Листы старого дневника. Том IV. Главы XXIII, XXIV. Генри С.Олькотт
Стокгольм. 1880
ГЛАВА XXIII
ИЗ СТОКГОЛЬМА В КИОТО
(1891)
Барон Харден-хикки настолько быстро перевёл «Буддийский катехизис», что 31-го августа в Лондоне, всего через три недели после того, как мы договорились в Париже о его публикации, я смог увидеть его гранки.
Второго сентября я отправился в «Аквариум», чтобы увидеть «Джозефа Бальзамо, мальчика-месмериста», несчастного сенситива, который под внушением демонстрировал поразительные, но отталкивающие феномены. Если что-то может явиться проституированием благородной науки, то это унизительная публичная демонстрация её возможностей путешествующими месмеристами-шарлатанами. Это и выпивание лампового масла, и поедание парафиновых свечей с созданием иллюзии, будто это вкусная еда, и принудительное выполнение действий, унижающих чувство человеческого достоинства. Всё это настолько попирает права человека, что даже самый ярый сторонник месмеризма не будет возражать против того, чтобы эти демонстрации были запрещены законом. Со своей стороны, я не удивляюсь, что подобные месмерические и гипнотические публичные демонстрации были запрещены властями разных стран Европы, особенно, когда вижу, какие порой ужасные следствия наступают после демонстраций сил гипнотического внушения странствующими «лекторами». Одним из бичей нашего времени является злоупотребление этой таинственной силой, и все, кто хоть в малейшей степени дружелюбно относится к своим родственникам или друзьям, не должны воздерживаться от того, чтобы предупреждать их (особенно лиц женского пола) об опасности, возникающей при проведении таких экспериментов. В своё время мы видели такие демонстрации с участием женщин, которых, по крайней мере, гипнотизировали сильные месмеристы, но это не уменьшает для них опасность и не делает простительным их оскорбление. В то же время в «Аквариуме» находился француз, называвший себя Александром Жаком, который под наблюдением врача постился пятьдесят дней. Я видел его на тридцать четвёртый день голодания и поговорил с ним. Он сказал мне, что ничего не ест за исключением травяного сбора, который поддерживает его жизнь. По его словам, он состоит из обычных трав, которые можно найти почти повсюду.
Его вес уменьшался со скоростью 4 унций в день, но, казалось, он пребывал в добром здравии. Когда около двадцати лет назад в Нью-Йорке в течение сорока дней постился знаменитый доктор Таннер, день и ночь находясь под строгим медицинским наблюдением, некоторые медики упорно объявляли это мошенничеством, потому что считали невозможным мужчине обходиться без еды так долго. Но если кто-то желает развеять возникающие на сей счёт сомнения, ему всего лишь нужно посетить джайнов в Бомбее и увидеть, как в определённый период года пожилые женщины устраивают себе очень продолжительное голодание и с лёгкостью его переносят. Ведь этот аскетизм зачтётся им как большая заслуга. Но самое смешное заключается в том, что эта заслуга имеет определённую рыночную стоимость, и джайны продают её за немалые деньги самопотакающим единоверцам, которые не хотят усмирять плоть, но вполне готовы получить заслуженную награду! Разве это сильно отличается от некогда распространённой торговли папскими индульгенциями, которая так оживлённо велась в то время, когда Лютер постучал своим стальным кулаком в двери Ватикана, или от платы облачённым в рясу людям за молитву о душе, пребывающем в чистилище?
