26 марта в 19:00 в Московском доме книги состоится презентация книги «Николай Рерих». Круглый стол «Наследие Николая Рериха – культурный мост между Россией и Индией» (Дели). Выставка Международного Центра Рерихов «Вселенная Мастера», посвященная 150-летию Н.К. Рериха, в Индии Выставка «Издания Международного Центра Рерихов» в Новосибирске. Новости буддизма в Санкт-Петербурге. Благотворительный фонд помощи бездомным животным. Сбор средств для восстановления культурной деятельности общественного Музея имени Н.К. Рериха. «Музей, который потеряла Россия». Виртуальный тур по залам Общественного музея им. Н.К. Рериха. Вся правда о Международном Центре Рерихов, его культурно-просветительской деятельности и достижениях. Фотохроника погрома общественного Музея имени Н.К. Рериха.

Начинающим Галереи Информация Авторам Контакты

Реклама



Философия есть знание любви, она учит здоровью. Т.Б.Любимова


 

 

 

Истинная философия за горизонтом своих технических разработок (то есть обсуждения проблем познания и его границ) всегда имеет в виду Здоровье. Пифагор, который придумал название этому «предмету», исцелял знанием и музыкой, математикой, этикой, а значит, философией. Здоровье или болезнь есть состояние человека, и, следовательно, состояние всего того мира, центром коего он является. Именно человека, а не только его физического тела, организма, то есть не только видимой его формы. Быть здоровым означает для всего его состава пребывать в гармонии, пребывать в любви. «Плоть Человека – это воплощенный, то есть проявленный в Физическом мире видимый ЕГО МИР. Плоть Человека – это высшая эволюционная форма организации жизни триллионов и триллионов клеток, наделенная бесконечными дублирующими механизмами и резервными возможностями. Плоть Человека, как и сам Человек, - это пик эволюции жизни. Плоть Человека есть «хранилище» РАЗУМА-ДУШИ, которая вошла в него при рождении для того, чтобы в течение предназначенного ей срока жизни обрести опыт пребывания в Физическом мире. В связи с этим Плоть Человека изначально была наделена неограниченными возможностями для поддержания гармонии и равновесия всех ее систем»[1], - пишет замечательный доктор-философ, наш современник Коновалов С.С.

 

Здоровье сейчас определяют через норму, то есть отождествляют их. Норма это всего лишь моментальная мера какого-то качества, но предлагаемая для всех случаев, когда соответствующее качество можно идентифицировать. Иными словами, норма есть формальное понятие, прилагаемое к наблюдаемому состоянию. Природа нормы статистическая. Не существует нормы вообще, но она есть всегда обобщение ряда эмпирических ситуаций, что с необходимостью предполагает сравнение разных случаев. Но, разумеется, одно дело норма здоровья и другое дело нормы, относящиеся к взаимодействию людей, внешние нормы, так сказать. На первый взгляд, это просто совершенно разные вещи, хотя и взаимозавимые, ведь  если социум «болен», то, естественно, и его нормативная система, связующая между собою все его части, тоже искажена, нездорова. И тогда организму человека приходится преодолевать гораздо больше искажений, нежели те, которые могут идти от так называемых природных условий. Невозможно быть «нормальным» в ненормальном обществе, где сама норма есть искажение; значит, здесь только больной и считается здоровым. Но не надо думать, что именно в устройстве социума заключается причина болезни; это тоже всего лишь следствие, точнее, проявление общего нарушения строя жизни.

 

Норма всегда выступает как критерий оценки отдельных случаев и смысл ее можно установить только в соотношении с другими нормами, иначе говоря, смыслом наделена не отдельная норма, а вся нормативная система в целом.  Система же социальных норм, хотя, по-видимому, складывается «естественно», как обобщение повседневной жизни,  на самом деле есть искусственный, виртуальный «скелет» возможных событий, их схема, спроецированная на некий мнимый экран, который в современной социологии был назван  культурой. Будучи по своей сути схемой, эта нормативная система имеет склонность быть формальной. По ходу процесса ее формализации образуются кодексы разнообразных социальных институтов. Так точно и здоровье из состояния конкретного человека превращается в момент или в деталь соответствующего института, то есть медицины и здравоохранения.

 

Медицина, религия, музыка, искусство, спорт, наука – все это частично обособленные разветвления внутри одной нормативной системы. Поскольку каждый институт есть, в том числе, иерархия власти, то каждый конкретный индивид со своим здоровьем и болезнью оказывается лишь «подданным» во всех упомянутых частях этой системы. Мы назвали музыку и искусство потому, что первоначально  им отводилось важное место в поддержании состояния здоровья человека. Вероятно, древние имели в виду какую-то другую, вселенскую музыку (для Пифагора это была музыка сфер), поскольку вряд ли то, что сейчас предстает под этим названием, может оказывать лечебное действие. Сейчас  все социальные институты воспроизводят (с отставанием и усугублением) один-единственный «каркас болезни», то есть тот принцип, который лежит в основе всей современной цивилизации, а именно, то, что Гегель изобразил в знаменитом пассаже о господине и рабе в «Феноменологии Духа».

 

Там, где господство и рабство, там нет здоровья, эти два состояния взаимно друг друга разрушают. Мы не будем вдаваться в подробности, важно, что эта диалектика не исчезает из современных социальных институтов, а присутствует в них в закамуфлированном виде. Она присутствует там, где есть собственность и власть. Власть и могущество различаются в русском языке (в европейских языках они нередко обозначаются одним словом). Могущество есть  простор для проявлений воли, ее потенциал; власть же всегда предполагает возможность насилия над волей другого, и в своем точном значение она есть возможность уничтожения предмета (если имеется в виду власть в материальном мире и над природой) и убийства, монополии на преступление (если имеется в виду власть над людьми и живыми существами). Пирамида могущества обращается в пирамиду власти, когда исчезает вершина пирамиды, ее верхний, интеллектуальный уровень, как в Великой Пирамиде в Египте исчезло ее золотое навершие, «Всевидящее око»[2] , которое было там, согласно эзотерической традиции. Пирамида могущества конституируется авторитетом, удерживается энергией интеллекта; пирамида власти конституируется насилием и удерживается страхом (не имеет значения, прибегают при этом к «демократическим институтам» или  каким-то иным). На верхних ступенях пирамиды могущества – знание, здоровье, способность исцеления других живых существ и забота о них, а также те «способности», которые так поражают воображение простых людей, вроде хождения по воде и по воздуху, способность вызывать дождь и т.п. На вершине пирамиды власти – чистая виртуальность: в современном мире это формальная нормативная система (закон), а также фиктивный капитал со всеми его последствиями. Власть исключает могущество, она им жертвует, а отнюдь не предполагает его, поэтому она прибегает к силе и насилию, обману и коварству. В соответствии с этим властным «каркасом болезни»[3] выстраиваются не только социальные отношения, но что самое печальное, отношения к природе и к своему организму. Чтобы властвовать, надо вытеснить из сознания здравый смысл, только так возможно властвование и подчинение. Даже минимальная дисциплина строится на актах абстрагирования от возможно полного сознания ситуации, то есть от здравого смысла, который «делегируется» какой-нибудь абстрактной сущности[4]. Абстрактный человек начинает диктовать свой «закон» конкретному живому организму, а значит, тому здоровому человеку, которым каждый житель Земли был изначально сотворен.  Абстрактный человек (то есть тоже виртуальный, обозначенный цифрой его участия в «общаке» фиктивного капитала и позицией в социуме, фиксированной нормативной системой) понимается как господин природы внешней и собственной, то есть своего тела. Это значит, что природа становится его рабом, рабом этого фиктивного, абстрактного человека, точнее, она принуждается к этой позиции. Соответственно, природа начинает пониматься как лишенная души и смысла. Все призывы возврата к природе вызываются этим конфликтом; хотя они выглядят утопически, но еще более утопической представляется вера в технический прогресс, то есть бесконечного усиления власти над природой. Сторонники научно-технического прогресса выдвигают «утешительный проект» будущего Земли-сада, предполагая превратить девственные леса в парки и контролируемые человеком заповедники. Удивительное нежелание видеть неустранимые последствия научно ориентированной деятельности человека. Наука и техника в их современном виде гибельны для Земли как целостного живого организма. Поэтому надо ставить задачу не просто возвращения к природе, а к своей здоровой природе.

