музея Рерихов. Космонавты очень любят Рериха. Видимо, они как-то по-особенному чувствуют его работы. Ведь не зря говорят (и я это чувствую), что картины Рериха связаны с космосом. Космонавты часто приходили на наши собрания, конференции и вдруг выбрали меня академиком.
- Есть ли у вас фраза, которой вы руководствуетесь в жизни?
- Я - «державник» и всю жизнь работал на державу Российскую. Не важно, как она называется – СССР или Россия. Скажу одно: «За державу обидно. Нам надо державу свою укреплять». Мы ведь можем это сделать.
- Что бы вы пожелали нашим читателям?
- Пусть читают газету внимательно и верят тому, что в ней написано.
Беседовала Лада МЕРКУЛОВА
Руслан Коломиец16-10-2018 19:29:01
Ю.М. Воронцов: "Я - «державник» и всю жизнь работал на державу Российскую. Не важно, как она называется – СССР или Россия. Скажу одно: «За державу обидно. Нам надо державу свою укреплять». Мы ведь можем это сделать."
Вот эти слова и есть проблема, заложенная в МЦР его основателем Ю.Воронцовым.
Вот держава российская поднялась с колен, укрепилась, приросла территориями соседних стран и имуществом общественных организаций - таких, как МЦР. Это должно вызывать гордость у "державников" - именно за это они боролись, не щадя свои жизни. Но почему-то "державники" возмущаются, когда держава прирастает имуществом МЦР, и демонстрируют этим неуважение и нелояльность своей державе.
Или вы - с "державой", тогда радуйтесь огосударствлению усадьбы Лопухиных. Или вы против "державы", потому что это понятие несовместимо с общественными организациями и вообще с общественной жизнью в стране.
С.Н.Рерих передал Наследие Рерихов именно общественной организации - но никак не "державе" и тем, кто ей служит. Если в общественную организацию затесались "служители державы", это значит, что организация перестала быть общественной и международной, и скоро тоже станет частью "державы" - в чем мы и убедились.
Проблема "державников" в МЦР остается и сегодня. Общественная организация станет чище и здоровее, если избавится от "державников".
Татьяна Бойкова17-10-2018 12:18:01
Руслан, Вы снова все передергиваете. Вам почему-то не дает покоя наша Держава, вероятно потому, что за свою обидно. Искренне Вам сочувствую. А на счет "приросла территориями соседних стран", - глубже историю нужно было постигать, да и сейчас еще не поздно.
Возвращаясь к статье и личности Юлия Михайловича Воронцова хочу сказать Вам, что для начала нам с Вами (и Вам, и мне, и многим другим) необходимо сделать также много и для своей Державы, и в помощь Общественному музею и МЦР, а уж потом будем рассуждать о чем-то другом.
А кроме того, полагаю, что в своем комментарии Вы сравнили совершенно несравнимые величины - не очень-то хороших чиновников и Державу Российскую. В наше время далеко не каждый чиновник за Державу радеет, но все как-то больше за себя любимого...
Николай А.17-10-2018 21:20:01
Руслан Коломиец 16-10-2018 19:29:01
"Проблема "державников" в МЦР остается и сегодня. Общественная организация станет чище и здоровее, если избавится от "державников". "
---
Это чушь и дискриминация по признаку "государственных служащих".
Чушь - потому, что общественная организация будет работать гармонично для общества когда она будет полно отражать интересы всего общества, а не выборочно исходя из социального статуса.
Дискриминация Напоминаю о части 2 ст. 19 Конституции РФ.
"2. Государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств. Запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности".
Николай А.17-10-2018 22:04:01
Ю.М. Воронцов: Я - «державник» и всю жизнь работал на державу Российскую.
Как офицеру запаса мне близко и понятно это понятие.
"Державник" — это, прежде всего, державное мышление.
Мыслить в плоскости интересов страны.
Мыслить в интересах общего, а не личного блага.
Его так и назвали:
"Дипломат, который думал по-крупному" (статья Андрея Терехова)
http://www.ng.ru/dipkurer/2009 -10-19/9_diplomat.html
Как это все близко идеям Живой Этики с её принципами Общего блага и Общины.
Ведь "Страна" это ведь тоже какая определенная форма "Общины".
И еще хочу напомнить, что без участия Ю.М. Воронцова наследие Рерихов так и не попало бы в Россию.
Он приложил к этому делу много своих сил и возможностей.
Как Президент МЦР Ю.М. Воронцов был не свадебным генералом.
Он участвовал в конференциях и других мероприятиях МЦР, защищал его как в недрах власти, так и публично через СМИ.
Мне он запомнился одним моментом. Была конференция в МЦР и был день его рождения (7 октября).
Его поздравляли, дарили цветы. Потом, когда закончились официальные мероприятия, он вышел за территорию усадьбы и направился к автомобилю, который его поджидал. Был солнечный день.
Я был в этот момент недалеко от калитки снаружи и наблюдал за ним.
Он шел один с великолепным букетом цветов, аккуратно одетый, как изысканный джентльмен.
Он шел и улыбался каким-то своим мыслям. И он буквально светился светлой радостью.
Я подумал тогда: побольше бы в нашей стране таких редких и светлых людей.
Вот для меня он запомнился таким светлым образом. Вспоминаю всегда этот момент …
Руслан Коломиец18-10-2018 14:52:01
Комментарий удален.
Руслан Коломиец19-10-2018 15:42:01
Комментарий удален.
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".