За две недели до моего отплытия в Нью-Йорк наши друзья из Стокгольма прислали мне телеграмму с просьбой о том, чтобы я навестил их до своего отъезда. Поскольку момент был очень подходящим, я согласился и 4-го сентября выехал из Лондона, направившись в Стокгольм через Халл и Гётеборг. Пассажирская навигация завершалась, и рассказы, которые я читал об опасностях бурного Северного моря вдобавок к школьным воспоминаниям о его водоворотах, заставили меня глубже осознать, что, отправившись в это путешествие, я собираюсь пойти на исключительный риск, поэтому прежде, чем покинуть Лондон, я написал завещание. Однако когда я увидел, что мы плывём по водной глади, спокойней которой не бывает, и под ярким солнцем, я почувствовал, что хочу найти какой-нибудь уголок, в котором мог бы скрыться от стыда. Без каких-либо приключений я добрался до Стокгольма к вечеру третьего дня, и на вокзале меня встретили все местные члены нашего Общества во главе с добрым доктором Зандером, который отвёз меня к себе домой. После моего трехдневного пребывания в Стокгольме у меня осталось в памяти неизгладимое впечатление от радушного гостеприимства и замечательной естественности шведского народа. Это был случай любви с первого взгляда; и теперь, когда прошлым летом я вновь посетил Швецию и побывал в других скандинавских странах, это впечатление усилилось. За всю свою жизнь я никогда не встречал таких без исключения приятных людей. Гостеприимство является для них таким же религиозным долгом, как и для индусов; и я полностью разделяю мнение, высказанное одной шведской женщиной в недавно полученном мною письме, в котором она говорит: «В моей стране сам факт того, что человек является иностранцем, даёт ему право на удвоенное внимание, гостеприимство и вежливое отношение». Каждый час был заполнен делами, и, в основном, я находился на публике. Так, состоялась встреча Филиала нашего Общества, на которой я обратился с приветственным словом, на следующий день в зале Академии наук прошла лекция перед прекрасной аудиторией, плюс три беседы (!) каждый вечер за ужином, прощальный ужин и нежданная вечеринка в доме доктора Зандера в день моего отъезда. Приятные воспоминания об этом визите омрачились преподанным лживой истеричкой неприятным уроком об опасности оставаться наедине с такого рода людьми при определённых обстоятельствах.
На второй день пребывания в Стокгольме меня пригласили на аудиенцию к его Величеству Оскару II, королю Швеции и Норвегии, в его дворец, расположенный за городом. Я увидел в нём очень культурного джентльмена, скромного и любезного в обращении. Он оказал мне приём, о котором я мог только мечтать; больше часа я рассказывал ему о масонстве, символизме, религии, спиритуализме и теософии, а он демонстрировал превосходное знакомство с литературой на все эти темы и глубокое их обдумывание. Он сразу же избавил меня от смущения, вызванного необходимостью стоять, предложив мне сесть вместе с ним за маленький столик. Затем каждый из нас рисовал на бумаге фигуры и знаки, иллюстрирующие символическое выражение религиозных и научных идей разными народами. Его Величество радушно пригласил меня задержаться в Стокгольме ещё на один-два дня, чтобы я мог познакомиться с человеком, святость которого он глубоко чтил. Но я был вынужден вернуться в Лондон, чтобы продолжить своё путешествие, и мы расстались, искренне выразив друг другу свои добрые чувства. Разумеется, все знают, что король Оскар является одним из лучших лингвистов и наиболее образованных людей в Европе, востоковедом и покровителем учёных, поэтому читатель легко представит, какие приятные воспоминания оставила у меня эта беседа, состоявшаяся в его собственном дворце.
Я вернулся в Лондон дорогой через Копенгаген, Киль, Гамбург, Бремен, Оснабрюк и Флашин. Но когда я пошёл забирать свой багаж, выяснилось, что он отстал и ещё едет из Стокгольма, хотя была заказана его своевременная доставка. Это явилось серьёзным осложнением, поскольку через три дня я должен был отплывать из Ливерпуля. Но что ещё хуже, в этом багаже находились мои билеты на пароход и поезд до Йокогамы и Коломбо вместе с половиной моей одежды и небольшой суммой денег. Все попытки ускорить доставку багажа, включая привлечение телеграфа, оказались бесполезными, и мне пришлось плыть без него. Однако наибольшее раздражение вызвало поведение людей из компании «Мессаджерис». Они категорически отказывались выдать мне дубликаты билетов, пока я не к обратился к менеджеру большого лондонского банка, где у меня был открыт счёт в фунтах стерлингов, служащий гарантией их оплаты. Когда я рассказал ему об этом нелепом требовании, он ответил, что в его практике это было чем-то новым, но, поскольку он случайно опознал во мне старого клиента своего банка, то любезно выполнил требование французской компании. Что касается «Американ лайн», то эта компания сделала мне дубликаты билетов без каких-либо проволочек. В конечном счёте, я забрал свой багаж в Коломбо по дороге домой из Японии.
