Чистые ключи русской сказки. Панченко О.Г., Процерова О.В.
В этой статье авторы обращаются к материалу именно русской народной сказки, так как считают, что она исторически и генетически в наибольшей степени отвечает российской ментальности — общей ценностной сфере сознания людей разных национальностей, объединённых по территориальному и языковому принципу. Сказочные образы, воплощённые в русской сказке, оформлялись, сохранялись и развивались многоликим народом, главной человеческой ценностью которого всегда являлась душа, сердечность как способ мировосприятия. Речь идет не о специфической отдельной «культурной зоне», противопоставляемой сказкам и мифологии Европы и Востока, а лишь о способе воплощения.
.gif)
.gif)
Сюжеты сказок являются общими для всего человечества вне географических и исторических особенностей, уходят корнями в единую мифологию, отражающую специфику человеческого сознания, лежащую вне пространства и времени.
«Однажды давным-давно...». И мы погружаемся в иное бытие: в иное время, иное пространство, иной мир, дверь в который нам открывает эта волшебная фраза — пароль, заклинание...
В чём же скрытая тайна видимых различий двух великих миров — мира Реальности, который мы, взрослые, считаем своим, и мира Сказки (мифы, фантазии), законными гражданами которого всегда считались дети?
Мир Реальности, как известно, является внешним, окружающим нас миром материальных проявлений — следствий наших решений, замыслов или просчётов. События, связи в этом мире формируются нашим разумом в зависимости от его знания или незнания. Более того, мир Реальности есть тот образ мира, который формируется в нашем сознании именно благодаря практическому разуму, характеризующему «взрослое» отношение к жизни.
Напротив, мир Сказки является миром внутренним, миром души, и определяет пространство внутренней жизни. Это — подлинная сфера причин; ведь именно побуждения и нравственно-эстетическая высота (или низость) души формируют образ мыслей и чувств, проявляющихся как добрые и дурные поступки. Сложность описания этого мира и всех его порождений — мифов, сказок, воображения, творчества — возникает именно потому, что он является абсолютно субъективным, имеет дело вовсе не с объектами, а с субъектами, и только с ними. Кроме этого о мире Сказки можно с уверенностью сказать, что это образ Мира, каким его изначально воспринимает наше сознание без посредства рассудка (практического разума). Он отражает единый закон внутренней жизни человека (и человечества) и поэтому обладает универсальным языком, тем могучим средством, что объединяет отдельные существа не по внешним признакам , а по чисто человеческой особенности — способности к самопознанию. Значит, сказка — то чарующе-прекрасная, то пугающая, но неизменно манящая, — приглашает нас на самую важную встречу — встречу с самим собой.
Стоило нам произнести (прочитать) «заклинательную формулу» («Однажды давным-давно, в некотором царстве, некотором государстве...»), и мы оказываемся словно по ту сторону зеркального стекла. И вот появляется главный герой — наше символическое внутреннее «Я», спрятанное в нас и зачастую угнетённое и подавленное alter ego, персонифицирующее душу, а точнее — живое, жаждущее развития самопознающее сознание. И начинаются диковинные и опасные приключения, требующие от героя (от нашего сознания!) беспредельной выдержки, мужества, любви и самоотверженности — лишь они помогут пройти через все испытания, совершить самые невозможные (сказочные!) подвиги, осуществляя, таким образом, путь нравственного восхождения к вершинам духовного (тридевятого) царства. Того же, кто дерзает посягнуть на драгоценности самого совершенного, самого нравственного знания — знания своих внутренних душевных законов, но чистоты и доброты не имеет, будет вместе с алчной старухиной дочкой («Морозко») рыдать на сундуках, наполненных тленом. Причём тонкая и деликатная в вопросах морали сказка никогда не наделяет подобной ролью самого главного героя («я» читателя), но всегда — его брата или сестру, персонифицирующих возможный негативный вариант проявления личности. Обязательная победа главного героя снова и снова внушает читателю непоколебимую веру в себя, в свою победу над злом.