 

Все формы культуры, в том числе и наука и техника, связаны  диалектикой рабства и господства, работая на нее или высвобождая доступными им средствами душу человека из-под ее власти. Первоначально музыка, философия и математика мыслились (Пифагором) способными в едином воздействии освободить душу, а значит, и тело от болезни. Музыка – это одновременно и звучащая природа и символически представляемая нормативная система социума. Отношение социальных институций и музыки очень ясно показано социологией музыки М.Вебера и Т.Адорно и их последователями. Но для нашей темы важна как раз оборотная сторона музыки, не ее внешняя ангажированность (что, в общем, очевидно), а ее душевная «природа», если так можно сказать. Звучит довольно тривиально: музыка как любовь. Но это действительно так: любовь для музыки есть и мать и отец, ее родная стихия, причем во всем разнообразии, от самого возвышенного служения-любви к Богу до самого простого и личного выражения своих чувств. Музыка всегда сладостна и, адаптированная к восприятию, сладострастна (вспомним «Крейцерову сонату» Л.Н.Толстого), даже когда она печальна, выражает скорбь даже когда она выражает сладостную и нежную грусть одиночества. И чем она музыкальней, тем больше скрытого, утонченного сладострастия в ней запрятано. И тем эффектней ее воздействие, пробуждающее соответствующие, но не узнанные, потому с легкостью принимаемые переживания. С этим связан непосредственный лечебный эффект музыки. Даже существует известный физиологический механизм, охраняющий здоровье страстно влюбленных: нельзя себе представить чихающего Ромео. Но речь сейчас идет не об этом механизме и не о том, что музыка  легко владеет стихией страсти, ведь, как уже сказано, сравнение музыки и любви уже стало общим местом. Но эта ее «броская» сторона скрывает за собой «язык Вселенной», настоящая музыка есть речь Космоса. Музыка лечит потому, что в ней гармония; однако она же может убивать, внося такие искажения, которые трудно преодолеть конкретному индивиду или даже культуре.

 

Борьба религии со страстями (и не только в христианстве) связана с искаженным представлением о телесной природе человека, с идеей греха, якобы неразрывно сцепленного именно с телом. Борьба с «телесными страстями» оформляется в специальную аскетическую практику. В этом проявляется пренебрежение к организму (потому что «тело» живого человека не только физический объект, а бесконечно сложный мир, то есть организм). В этом видится не только страх перед жизнью и смертью, но даже вражда к жизни. Но более всего здесь обнаруживается незнание, непонимание природы, в том числе, природы, свернутой в форму нашего тела. Под рубрикой «страсти» изгоняются все модусы переживаний, так или иначе связанные с космической созидающей энергией. Страсть в таком случае фактически не отличается от вожделения, наваждения, с одной стороны, и от любви, с другой. Страсть не содержит в себе как таковая ничего разрушительного, напротив, она есть необходимый момент творчества; выходом энергии страсти является свободная деятельность (пресловутая «пассионарность» происходит от слова «passion», страсть). И. Кант утверждал, в духе христианского неуважения к «твари» (то есть живому существу), что страсть сковывает волю, она, по его выражению, есть «судорога воли». Но это так только в том случае, если страсть не находит выхода в свободном волеизъявлении, то есть в творчестве. Другое дело, если подобная несвобода воли проявляется как наваждение. Интересно, что корень этого слова «навь», что на древнерусском языке означает нижний, потусторонний мир. В отличие от созидающей страсти, наваждение можно назвать страстью к деградации. Оно, конечно, враг здоровья, как психического, так и телесного, поскольку, наподобие физической силе тяжести, оставляет человеку мало степеней свободы. Вожделение, на мой взгляд, есть нечто среднее между ними. Во-первых, оно, как правило, скоротечнее, чем страсть или наваждение, во-вторых, оно не связано с «навью», а чаще всего имеет своим источников вполне конкретные, явные вещи. Его источник «явь», если продолжить это сопоставление. Явь, навь и правь, как утверждают исследователи древне русской мифологии, были ее важными категориями миропонимания. В ней Ярило это то же, что и Эрос – имя вселенской порождающей энергии, «ярь», ярый, то есть исполненный жизненной энергией.

 

Любовь как вселенская творящая энергия, Эрос у античных греков, в материальном мире обретает страстный характер, характер вожделения. Но в нем есть момент и весьма мрачный. Он ведь самый древний бог, сын Ночи.  Духовная сторона Эроса, как это утверждал еще Платон, есть стремление к познанию истины, красоты и, в конечном счете, блага. Так и музыка двойственна, она обращена одновременно и к телу и к духу. Кстати, видимо вовсе не случайно созвучие Эроса и Ареса, Арес это страстная, вожделеющая сторона Эроса, обращенная к погибели, бог воинского пыла, экстаза во время битвы. Гефест застает Ареса с Афродитой в объятиях, что означает их субстанциальное единство; набрасывает на них скованную им сеть, чтобы боги могли посмеяться над ними. Сеть, очевидно, означает цепи причин и следствий, сквозь  которые боги созерцают природу, веселясь. Нарушение закона (измену Афродиты) Гефест сковал высшим законом, высшей справедливостью. Это подобно даосскому символу «Вечного предела», в котором инь и ян сплетены неразрывно и неслиянно. Афродита же есть сторона вселенской творящей энергии, обращенная к зарождению и утверждению жизни. Вообще, античные «мифы» не есть собственно мифы, а иероглифическая запись древнего знания; никакой наивности в них нет, она может возникнуть только при буквальном  истолковании, которое нарочито им было придано чужаками, в первую очередь, христианами.