Наше судно было одним из самых больших и быстрых океанических лайнеров; оно неслось по воде, словно рыба-меч, со скоростью 20 миль в час даже в самых суровых условиях. Тем, кто ценил скорость превыше всего, это очень подходило, но я помню, что это было самое некомфортное океаническое путешествие, которое я когда-либо совершал, потому что из-за работы двигателей и вращения гребных винтов корабль постоянно сотрясали вибрации, силы которых было достаточно, чтобы расшатать нервы у большинства людей. Кроме того, наш корабль крутило и вертело так, что за столом появлялась лишь четвёртая часть пассажиров. На борту я встретил несколько прекрасных людей, с которыми буду очень рад увидеться вновь, и с радостью избежал обычных просьб выступить с лекцией: и больные, и здоровые люди гораздо больше думали о своём желудке, чем о своей душе. На пристани меня встретили мои родственники вместе с друзьями Фуллертоном, Нерешаймером и другими. Я, было, обрадовался возможности быстро добраться до дома своей сестры, но путь мне преградило «бремя славы». Дюжина репортеров из ведущих нью-йоркских журналов хотели взять у меня интервью, и, поскольку на пристани это невозможно было сделать в комфортных условиях, мистер Нерешаймер снял гостиную в «Астор Хаус», по четырём сторонам которой он расставил небольшие столики для удобства журналистов. Меня усадили в большое кресло, угостили сигарой, дали возможность снять пальто, поскольку был очень тёплый вечер, а затем подвергли перекрёстному допросу о моей работе в течение двенадцати лет после отъезда в Индию, а также о состоянии Теософского движения и перспективах его развития в целом. Это интервью, которое я давал «оптом», было очень забавным. Однако, будучи старым журналистом, я сумел дать молодым репортёрам тот «материал», который они хотели, и на следующее утро о моём приезде писала вся пресса, а мой портрет появился в пяти ведущих ежедневных газетах. Разумеется, я лёг спать уже очень поздней ночью.
Я увидел, что Нью-Йорк во многом сильно изменился; многие мои старые друзья умерли, многие старые места исчезли. Я тоже сильно изменился, и после стольких лет безмятежной и полной раздумий жизни на Востоке сумасшедшая толчея и суматоха американской жизни меня сильно расстроили. Я не мог представить, что такие же радикальные перемены произошли бы и со мной. Мои братья хотели, чтобы я взглянул на взмывающие в небо гигантские здания и другие так называемые «улучшения», но я сказал им, что не променяю свой стол и библиотеку, а также спокойствие своего адьярского дома на самое большое из всех этих зданий, если кто-нибудь предложит мне в них жить при условии, что я не вернусь в Нью-Йорк. Тем не менее, мне было очень приятно встретить много старых друзей, с которыми я, порой, был знаком ещё со школьной скамьи, и родственников, которых я очень долго не видел. Но я не сожалел, когда пришло время пересечь континент, чтобы поспешить в страну Восходящего Солнца. Теперь моей семьёй стали члены нашего Общества; у меня были друзья и коллеги по работе; у меня был дом и штаб-квартира в Адьяре; мои амбиции, стремления, надежды, любовь и сама жизнь были связаны с Обществом; моей страной стал весь мир. Не то, чтобы я меньше любил Америку и своих родственников: я больше любил Дело.