Сказка учит нравственности. Вот здесь-то и начинается путаница — не вина, но беда наша, происходящая просто от того, что мы сами забываем, как мы были детьми. Мы используем сказку в беседах о нравственности, приводим в пример «добрых» героев, которые «поступают хорошо», и при этом постоянно редактируем сказки, убирая (или недочитывая детям) те места, где герой проявляет, с нашей точки зрения, явно «не моральную» жестокость или совершает обман. Мы превращаем сказки со всем их волшебством в банальные поучительные истории, тем самым «вытаскивая» нужные нам мотивы из целостного контекста повествования именно «сказочного» мира, не событийного, но внутреннего, тонкого, прекрасного и ранимого — мира становления духовной жизни человека.
Как же понимать сказку? Как примириться со всеми этими ведьмами, привязываемыми по просьбе нежной Алёнушки в конце сказки к лошадиному хвосту и обрекаемыми, таким образом, на лютую мучительную смерть! Как быть с обманами, воровством и подтасовками, совершаемыми главными героями или их волшебными помощниками (зверями) с эгоистической целью привлечь к себе благосклонность царской дочери, получить сундуки с сокровищами или занять царский трон? Как истолковать постоянно используемый в сказках способ борьбы с врагами их же (вражескими) методами, подслушивание и подглядывание (взять хотя бы эпизод с перекладыванием героем сказки спящих, ни в чём не повинных юных ведьминых дочек на место своих братьев, результатом чего становится кровавая драма убийства матерью собственных дочерей!)? В чём смысл никому не понятной (давайте наконец сознаемся в этом!) «Курочки-рябы», в чём состоит моральная нагрузка «Колобка» — неужели в том, что «опасно убегать от родителей»?!
Неужели, дав себе смелость полностью сознаться в подобной моральной «неординарности» сказки, мы встанем перед суровой необходимостью исключить её из духовно-нравственных средств воспитания? Никак нет. Надо стать выше своего непонимания и начать внутренне расти, развиваться или познавать великую тайну — себя, а значит, осуществлять первую (если не главную) нравственную задачу. (Действительно, как можно проявлять любовь и добро к другим, если оно не родилось в собственной душе; как можно бороться с социальным злом, если ты даже не распознал его в себе!)
Так у сказки особая мораль? И да, и нет. Нравственный закон един, но выражается в двух обозначенных нами мирах по-разному. Надо ли говорить, что закон саморазвития через самопознание строже закона внешних проявлений? Понятно, что нравственность начинается со строгости к себе, более того — с добровольной жертвы, когда жертвователь и жертва — одно лицо. Внутренний универсальный закон тоже един: каким бы ни был человек, первое, с чем он встречается за гранью «реальности» внешнего мира, — своя собственная «теневая» сторона, «зверь в человеке», которого необходимо если не уничтожить, то преодолеть, полностью подчинив себе. Не жестокости, чёрствости и эгоизму, а суровости нравственного долга учат символические убийства ведьмы, дракона-змея, пленение всех этих сказочных полулюдей-полузверей (птица Сирин в сказке «Садко»). Победа над «злым» существом только освобождает путь к осуществлению желания героя. Момент встречи с ним символически отражает первую истинную встречу «путешественника в страну своего духа» с самим собой, а победа возможна лишь как результат самоидентификации с «врагом»; иначе говоря, изложение в сказке ведётся таким образом, что читатель имеет возможность почувствовать, что речь идёт не о другом — «чёрном», неприятном и страшном существе, а об одной из ещё неизвестных и поэтому пугающих сторон собственного «Я», которая здесь, в этом мире души, получает автономию и символический облик.
Победа над «зверем» означает осознание его несамостоятельности («экзистенциальной несамостоятельности», «пустоты») и, таким образом, — подчинение этих сил контролю сознания. Это — первая трансформация героя, или, говоря языком сказки, — первое превращение (сказочный аналог события в мире реальности). Тут надо оговориться, что не только дети, но и непредвзято читающие сказку взрослые прекрасно чувствуют, что с убитой в сказке мачехой побеждает величайшее мировое зло — в нас самих, а «жестокое и коварное» лишение жизни Колобка таит мистерию рождения всего человечества.