 

Та же двойственность первоначал проходит, как нить основы, сквозь последующую ткань культуры и искусства. Орест, герой трагедии Эсхила, обнаруживает двойственность ситуации на грани жизни и смерти; кстати, его имя тоже созвучно Эросу-Аресу. Орест, как известно, убил свою маму, чтобы отомстить ей за измену папе и за его убийство (сюжет, впоследствии частично воспроизведенный в «Гамлете» Шекспира). То есть речь идет о мести, как о восстановлении справедливости. Как же решается эта проблема? Богини мщения Эринии требуют  гибели Ореста во имя восстановления Правды. Если справедливость будет нарушена, то жизнь людей погрузится в хаос кровавых преступлений. Орест совершил страшное преступление, он в то же время отомстил за страшное преступление. Поэтому голоса судей в храме Афины разделились поровну: шесть за его оправдание и шесть за осуждение. Развилка, так сказать. Голос, поданный самой Афиной, спасает Ореста. Эринии превращаются в Эвменид, то есть в «милостивых», «милосердных». Афина – это ведь мысль и мудрость, она же стоит у истоков жизни: она вдохнула жизнь в людей, сотворенных Прометеем с ее дозволения. Она покровительствует родам и она же богиня войны, подобно Аресу, но не испытывает радости в битвах, она никогда не оказывается побежденной. Она покровительница философии и городу философов. Интересно, что она тоже с преимуществом в один голос получила Аттику во владение в споре с Посейдоном. Греки назвали ее именем свой город, они верили, что им будет сопутствовать удача во всем, потому что их богиня никогда не знала поражения. Раз они преклонялись перед богиней Мудрости, то, естественно, обрели дар философии. Она представительница матриархата в мире, перешедшем к патриархату, двойственна как всякая граница и предел, но, будучи мудростью, она всегда уже в прошлом. Асклепий, бог врачевания, получил в подарок от Афины кровь Медузы Горгоны, способную оживлять людей, если она взята из левой части тела Горгоны, а если она взята из правой части, то умерщвлять[5]. Но Афина же изобрела флейту, правда, она ее выбросила, потому что при игре на флейте лицо играющего  выглядит смешно. Иными словами, в античности целительство тесно связано с мудростью, с философией; оно же есть одновременно и музыка, и магия (о чем свидетельствуют многие черты мифа, в частности, упоминание крови). Причем, эта связь характерна, конечно, не только для греческого, но для древнего мира вообще. Все сколько-нибудь распространенные в современном мире религии, через смысловые конфигурации и понятия которых, как сквозь мутное стекло, мы вынуждены рассматривать архаичные мифы, конечно, не позволяют нам почувствовать всю конкретность и мощь этих древних знаний. Все современные религии суть инструменты патриархата, власти отцов, а не матерей. То есть мы всегда имеем дело только с предвзятой точкой зрения. Афина, Афродита и Гера связаны между собой, о чем говорит известный эпизод с «яблоком» (судом Париса). Мало того, одна из версий происхождения Афины гласит, что ее отцом был Посейдон, от которого она отреклась. Афродита тоже выходит из моря. И Зевс тоже ее приемный отец. Она же связана со смертью (у нее есть соответствующие эпитеты). Истории этих богинь отражают, конечно, все важные смыслы, которыми люди руководствовались в своей жизни, например, устройство календарей, взаимоотношения племен, исторические события (смена матриархата патриархатом, переселение народов, завоевания и т.д.). Но не только. В этих символических фигурах присутствуют скрытые объединяющие их «признаки».

 

Все эти «признаки» (можно найти еще множество других) говорят о том, что различные имена богинь означают лишь ипостаси более древней Великой богини-матери: «Так называемый «суд Париса», где герой приглашен решить спор о том, кто из трех богинь прекрасней, и вручить яблоко достойнейшей, - всего лишь свидетельство древнего ритуала, который ко времени Гомера и Гесиода уже не существовал. Вся троица – одна богиня в тех ипостасях: девственница Афина, нимфа Афродита и старуха Гера; причем Афродита не получает яблоко от Париса, а дарит его герою. Яблоко, символизирующее любовь богини, купленную ценой жизни, является для Париса своего рода пропуском на Острова Блаженных, т.е. яблоневый сад потустороннего мира, куда допускаются только души героев. Аналогичный подарок часто фигурирует в ирландских и валлийских мифах. Его же вручают Гераклу три Геспериды, а Адаму «матерь рода человеческого», Ева»[6].

 

Гера, вероятно, восходит к египетскому Геру, богу Земли. И вот, в этой древней троице, Великой Богине, мы находим мудрость, любовь, Бога Земли и владычицу Островов бессмертия, обладающую «пропуском» в потусторонний мир. Золотое яблоко, вероятно, означает, концентрированную духовную энергию жизни, это тот же символ, который держит в руках бог врачевания Асклепий. Иногда интерпретируют предмет, который он держит (яйцо или шишку, какой-нибудь фрукт), как символ того, что весь мир (яйцо символизирует мир) нуждается во врачевании. Однако вероятнее всего, это все-таки символ жизненной энергии, к которой древние были столь же чувствительны, как и мы, а может быть, и гораздо больше. Эрос, древнейший бог, творящий Вселенную, также рождается из яйца. Это тот же символ изначального золотого зародыша, Хираньягарбхи, который, согласно доктрине индуизма, плавает в изначальном причинном океане и из которого возникает Вселенная. Эта та самая Золотая Рыбка, которая выполняет все желания бескорыстного Старика, которым руководит неугомонная Старуха (материальное начало мира), созерцающая свое «разбитое корыто», то есть свое физическое тело.

 

Это небольшое отступление в мифологию показало нам, что все великие мифы имеют в виду не только видимый физический мир и события повседневной или исторической жизни. Они обязательно в какой-то момент как бы приоткрывают перед нами дверь в неведомое, в бесконечный духовный мир, частью которого мы сами являемся, но о котором имеем весьма смутное представление, мы заглядываем в него сквозь щель своих, ограниченных возможностями тела, чувств и мыслей.

 

Физическое тело человека, то есть организм, видимая часть всего его существа, настроено на Вселенную и на Планету Земля и связано с ними бесчисленными «струнами», каждое мгновение оно «звучит» иначе, в согласии с непрестанно меняющимся; обстоятельствами. Вероятно, древние (до Пифагора) имели в виду вселенскую музыку в каком-то буквальном смысле, теперь же мы понимаем ее только символически. Они умели ее слушать, и слышали ее, то есть были более открытыми, а, может быть, обладали особым «внутренним ухом», наподобие третьего глаза, или же этот третий глаз был в то же время и всем остальным, умом, чувством, зрением, слухом, и всем-всем-всем, духовным двойником человека. Пифагор внес первую формализацию; впрочем, он ее, возможно, только «опубликовал», сделал доступной для многих, а она уже существовала задолго до него. На этом «корне» вырастают уже дифференцированные дисциплины: музыка, математика, медицина, а вселенская музыка становится все менее различимой, звучит все глуше и глуше, и, наконец, ее уже никто не слышит. Ее только предполагают. Тождество микрокосма и макрокосма из конкретного становится только символическим. Музыка уже не лечит, а лишь облегчает страдания. Наука (медицина) разделяется на дисциплины и начинает иметь дело уже не с человеком, а с симптомами, проявлениями болезни. Вместе с наукой медициной (как нормативной системой) возникает физическая культура тела, то есть тело отделяется от всего состава человека и начинает существовать как бы самостоятельно. Религия, подхватившая это отделение тела, получает дополнительный инструмент для манипуляции над душами. И так далее продолжается хорошо отлаженное дело расчленения человека, и с каждым новым надрезом все больше и больше искажений проникает в мир каждого; никто во всей надстраивающейся виртуальной иерархии разветвляющихся социальных институтов не может ускользнуть от этого процесса. Музыка и искусство берут на себя роль анестезии. Религия начинает все больше и больше обслуживать саму нормативную систему социума, в первую очередь, ее узловые структуры, особенно, государство и власть. Она начинает примеривать на себя роль целительницы душ, увековечивая, таким образом, первичное рассечение на душу и тело, тем самым навсегда закрывая путь к истинному здоровью.