Моё пребывание в Америке должно было быть простым транзитом, а не лекционной поездкой. Тогда был конец сентября, а мне надо было быть дома к началу декабря, чтобы подготовиться к Съезду, так что, мне предстояло преодолеть около 15000 миль. Находясь в Нью-Йорке, я выступил в «Скотиш Райт Холл» на Мэдисон-авеню с одной публичной лекцией перед очень большой аудиторией. Председатель встречи, добродушный член Теософского Общества, должно быть, не привык к таким толпам, поскольку, намереваясь просто представить меня, он пустился в разъяснение основ Теософии, что, вероятно, заняло минут сорок пять, и это очень сильно утомило аудиторию. А в это время я просто сидел и слушал, испытывая искушение вмешаться. Но когда, наконец, мне дали слово, я сказал, что, поскольку мой друг полностью разъяснил присутствующим Теософию, мне больше не надо их задерживать, а следует откланяться и удалиться. Но поскольку было ясно, что я не стану этого делать, я продолжил свою речь, которая в итоге была вознаграждена очень искренними аплодисментами. Затем последовал приятный сюрприз, заключавшийся в том, что мои старые друзья один за другим стали подходить к трибуне, чтобы пожать мне руку.
Двадцать восьмого сентября я сел на поезд «Пенсильвания-роуд» и вскоре начал передвижение по американскому континенту со скоростью 45 миль в час. Казалось, будто некие проказливые элементалы из отдела багажных перевозок следовали за мной из Стокгольма по пятам, потому что, потеряв один чемодан по пути из Стокгольма в Лондон, теперь я обнаружил, что другой по ошибке был оставлен в Чикаго. Тогда в нашем спальном экипаже мы попали в аварию, которой было вполне достаточно, чтобы взвести нервы возбудимому человеку, потому что в ночь на 2-е сентября сломались восемь его колёс, к счастью, не причинив нам никакого вреда, после чего нас пересадили в обычный экипаж, в котором мы промучились до утра.
В Сакраменто меня встретили миссис Гилберт и доктор Кук, президент и секретарь местного филиала нашего Общества соответственно, и последний гостеприимно поселил меня в своём доме. Среди моих посетителей был джентльмен, который работал клерком в моём офисе, когда я был специальным комиссаром военного министерства. Некоторые из моих посетителей обращались ко мне за советом по конфиденциальным личным вопросам, бытовым и другим делам. Это одна из характерных особенностей моих лекционных поездок, когда ко мне относятся как к своего рода отцу-исповеднику, которому все без стеснения могут рассказывать свои секреты и которого просят дать утешение. Благодаря этому можно получить представление не только о масштабах людских страданий, но и о слишком большой распространённости слабоволия среди людей, которые постоянно стремятся к Высшей Жизни, но всё время натыкаются на своём пути на камни преткновения. Но эти беседы всё равно приносят удовлетворение, поскольку помогают облегчить бремя личных страданий, хоть и в очень малой степени, так как в качестве совета дают ответы на вопросы, с которыми пришёл посетитель.
Воскресным вечером 4-го сентября я выступил с публичной лекцией на тему «Теософия и Е. П. Б.», после которой последовали выступления и обсуждения. На следующее утро я совершил короткое путешествие в Сан-Франциско, где стал гостем доктора Джерома А. Андерсона, отзывчивого и высокообразованного джентльмена. Меня пригласили главные труженики этого города, и на следующий день наш Филиал устроил мне официальный приём с дружеским обращением, на которое я ответил. Мистер Джадж, который совершал поездку по Тихоокеанскому побережью, во время моего приезда тоже был в Сан-Франциско и также гостил у доктора Андерсона, и здесь ещё один раз меня обманул, пока что очень успешно. Этот обман был связан с таинственной драгоценностью розенкрейцеров, ранее принадлежавшей Калиостро, которую носила Е. П. Б. в дни нашей дружбы1.