Мы чувствуем духовную значимость и ценность сказки. Может быть настала пора осознать её для того, чтобы повседневную рутину, «быль» вывести из стагнации, превратить в закон нашей жизни — сказку, открывающую безграничные просторы самопознания, духовного самораскрытия? Что означают эти, казалось бы, безнадежные и рискованные, но обязательные поиски и спасение героем своей любимой или героиней своего суженого, в моральном смысле для заслушивающегося сказками малыша, лишь осознающего нравственный долг перед папой и мамой?
Дух живёт своей жизнью, настоятельно стремясь проявиться. В детском возрасте аппарат рассудочного мышления развит ещё очень слабо, его работа не «заглушает» импульсы иного, духовного «пространства», интуитивно влекущего дальше и выше. И в сказке события, раз завязавшись, влекут героя — наше сознание, исследующее собственные лабиринты, — к развязке, к главному, самому таинственному превращению.
Какова же сущность второго этапа превращений? Герой, пребывающий в начале событий в морально-индифферентном состоянии (Иванушка-дурачок), ступает на путь, уготованный человеку со времён Адама и Евы: путь «познания добра и зла», то есть выстраивания собственной нравственной шкалы (не вычитанной и не преподанной, а «рождённой в жизни духа»). Это добро и зло, как уже говорилось, должно быть найдено и различено внутри; только различённое единство, подобно магниту с двумя его полюсами, обладает потенциалом сил (энергией).
Познанием и подчинением своих противоположных качеств обретается некий нравственный эталон, мерило для морального оценивания «внешних» событий [1]. Первый этап путешествия по сказке и первое превращение героя (героини) было связано с познанием принципа зла, которое в этической логике сказки должно быть подчинено герою как сила, защищающая добро.
Второе превращение героя происходит, когда, с честью пройдя первое испытание, он оказывается втянутым в орбиту таинственного действия второго нравственного принципа — верхней части ценностной шкалы. Добро и чистота — та противоположная, дополняющая часть, которую необходимо стяжать познавшему (своё) зло герою, персонифицируется сказочной мифологикой в образе существа противоположного пола («полюса»): Иванушка ищет свою Василису (Марию, Алёнушку), Марьюшка — Финиста Ясна Сокола... Обычно этот персонаж заставляет героя подниматься на высокую гору, преодолевать высоту— символ «вертикализации сознания». Образ психологически противоположный изначально чарует и притягивает ребенка (мальчика — царская дочь, Василиса...; девочку— царский сын, Алёша Попович...). Он формирует внутреннее убеждение, что суть физических различий пола коренится в проявлении одной из двух психологических человеческих ипостасей и спрятана в таинственной глубине души, за внешними различиями... Именно такой мудрейший и наиболее универсальный метод «полового воспитания» в совершенстве отработан народной сказкой издавна. Но задачи сказки, как задачи самопознания, гораздо шире.
Противоположная ипостась — герой или героиня, представляющие сущностный принцип добра, мудрости, нравственной чистоты как жизненной основы души, обитает внутри сказочной страны (тридевятого царства, Лукоморья...), то есть лежит глубже «подпороговой» теневой части личности, и поэтому «завоевание» сказочной невесты (жениха) требует от героя удесятеренных усилий и гораздо большей тонкости. Обычно сама дева даёт герою задания, выполнение которых связано с обретением мудрости силами интуиции и любви «женских» качеств (от героини сказка требует проявления противоположных, по сути мужских качеств: мужества, стойкости, смелости («Финист Ясен Сокол»; в некоторых вариантах этой сказки героиня, чтобы проникнуть во дворец, где чарами удерживается любимый, вынуждена переодеться в мужское платье).