 

Философия учит бессмертию, “com l’uom s’eterna”, по словам Данте[7], обращенным к своему учителю, Брунетто Латини. Не столько мудрости, и не только правильному рассуждению обо всех вещах мира,  о человеке, о жизни и смерти, а бессмертию!

 

Философия по замыслу древних учителей должна была бы учить здоровью, но то, что мы привыкли называть философией, по крайней мере, западной, давно уже превратилось только в книжное знание; философы стали библиографами и гордятся этим! Но такая философия создавалась отнюдь не здоровыми людьми. Большинство знаменитых философов были больными, либо физически, либо психически. Каждый может вспомнить достаточное число примеров. Возможно, что как раз философские занятия  и поддерживали их в борьбе за выживание, в борьбе с недугами. Самый известный пример, И.Кант, который путем самодисциплины и дисциплины разума, воплощенной им в своей философской системе, преодолевал врожденные недуги, слабости и болезни. Другие не проявляли такой мужественности, и нередко в философии явно различаются отпечатки болезненного состояния конкретного человека, а отнюдь не только выражения болезней социума. Этой теме посвящено довольно много исследований, но по большей части, внимание обращается на психическое нездоровье, тогда как и болезни физического тела тоже проявляются вполне отчетливо в философском творчестве. М. де Унамуно вообще считал занятия философией чем-то вроде замещения жажды бессмертия. Унамуно был баском, то есть представителем очень древнего народа Европы, и, надо думать, что глубинное чутье истины его еще не покинуло.

 

На Востоке, в Индии, Китае, где занятия философией были связаны с духовными практиками (йогой, с внутренней алхимией, с магией и поисками путей достижения бессмертия, продления жизни, с достижением идеального здоровья), там и судьба философии была иной. Впрочем, сами эти практики возникли из стремления восстановить утраченную уже к этому времени восприимчивость к «речи Космоса» (музыке сфер), к вселенской духовной энергии. Мы не будем вдаваться в схоластические споры о том, что такое философия, достаточно в данном контексте интуитивного представления. В определенном смысле философия Востока и Запада исключают друг друга, но как «первофилософия», как метафизическое устремления ума, они отнюдь не противостоят друг другу, хотя и стремятся к этому «мета» по-разному.

 

Норма здоровья для современного человека ориентируется на такого индивида, который может правильно функционировать в современном (патологическом) социуме. Тему социальной патологии можно рассматривать не только внутри социума, то есть не в отношении отдельных проявлений и процессов внутри конкретного социума, а в приложении ко всему целому. Причем «норма» всего устройства социума не должна извлекаться из того или иного существующего образца, как это делает любая идеологии; в  настоящее время в качестве нормы предлагается американский образец социального устройства, западная демократия. К тому же, как в любой идеологии, сомнения в нормальности такого устройства запрещаются. Но это тема лежит в стороне от основного нашего интереса. Только один момент этой идеологии существенен для нашего рассмотрения, это отношение к возрасту и здоровью. Адекватным возрастом для нее является возраст возможного успеха, то есть активного социального действия, в основном бодрая зрелость и молодость, старость и детство рассматриваются как обуза для социума, в особенности старость и болезнь, хотя есть множество программ «гуманного отношения» к соответствующим категориям населения. Нельзя не вспомнить здесь о буддизме, для которого страдание, то есть старость, болезнь и смерть, есть неизбежное и незыблемое условие всякого существования. А с другой стороны приходит на память удивительный пример И.В.Гёте, который вполне успешно не поддавался старости без всякого буддистского пессимизма. В возрасте восьмидесяти лет он был влюблен в юную девушку, а в час смерти удивил всех тем, что, хотя лицо его и выдавало  возраст, но тело было лишено признаков старческой дряхлости, было как у молодого человека. Известно его отношение к природе, к Земле как к живому существу: для него природа была живым единым миром, а ведь человек живет до тех пор, пока он может любоваться божьим миром. Как только способность любования иссякает, силы его убывают стремительно. Любование не есть только созерцание, его суть – любовь, ровная ко всему. Можно, наверное, найти и другие примеры успешного сопротивления этому страданию старости без того, чтобы объявлять весь физический мир Майей, без такого радикального разрубания этого гордиева узла болезни и старости, поставить их необходимость под сомнение, отделить от их «сестры-смерти».

 

Старость и болезнь воспринимаются как нормальные состояния возраста, в медицине даже есть термин «возрастные болезни». Современному человеку, то есть человеку последних тысячелетий, трудно себе представить жизнь без болезней и старости, длящуюся при этом не шестьдесят или восемьдесят лет, а тысячу и более лет, как об этом свидетельствуют древние памятники и священные книги (Веды, Библия). Эти древние «допотопные» люди не только жили сотни лет, но и детей производили на свет после того, как им исполнялось по триста лет и более. Читая подобные сведения, мы думаем, что это, мягко говоря, преувеличение. Хотя такие «преувеличения» встречаются в разных уголках мира. А если это именно так и было? И тот, кто запустил последующее ускорение, вероятно, привнес и искажения, то есть старость и болезни.

 

Можно обратить внимание на так называемую гиперсексуальность человеческого рода. В животном мире брачный период у большинства видов связан с солнечным циклом, то есть животные ориентируются на солнце в своем сексуальном поведении. Люди же приняли по какой-то причине лунный цикл, то есть в двенадцать раз ускорился темп их размножения именно после потопа, как утверждается в Библии. Они готовы исполнять свой брачный танец практически круглый год! К тому же этот танец слишком явно отличается от животного поведения. Правда, женская половина человечества лишь наполовину приспособилась к этой смене ритма, ведь вынашивать плод она, эта половина, все  равно должна по солнечному ритму. Таким образом, женщина оказалась наполовину ориентированной на лунный ритм, наполовину на солнечный. Луна – это ночной двойник Солнца, это Солнце иного мира.

 

Ускорение ритма жизни по внешнему, астрономическому масштабу времени, измеряемому взаимными позициями Солнца, Луны и Земли, привнесло сжатие субъективного времени до короткого «века жизни». «Сминание» всех «допотопных» жизненных схем, т. е. поведения, сознания, мышления, чувствования, расстроило гармоничные связи между «телами», входящими в полный состав человеческого существа (имеется в виду физическое, тонкое, астральное и другие «тела» духовной структуры человека). Чем бы ни была на самом деле эта роковая граница в судьбе человечества, называемая потопом (объяснений этого события и версий его довольно много), она отмечает собою два различных состояния мира. Во многих мифах говорится об изначальном времени, времени Óно, золотом века, Крита-Юге, когда люди жили тысячи лет и не знали о болезнях и старости. Современные религии тоже сохраняют идею такого золотого века, некоторые предлагают свои, как правило, утопические пути его обретения заново, утопические потому, что ищут «светлое прошлое» в темном будущем (то есть после смерти) или же предлагают угасание самых  важных проявлений жизни (как в буддизме). В любом случае спасение от мучительности жизни отдается в чьи-то руки (иначе институт религии просто был бы не нужен), для религии «море житейское» в себе содержит только опасности, но нигде и никогда в нем не встретить Острова Блаженства. Эти различные и по разному действующие лекарства от отчаяния, на самом деле, конечно, никого не лечат, а только гасят наиболее досаждающие   человеку симптомы. Но опиум для тяжело больного тоже бывает необходим! Тем более что в этом лекарстве не один только опиум, но и напоминания о древней мудрости, о знании, сокрытом как бы водной завесой. Это знание о Душе, о ее божественном происхождении, бессмертии, о Душе, как источнике жизни, присутствии в нас самих – Бога.