Герой всегда отвоёвывает свою суженую; дева обязательно отыскивает жениха — «сказка не имеет» сослагательного наклонения. Этическая школа волшебных историй — в их нравственном постоянстве. Постоянство — в качестве идеи, архетипа, образца. Поэтому скрытый, тайный, сказочный смысл первоначальной формулы-заклинания («Однажды, давным-давно...») в конце сказки как прожитого, осуществлённого пути нравственного самостановления обретает новый смысл: «Так должно быть, так будет; и — так есть и пребудет!». Но для этого с героем должно — не забудьте! — произойти ещё последнее и главное превращение. Герой подтвердил своё право на царский престол, стал достоин своей суженой — и последнее, самое чудесное событие связано с его свадьбой.
Герой всегда отвоёвывает свою суженую; дева обязательно отыскивает жениха — «сказка не имеет» сослагательного наклонения. Этическая школа волшебных историй — в их нравственном постоянстве. Постоянство — в качестве идеи, архетипа, образца. Поэтому скрытый, тайный, сказочный смысл первоначальной формулы-заклинания («Однажды, давным-давно...») в конце сказки как прожитого, осуществлённого пути нравственного самостановления обретает новый смысл: «Так должно быть, так будет; и — так есть и пребудет!». Но для этого с героем должно — не забудьте! — произойти ещё последнее и главное превращение. Герой подтвердил своё право на царский престол, стал достоин своей суженой — и последнее, самое чудесное событие связано с его свадьбой.
Свадьба как символический момент соединения со своей противоположной душевной характеристикой возводит героя — Иванушку-дурачка Я – сознания [2]— на иной, высочайший нравственный уровень бытия. Смысл качества синтетического взаимодействия противоположностей, их «мистического брака» прекрасно раскрывает философское понятие сизигии — неслиянного единства вечно брачующейся пары двух разных. Такое духовное богатство поднимает сознание на уровень третьего, высочайшего состояния, охватывающего и возвышающегося над сизигической двоицей. Приобретение этого нового качества всеединства, целостности сознания и есть «царский путь», конечная трансформация сознания, или последнее превращение героя.
В символически-образном языке сказки эта переплавка сознания участника сказочных событий отражается в самом необычайном, самом загадочном и самом запоминающемся приключении, которое происходит с главным героем в апогее повествования. Это — знаменитая «варка» в кипящем котле («Конек-Горбунок»), после которой играется пышная свадьба; стяжание вечной жизни (вечного смысла) и победа над смертью как концом единичного бытия, не объединённого с высшим, — в похищении у Кощея яйца со спрятанной в нём иглой; обретение несметных сокровищ («злато-серебро, жемчуг, яхонты», которые кстати, обычно отдаются героем на постройку храма — символа духовного богатства, пополняющегося отдачей). События вокруг этой трансформации происходят высоко над землёй: на вершине горы, в высоких царских хоромах...
Такое завоевание духовного неба нравственно целиком преображает человека: расширяющееся сознание поднимается на всё более высокие уровни, адаптируя их сущность до тех пор, пока, достигнув верхнего предела своих стремлений, не узнаёт в постигнутой тайне себя, свой собственный смысл и свои глубины; пока в борьбе с самым великим страхом — страхом собственной смерти — не победит, познав своё бессмертие; пока не возродит в себе триединства «сказочных» качеств — вечный образ Творца. Поэтому сказочные сюжеты, в которых герой, обойдя весь мир в поисках счастья (или смысла жизни), находит его, вернувшись, у себя дома, имеют, кроме общепризнанного «нравственно-патриотического», гораздо более универсальный и глубокий этический смысл: только через испытания, жертвы и духовные свершения человек становится собой, возвращается к себе (в себя!). Лишь став собой, он поистине становится человеком, подтверждая своё царское достоинство. Человек, узнавший нравственный закон внутри себя, осознает, что сам является этим Законом (символ справедливого Царя в сказке). Теперь он сам становится гарантией нравственности, её эталоном. Сказка завершена, читателю пора проститься со сказочными хоромами, спуститься с небес на землю... И тем не менее приступить к самому великому сказочному подвигу — проявить всё то, что прожито и пережито в сказке, в реальном «внешнем» мире, запечатлеть в форме высоту духовных достижений, открыть миру свои глубины, ничем не воспользовавшись для себя. Но это — уже совершенно другая история.
Символически-образное оформление сказки, определяемое единым архетипом нравственного становления души в процессе самопознания, в народном творчестве претворяется в разнообразии сюжетов, соответствующих разным аспектам самопознания.
Каждая сказка, отражая путь души во всей его завершенной целостности, выделяет и предельно освещает, тем не менее, какую-либо отдельную сторону единства жизни души, даёт свой ключ к разгадке величайшей тайны человеческого духа. Для увлечённого исследователя сказка открывает множество других тайн, в отношении которых эта короткая статья может стать лишь отправной точкой изучения, открытий и постижения. Среди них — объективация субъективных сил души при первом сознательном столкновении с ним. Познавший тайну жизни иного мира — тридевятого государства[3], постигает внутреннее смысловое единство целой иерархии персонажей, встретившихся ему в пути. Он осознаёт, что всё время имел дело с одним и тем же существом, проявлявшемся в разных формах в соответствии с уровнем сознания героя. И это существо — непостижимое Божество сказки, дух, оживляющий всю сказочную страну, — и есть он сам, герой сказки, его собственная нравственная индивидуальность, запёчатлённая от века, лежащая за семью печатями, неизменяемая, целостная, счастливая, всё сознающая, живущая импульсами мудрой любви ко всему сущему. В известном сюжете «Аленького цветочка» один и тот же таинственный персонаж является героине вначале под личиной безобразного зверя, потом — в образе прекрасного королевича, и он же на протяжении всего повествования — Дух, повелитель сказки, вершащий судьбу её персонажей и направляющий события.
Используя один из смысловых подходов к исследованию русской сказки, прослеживая её нравственно-воспитательную роль, авторы отдают себе отчет, что в этой статье намечены лишь некоторые из отправных точек определения этической функции мифа и его более поздней «производной» — сказки. (Сфера такой работы должна быть обогащена исследованием мистериальной, инициатической роли народных обрядов и ритуалов.) Сказка, воспроизводя живую структуру человеческой души, подобна целостному организму, живому существу. Поэтому предложенный подход не может претендовать на приоритетность, тем более — единственность. Позитивная сущность подобного аспекта восприятия и исследования материала в том, что его использование нисколько не посягает, не затушёвывает поэтико-художественной роли сказки (чем грешат прочие методы «перевода» языка сказки на научные «языки»); напротив, этическая трактовка сюжета (при условии достаточной глубины) подчёркивает и делает для нас ещё более ценной, осмысленно-живой красоту русской народной сказки.
Примечание
1. «Сознательность является вообще величайшим моральным критерием человечества со времён Иисуса Христа» (Юнг К.Г. «Ответ Иову». М., 1995, с. 192).
2. Юнг К.Г. «К феноменологии духа в сказке. Дух Меркурий». М.,Канон, 1996, с. 223.
3. О Тридевятом государстве см. на с. 75 данного номера журнала. — Прим.ред.
Список литературы
[1] Афанасьев А.Н. Древо жизни // Избранные статьи. М., Современник, 1983.
[2] Выготский Л.С. Психология искусства. Собр. соч. М., 1968. Т.1.
[3] Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987.
[4] Костомаров В.Г. Жизнь языка от вятичей до москвичей. М., Педагогика-Пресс, 1994.
[5] Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. М., 1991.
[6] Русские сказки и былины. М., АДЛ, 1993.
[7] Сказки и мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. М., 1991.Т.2, с. 441-444.
[8] Толкиен Дж. P.P. О волшебных сказках // Лист работы Мелкина. М., РИФ, 1991.
[9] Топоров В.Н. О структуре некоторых архаических текстов, соотносимых с концепцией мирового древа // Труды по знаковым системам. Т. 5. Тарту, 1971.
[10] Ю.Штайнер Р. О Гёте // Гёте И.В. Тайны. Сказка. М., Энигма, 1996.
[11] Юнг К.Г. Архетип и символ. М., Ренессанс, 1991.
[12] Юнг К.Г. К феноменологии духа в сказке // Дух Меркурий. М., Канон, 1996.
[13] Юнг К.Г. Ответ Иову. М., Канон, 1995.
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".