***

Философия есть знание любви. Но ведь религиозная позиция любви к Богу заведомо более возвышенна, чем философские рассуждения. Мало того, эта позиция оказывается еще и более прагматичной, чем самая прагматичная философия: «Любящий Бога любит всех» (Бхагавадгита, 9,4).

 

Однако кто же спорит? Что можно противопоставить любви? Какие логические аргументы? Да никаких! Любовь либо есть, либо ее нет, и заставить себя полюбить невозможно. Удивительно то, что во имя преданности и любви к Богу, называя этого Бога каждый по-своему, люди  воюют между собой и с соседями, ближними и дальними, уничтожают и своих и чужих во имя все того же Бога, одного и того же Бога, ведь Он все во всем. Получается, что девиз «Бог есть любовь» оправдывает убийство? Кромвель на стволах своих пушек писал «Бог есть Любовь», с тех пор ничего не изменилось. Конечно, все битвы священных писаний, в том числе и Бхагавадгиты, Библии, Корана, можно и следует толковать символически. Поле Куру, наверное, это жизнь, или мир, или Вселенная, или еще что-нибудь метафизическое. А Пандавы, вероятно, тоже олицетворяют что-то. Возможно, что они олицетворяют земные страсти, притяжение материального мира, а может быть, бредовые идеи. Конечно, лучше не иметь бредовых идей! Тем не менее, всегда есть  прямой, и даже исторический уровень смысла, и тогда это люди на поле Куру, родственники, и их надо убить! Та же дилемма возникает и при чтении Ветхого Завета. Эта священная книга наполнена войнами и убийствами. Нередко богословы хитроумно пытаются оправдать жестокости древнего мира тем, что жертвы «гнева божия» были очень нехорошими людьми (с точки зрения богословов). Они были сплошь все грешниками и полны пороков. В таком случае, речь уже идет не только о дозволении убийства, а даже о его освящении, вместо  его абсолютного запрета. Заповедь «не убий» в иудаизме и христианстве (ведь убивают и людей и животных, ссылаясь на то, что  Бог, якобы, позволяет) и есть неразрешимая дилемма: убить, иль не убить, вот в чем вопрос. Иль надо проявить всю силу состраданья? То есть в метафизических и весьма возвышенных религиях Любовь (милосердие, преданность, сострадание) легко уживаются с дозволением убийства (вообще насилия, рабства, подавления свободы проявления в мире). А ведь сущность Божественной Любви в том, что она дает существование всему, что может существовать, а не только тому, что достойно существовать с нашей точки зрения. Тот факт, что в священных писаниях дозволяются  (иногда даже предписываются) убийства  стóит осмыслить, как представляется, не только с точки зрения символичности содержания соответствующих эпизодов, но просто как факт одобрения убийства, не зависимо от того, символическое оно или реальное. А если речь заходит о кодексах, законах и предписаниях, выводимых из первичного, священного текста («откровения»), то здесь встречается одобрение насилия еще чаще. Обычно на это закрывают глаза и как-то стараются хитроумно обойти острые моменты или, наоборот, освящают и насилие. Удивительно, как легко уживаются в душе человека возвышенная любовь к Богу и презрение к конкретному человеку! В столь почитаемых «Законах Ману» нарушителей супружеской верности (то есть тех, кто ведь тоже ищет  любовь,  не обязательно же развлечения) велят привязывать к раскаленному железному столбу, видимо, чтобы они сполна постигли, что это такое Бог-Любовь! В Коране объявлена война неверным. Иисус Христос принес «не мир, но меч», а в апокрифических и гностических Евангелиях его образ еще более угрожающий. Ветхий Завет сплошь усеян кровопролитиями, Талмуд тоже не шедевр человеколюбия.  Иными словами, догмат религии может быть сколь угодно возвышен, духовные практики сколь угодно изощренными, но коль скоро дело доходит до реального повседневного их, этих догм, исполнения, ничего, кроме жестокости, жестокосердия и насилия не получается. При этом насилие оправдывается иногда очень изощренными аргументами, невероятной пользой для человека и социума, или же высшей справедливостью, теми же ссылками на якобы установленный Богом закон. Бог не может устанавливать закон на насилии! Он не тиран. Но ведь реально мы это насилие повсюду встречаем, в чем же здесь тайна?  Это извечный вопрос всякой теодицеи: почему, если Бог всеблаг и милосерден, в мире существует насилие, несправедливость и страдание? Удовлетворительного ответа не было дано еще ни одной религией. Говорить страдающему человеку: сам виноват, -  ведь это не ответ! Конечно, верно, что именно в материальном мире мы обнаруживаем все искажения божественного плана и замысла, ведущие к страданию. Но вот утверждение, что принципиально невозможно эти искажения нейтрализовать, ведет к тому, что мы вынуждены предполагать, что или Бог не хочет эти искажения убрать, или Он не может этого сделать. Первое отрицает Его добрую волю, второе – всемогущество.  Это старая дилемма есть иллюстрация основного парадокса теодицеи.

 

Вообще, вопрос о символичности священных писаний очень не простой: если в них все символично, то не следует предлагать для толкования этих символов никаких конкретных картинок. Если же предлагается конкретизация и детализация (например, подобная приведенной выше), то откуда же и  почему в  духовные и возвышенные писания, коими по определению они должны быть, проникает столь жестокий взгляд на человека и его мир? В христианстве ссылаются на падение, грех и свободную волю, в манихействе, гностицизме – на злую материю.

 

Если все в Боге, то и нет никакой злой материи и отпавшей природы. Вся природа насквозь духовна, Бог созерцает ее нашими глазами и познает сотворенный мир способностями нашей души. Наше намерение исправить природу напоминает каракули малого ребенка на совершенном полотне-картине Великого Мастера. Наша цивилизация (ориентированная религиозными доктринами иудаизма, христианства и ислама) выродилась в грубое технологическое отношение  к природе. Природа вне человека и  сам человек,  рассматриваемый как «природное» существо, противопоставленное социальному и культурному началам, рассматриваются только как объект манипуляции, это уже отнюдь не единое пронизанное духовным началом целое (слово «духовное», конечно, уже настолько истерлось, что почти лишено реального значения). Сейчас это технологическое, инструментальное отношение распространяется на весь мир, даже на Вселенную. Достаточно вспомнить русских космистов, вплоть до В.Соловьева, которые хотели устроить свой порядок во Вселенной. То, что человеку удалось сотворить с Землей, им кажется еще недостаточным. Подобная проективность и инструментальность в отношении к самому себе и к природе есть следствие сведения понятия природы только к одному типу причинно-следственных отношений. Если вспомнить четыре типа причин (по Аристотелю) то признается действующая, и отвергается целевая причина. Материальная и формальная имеются; в виду: материальная как состав физического мира и формальная как математическое его описание, формулы процессов. Современная наука, правда, прибегает к антропному принципу, который на самом деле есть не что иное, как переформулированная целесообразность и целенаправленность всех процессов мира. Особенностью этого принципа является то, что природа все равно не имеет в себе цели, которая полагается только в человеческом сознании. Для научной картины природы все настоящее и будущее определены прошлым (действующей причиной). Будущее не имеет силы что-то определять (целевая причина есть в таком случае только проект сознания). Здесь нет места для метафизических причин, ничто в эту плотную сеть причин и следствий не может войти извне. Никакого вмешательства «высших сил», Провидения, Воли Бога и т.п. Наука точно следует в этом «Критике чистого разума»: это все идеи разума, не имеющие никакого эмпирического эквивалента. Природа, таким образом,  не самоценна и не содержит в себе собственной цели. А ведь «не то, что мните вы, природа»!

***

 

Не будем вспоминать Золотой Век, Сатья-Югу, хорошее, правильное устройство общества, где все занимают подходящее каждому место; там и речи не шло ни об убийстве, ни о жестокости, ни о принуждении кого бы то ни было. Там все были святыми, и некого было считать человеком низшего сорта. Никто не нарушал ничьих границ. Это было слишком уж давно, не в наших силах этот век восстановить, если бы мы даже захотели это сделать. Речь идет о нашей ситуации, о современном состоянии мира.

 

Противопоставляя духовный и материальный миры, источник болезни (греха, порока, искажения, падения, деградации и т.п.) полагают в материальном (физическом, проявленном) мире.  Как уяснить нераздельность и, в то же время, различие материального и духовного? Прибегнем к простому, знакомому и привычному образу.

 

В момент рождения человека Душа воплощается, входит в плоть. Ей тесно и темно. Дитя – а это уже живое существо, - кричит, это кричит в нем Душа от внезапной перемены условий, в которых она оказалась. Она буквально столкнулась с материальным миром. Но духовная половина человека, Ангел, остается в духовном мире (Душа тоже всегда там, хотя и «живет» в физическом мире). Ангел неотделим от человека, сопровождает его в течение  всей жизни. Может быть, это его в Древнем Египте называли двойником (хотя у них было несколько различных модусов того, что мы называем духовной природой человека, Душой и Ангелом)? Он неотделим от человека и в то же время отличен от него. Человек не видит его, потому что между ним и его материальной формой, с одной стороны, и его Ангелом, контролирующим весь его духовный состав и события его жизни, стоит преграда. Преграда эта есть не что иное, как наше сознание, которое как зеркало, проницаемое для взгляда с одной стороны. Ангел нас видит, а мы его нет. В это зеркало-сознание мы смотримся и видим самих себя. Мы не видим в нем своей бесконечной и бессмертной природы. Наша работа с сознанием есть работа с нашим отражением, обликом в зеркале. Этот зеркальный образ, «виртуальный человек», как сейчас принято выражаться, принимает вид самостоятельного существа. Ведь он закрывает собою духовный состав самого реального человека, вглядывающегося в свое изображение на поверхности стекла, подобно тому, как нарисованный очаг из «Золотого ключика» закрывал собою вход в страну счастья. Нам кажется, что, делая что-то со своим сознанием, мы это творим с собою и со своею духовной сущностью.  На самом деле мы пытаемся разрисовать изображение на стекле зеркала, украсить его или изменить каким-то образом, не меняя самих себя. Свое «я» мы отождествляем в таком случае с этим изображением. Но как нет нашего «я» в физическом теле, так его нет и в этом изображении. Сознание, таким образом, отделяет физическую составляющую нашего существа от его духовной составляющей. И мы были бы таким разъемным составом (как об этом и мыслится во многих учениях о душе и теле), если бы единство этого «состава» не обеспечивалось неким непостижимым для нас образом, что мы и находим в себе как «искру Божию», как «божественное присутствие», как Высший Атман в нас, он же Пуруша, он же Брахман. Материальный мир и духовный, джива и Атман, Пракрити и Пуруша, - это все об одном и том же. Библейский образ Ангела с огненным мечом, который после изгнания Адама и Евы из Рая, охраняет в него вход, означает как раз это неосязаемое разделение двух миров. Мы видим этот «огненный меч» как Вселенную, звездное небо над нами и мир вокруг нас. В нас самих – это сознание.

 

Мы сравнили сознание с зеркалом, но только зеркало это не плоское и не кривое, оно точечное, оно как бы точка, не имеющая размеров, ведь оно не пространственная вещь. Суть его – время. Именно время есть «оболочка» материального мира, в котором нет внешнего и внутреннего; пространственным аналогом  этой оболочки  может быть лента Мёбиуса или, скорее, бутылка Клейна, то есть двусторонняя поверхность, свернутая в одностороннюю, трехмерное тело, вывернутое таким образом, что внешнее и внутреннее этого тела оказывается одним и тем же. Нет лица и нет изнанки, нет оборотной стороны. Поэтому то, что этой оболочкой как бы отделяется, на самом деле тут же полностью присутствует. Наша модель проясняет (а я привела этот образ ради понимания и наглядности) духовную природу материального мира. Огненный меч (сознание в случае конкретного индивида) означает, что в каждой точке материального мира присутствует мир духовный весь целиком, он не где-то «в другом месте», как это утверждал Платон относительно мира идей, что они существуют в «умном месте». Материальный мир можно скорее понять как расширение духовного мира, а не его «другое», подобно тому, как центр шара расширяется в каждую точку шара. Или наоборот, весь шар (духовный мир) сконцентрирован в центре, в существовании конкретного индивида. И в том и другом случае центр нигде и повсюду.

 

Противопоставление материального и духовного миров (абсолютизированное в манихействе, у гностиков, Вл. Соловьевым) с неизбежностью ведет к третированию материального как нечистого, греховного, темного. Целью в таком случае становится освобождение от оков материального мира. Пути и средства такого освобождения предлагаются разные, что не меняет сути. Любовь тоже начинает разделяться на земную и небесную, на плотскую и духовную. На самом же деле любовь есть по самой своей сути единство, в ней оба начала, материя и дух (их можно разъединить только в идее) слиты во едино. Поэтому любовь и есть истинная мудрость, она и путь, и смысл пути, и цель его. Борьба с «плотскими страстями» есть продукт социальных и культурных деформаций. Борьба со страстями (с «судорогой воли») как раз и есть плодородная для них почва. Для того чтобы понять единство Любви, можно привести аналогию со светом. Свет настольной лампы, когда мы в комнате, дает нам один горизонт видения; мы вышли на улицу и у нас уже другой обзор; мы летим на самолете и видим огромное пространство, а из космоса или с Луны мы видим Землю и Вселенную (часть ее, конечно) сразу. Так же и любовь. Конкретное ее проявление это тоже свет, но свет настольной лампы. Любовь Великой Души можно сравнить со светом Солнца, наверное. А Любовь Бога – это свет (энергия)   для нас всей нашей Вселенной. Так что можно сказать, что Любовь и есть Бог нашей Вселенной для нас, «Любовь, что движет солнце и светила» (Данте). И оттенков ее бесконечное множество.

 

Смысл философии как пути к мудрости, любви к ней, не в том, что есть некая цель, то есть мудрость, отдельно от любви, а в том, что любовь и есть ее цель, она же и путь. Акцент надо ставить не на второй части слова, а на первой. Тогда мудрость и состоит в любви. Греческая богиня философии, Афина Паллада,  в полном вооружении выходит из головы Зевса, она есть высокая мысль Бога. В античном пантеоне, как мы уже говорили, сохранились следы более древней троичности Бога, в ее женском варианте. Здесь Афина, Афродита и Гера предстают тремя ипостасями единой Великой Богини. Афина – это мысль (ее мать, Мудрость, проглотил Зевс, то есть культ верховного бога-отца поглотил культ Великой Матери), Афродита – любовь (Небесная и Земная в одном лице), Гера – богиня планеты Земля (она же Дух Земли, Гер). Эта триада означает, что богом Земли должна быть Мудрость-Любовь, Любовь есть Бог не только Вселенной, но и  нашей Земли. Такая философия Божественной Мудрости-Любви больше подходит для роли целительницы, чем иссохшая, запеленатая в многочисленные толстые тома библиотек мумия, в которую за прошедшие века обернулась  прекрасная и вечно юная дева, в полном вооружении когда-то появившаяся в мире мысли Бога. Правильно, конечно, видеть истинную мудрость в любви к Богу. Но нельзя полюбить Бога, осуждая человека! Очевидно, однако, что западная философия (какой мы ее видим в библиотеках, это ее «гетто») уже не помышляет ни о любви, ни о мудрости; она понимает себя только как знание. Да и это знание сжимается до осведомленности. Любовь сократилась до чувства, а мудрость обернулась осведомленностью и обыденным здравым смыслом. На этом уровне частно-случайно-особенного эти два начала нередко выступают как противники (Афина против Афродиты), только умножая тяготы земной жизни. Незнание становится основным препятствием для здоровья Души.

 

Возвышенные идеи философии, ее метафизические принципы могут быть понятны всеми, как всеми могут быть поняты и приняты самые возвышенные идеи любой религии. На своих высотах они не слишком расходятся друг с другом. Это не значит, что в действительности много находится людей, готовых понять и принять эти идеи. Святые между собой не спорят, но много ли мы встретим святых? Когда же речь заходит о воплощении этих возвышенных принципов в действительность социальной и исторической жизни, всякое согласие и общность тут же распадаются. Есть пословица: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». Не потому, что в том монастыре другой Бог, а потому, что там устоялся свой устав. И обитатели монастыря стоят на своем. И нет возможности свести все уставы к одному. Всеобщий единый устав был бы поистине абсолютным отрицанием здравого смысла. Возможно, что с этим связано и то, что увлечения той или иной формой религии сменяют друг друга в современном мире со значительной скоростью. Это происходит не потому, что они опровергают друг друга, веру нельзя опровергнуть. Но пороки современной культуры настоятельно требуют исцеления. Душа об этом знает и не перестает искать Учителя-Целителя. Пороки современной культуры слишком известны, чтобы говорить о них здесь. И ни один из ее институтов не отвечает на запросы Души.

 

Современного человека не может удовлетворить его духовная ситуация. Его не затрагивает лично уже ни одна официальная доктрина, ни религиозная, ни философская. Духовный поиск происходит среди хаоса разрозненных, фрагментарных познаний, а более углубленное знание какой-нибудь доктрины становится лишь достоянием специалистов. Фактически, люди не знают, во что они верят, и им кажется, что они уже ни во что не верят. На деле же, они оказываются добычей любой, сколь угодно дерзкой пропаганды. Еще хуже дело обстоит с философией. Широкой публике она не известна и не нужна. Давно в глубинах истории исчезла фигура мудреца, подобная древним античным мудрецам, в чем-то напоминавшим восточных Учителей. Так, Пифагор, который и выдумал слово философия, на самом деле был таким Учителем, соединявшим в себе способности целителя, учителя и Великой Души. По крайне мере, мы можем такое предположить, согласно сведениям и рассказам его современников и учеников. Современные же философы гордятся тем, что они только стремятся к истине, к мудрости, не обладая ни истиной, ни мудростью. Такое фальш-смирение (на самом деле, конечно, тайная гордость) противопоставляется восточной мудрости, которая уверена в обладании истиной. И вся эта гордость незнания истины покоится на буквальном переводе слова «философия», то есть любви к мудрости. Автор этого слова, Пифагор, относил его к ученикам второй ступени обучения, первая ступень соответствовала этике, вторая – философии и математике; философия и математика обучали созерцанию божественного устройства Космоса; все обучение имело уже  более высокую цель, открытие в себе Бога: «Главная часть философии Пифагора… состояла в установлении близких отношений к божеству, общении с ним» (Плутарх). Пифагорейцы учили: «Исцелишь душу, … вознесешься в эфир, станешь вечным и смерти не знающим богом», «Сначала нужно стремиться стать человеком, потом – богом» (Гиерокл)[8], «Те, кто в нынешнем воплощении ведут добродетельную (то есть философскую) жизнь, в следующем воплощении становятся дайэмонами» (Платон, «Кратил», 398с). То есть видимый мир ими воспринимался как лечебница для души. Не будем вдавиться в тонкости их учения о богах (дайэмонах), но, поскольку это были индивидуализированные «боги», то надо думать, что имелась в виду индивидуальная духовная сущность человека, то, что в индуизме называют дживой, в ее единстве с Атманом, в христианстве Душой. Важно здесь в данном случае только то, что изначальная цель философии была столь же возвышенна и благородна, как изначальная цель любой истинной религии. Современная же философия за самим «стремлением» забыла, к чему же она все-таки стремится.

 

Так зачем же нам нужна философия? Ведь не ради пустого любопытства ищут люди в этом мире современного информационного хаоса ясные и определенные ориентиры! Они нужны им как целительный порядок, в котором Душа, успокоившись в надежде и уверенности, обретет себя, обратится к себе, и в себе найдет то искомое неявное измерение, которое скрывается за оболочкой времени. Она позволит нам припомнить нашу истинную родину, мир Божественной Вселенной, которая всегда присутствует в нашей Душе. Возлюбите Бога в своей Душе, и Он откроется вам во всем остальном,  об этом все религиозные и философские тайны. Тайны эти открываются только в Любви и Любовью. Западный человек, в своем упоении технологическими успехами своих познаний материального мира, отводит, по сути, несущественное место своей религии, своей философии, а, значит, и самому себе как существу духовному. Пребывая в пренебрежении, исполняя, в лучшем случае, факультативную роль, эта важнейшая деятельность человека по нахождению смыла своего существования,  превращается в нечто отсеченное от единого источника жизни, от вселенской Любви, божественной энергии. Но человек никак не может согласиться с ролью робота, которая ему в таком случае предписывается (у робота нет внутреннего смысла существования, а есть только внешняя функция). Он, естественно, ищет эту энергию, он ищет Любви к Богу, к миру, к себе, ему не хватает ее. Без этого мир становится безумным, а общество – шизофреническим. Ведь Любовь это и цельность, и знание, и здоровье, и творческая энергия; но куда бы человек ни обратился (при том состоянии сознания, в котором он пребывает), нигде он не находит и следа ее. Вся его деятельность оказывается насилием над собой, начиная с воспитания и обучения в детстве, получения профессии, затем многолетнего труда, зарабатывания денег, и кончая безрадостной старостью, наполненной болезнями и страхом смерти. Страх смерти просто разрушает всякий смысл, если на протяжении всей жизни не хватило времени этот смысл создать или постичь. Страх вызывают смертные границы, не смерть как таковая, о которой мы ничего не знаем, а ее близость при жизни, а если сказать еще точнее, то страх нашего сознания возникает перед тем, что не подвластно его логике, схемам, знанию. Это страх перед самим собой, перед собою неведомым Мы пересекаем при жизни множество таких границ. Продолжительность жизни должна быть гораздо больше согласно возможностям организма. Известно множество случаев, когда человек «возвратился с того света». Известен, например, случай из жизни К. Леонтьева, когда он, буквально на смертном одре взмолился Божьей Матери о продлении жизни «хотя бы на двадцать лет», чтобы исправить свою жизнь и  что-нибудь достойное совершить. Как это ни удивительно, но он поправился и прожил еще именно двадцать лет, в течение которых занимался своими философскими трудами, а главное, духовным поиском. Пересечение смертных границ при жизни – любая критическая ситуация, любое преодоление болезни. Все дело в том, какое знание человек получает от этого события. Это знание может давать импульс, в том числе, и началу философствования.

 

Душа знает все, тело все помнит. Но ведь чужая душа – потемки, а только своя – луч света в темном царстве. То духовное знание, которое получает один, почти невозможно передать другому. Учителя, они же целители, мудрецы могут дать необходимый импульс, одарять энергией любви, но постигать истину, идти по пути здоровья, должен каждый индивидуально, причем по своему пути, который не пересекается ни с каким другим. И тогда этот луч света обнажает еще более глубокие потемки в своей же душе. Как все эти прозрачные истины преломляются для нашего, конкретного времени и места, для русской культуры?

 

Россия. Для планеты Земля, которая есть живое вселенское существо, Россия есть не только дыхание (леса и тому подобное). Это так только на физическом плане, что тоже крайне важно. Пространство России на планете соответствует той части ее Божественного состава, которая в человеческом существе называется интеллектуальной чашей. Россия, конечно, роль интеллектуального центра не выполняет в современной цивилизации. Но и интеллектуальные элиты других пространств Земли плохо выполняют свою роль, потому что ведут к гибели не только саму цивилизацию, но и; планету, причем с ускорением. Пространство России по своему расположению на планете и по своей чистоте, все еще сохранившейся, несмотря на варварство людей, агрессивно разоряющих это пространство, предназначено для того, чтобы быть открытым для ноосферы, для «речей Космоса». Здесь пока еще меньше информационного мусора, шума, повсеместно можно заметить, что «небо открыто». Перед Россией стоит задача осознания необходимости интеллектуальной элиты и создание ее. Пока ее нет, есть образованный слой, то есть более или менее хорошо инструктированный по различным, узким и конкретным предметам. Интеллектуальную элиту невозможно создать при помощи образования, как его понимают сегодня. Философии нельзя научить в школе, а без философии нет подлинного интеллекта, поскольку именно философия есть завершение интеллекта, а истинная философия есть знание любви; одновременно, это философия здоровья, путь познания себя своею же любовью, гармонизующей весь бесконечно сложный «состав» человека, не только видимого организма, но и всех его тел, тонкого, физического и духовного. «Познай самого себя, и ты познаешь богов и Вселенную», как говорили древние греки.

 

России нужна своя интеллектуальная элита, которая создаст свою философию, а не будет без конца воспроизводить и переводить чужую, России нужна своя музыка (ведь «чтобы узнать, чем живет народ, надо послушать его музыку», как утверждал Конфуций). Россия не Запад, она и не Восток, тем более она никакой не мост между ними. Она и не Евразия, потому что если есть Евразия, то нет России, а если есть Россия, то нет Евразии. Последняя есть чисто географическое и геополитическое понятие. Для того чтобы народ, живущий в России, был здоровым, здравоохранения и медицинских знаний недостаточно. Здоровье это всегда гармония и единение. И путь к этому лежит через обретение своей философии (верхнего слоя интеллектуальной элиты), философии здоровья, и своей музыки, которая отнюдь не обязательно должна быть этнографически «сверенной», а, может быть, как раз наоборот. Эта музыка должна вмещать в себя голоса всех народов, и как партии разных инструментов в оркестре, во всеобщем множестве создавать полную гармонию. Именно на это всеобщее согласованное озвучивание пространства может отозваться Дух Земли, Бог всего человечества, а не абстрактные племенные и национальные боги, носящие различные имена. Здоровье есть согласование, гармония, как на уровне индивидуального организма, так и на планетном уровне. Только музыка, настроенная на космическую гармонию, может исцелять, в том числе и от множества информационных (пагубных) вторжений, которыми забита, к сожалению, наша «культура». Они пагубны уже потому, что вносят хаос, подобно тому, как вносят хаос в организм посторонние микроорганизмы, аллергены и т.п. Организм, если он здоров, умеет не только  отличать свое от чужого, нужное от ненужного, но и избавляться от ненужного. То же самое можно сказать и о культуре. Ее мудрость и есть такая разборчивость.

 

Наше пребывание в физическом мире не может считаться ни заточением Души, ни ссылкой, ни иллюзией, и не случайностью. Во всяком случае, не только этим. В нем есть своя истина, а истина нашего физического тела это его здоровье. Это важный ориентир и здоровой культуры. «Здоровья без мудрости, без любви к себе и окружающему миру не бывает». «Учиться мудрости – значит учиться здоровью».

 

Примечания:

1.Коновалов С.С. Книга, которая лечит. Сердце и сосуды. СПб, 2004, с. 26.
2. Это «Всевидящее око» глядело не столько на физический мир, сколько на то, что в эзотерической традиции считается тонким планом.
3. Этот термин я тоже заимствую из информационно-энергетического учения С.С.Коновалова, хотя в его учении он применяется исключительно к состоянию человеческого организма.
4. Мы, разумеется, тоже рассуждаем абстрактно, поэтому не надо видеть в этом призыв к анархии, речь идет в данном случае только об анализе безо всяких практических применений.
5. См.:Грейвс Р. Мифы Древней Греции. М., 1992, с. 134-137.
6. Там же, с. 13.
7. Жебар Э. Мистическая Италия. Томск. 1997. С. 176.
8.Симаков М. Пифагорейцы. М., 2004, с.36.

Публикуется по книге:
Т.Б.Любимова "Бесконечный лабиринт" М.: МАКС Пресс, 2008, 252 с., Глава.7

14.10.2008 15:39АВТОР: Т.Б.Любимова | ПРОСМОТРОВ: 2161




КОММЕНТАРИИ (0)

ВНИМАНИЕ:

В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:

1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".

2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.

3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".

4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.

5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".



Оставить комментарий

<< Вернуться к «Философия »