Я говорю «таинственной», потому что эта драгоценность представляла собой идеально белые от природы кристаллы, которые обладали оккультной способностью менять свой цвет на темно-зелёный, а иногда и грязно-коричневый, когда ей нездоровилось. Я не буду останавливаться на деталях лжи Джаджа, поскольку об этом следует рассказать в связи с делами в Лондоне, когда его имя упоминалось в Судебном Комитете, который я созвал, чтобы разобраться в выдвинутом против него обвинении в должностных преступлениях.
Леди из нашего местного Филиала разработали замечательную программу нравственного и религиозного обучения детей, которую они назвали «Детский час». Чтобы ознакомить меня с ней, была организована специальная выставка, которая меня очень обрадовала. Суть этой программы заключалась в том, чтобы поразить молодые умы идеей фундаментального сходства мировых религий и обосновать необходимость учиться быть добрым и терпимым ко всем людям, независимо от их расы или вероисповедания. Девушка постарше представляла Теософию, а другие дети – основателей других религий – Кришну, Зороастра, Гаутаму Будду, Христа, Магомета и так далее. И у каждого из них был посох с символическим вымпелом. Далее происходил простой, но превосходный диалог, в котором Теософия задавала вопросы каждому из обладателей вымпелов, чтобы дать им возможность процитировать из Священных Текстов Основателей их религий строки, которые воплощали дух Теософии. Дети, одетые в прекрасные платья, строились рядами и показывали различные упражнения, и все, казалось, были довольны происходящим. Было бы хорошо, если бы это нововведение распространилось по всему Обществу, поскольку оно рассчитано на то, чтобы облегчить внедрение теософских идей в юношеское сознание.
Самым замечательным моментом моего визита в Сан-Франциско была встреча с тремя братьями из семьи Стил, с которыми я познакомился в Амхерсте (штат Огайо) в 1851-1853 годах и которых я, пожалуй, могу считать своими величайшими благодетелями в этом воплощении. Ведь именно благодаря ним, а также другим светлым умам и благородным душам, входившим вместе с ними в спиритическую группу, я впервые учился размышлять и устремляться в том направлении, которое, в конечном счёте, привело меня к Е. П. Б. и Теософскому движению. Эта семья переехала в Калифорнию, стала собственником огромных земель (ранчо) и достигла в своём штате замечательных высот: первый брат стал судьёй, второй – сенатором, а третий – президентом крупного Общества Грейнджеров. Часы, которые мы когда-то провели вместе, были полны безмятежного восторга, и сцены из той жизни, которые в течение сорока лет прятались в кладовой памяти, снова стали яркими и реалистичными. Вечером 7-го сентября я выступил в здании «Метрополитен» с лекцией на ту же тему, что и в Сакраменто; председателем этой встречи был мистер Джадж, а трибуну украшала стоявшая на подставке фотография Е. П. Б. в полный рост. Восьмого сентября на «Бельгийце» я отплыл в Йокогаму. Меня провожало много друзей Теософского Общества, закидавших меня цветами.
Тихий океан полностью оправдывал своё название, так как спокойное море и солнечный свет сопутствовали нам в течение почти всего плаванья. Правда, мы пережили несколько тяжёлых дней с качкой, но это не причинило нам много неудобств. Казалось, что я не закончил встречаться с людьми, которые напоминали мне о былых временах, потому что хирург «Бельгийца» оказался сыном очаровательной женщины, которую я знал ещё школьницей из Нью-Йорка за много лет до её брака; более того, он был живым подобием своей матери. Вспоминая прошлое, я понял, что если бы не совет этой леди и её старшей сестры, то в 1851 году я не поехал бы в Кливленд (штат Огайо), откуда направился в Элирию, а затем в Амхерст и Стилс; тогда эти леди впервые проложили дорогу между моей домашней Нью-йоркской жизнью и моим духовным освобождением в Амхерсте. Этим мне не хочется сказать, что я был последователем религии моих родителей или каким-то сектантом, но до тех пор, пока я не связался с кружком в Амхерсте, мой ум прозябал без дела, ожидая посева семян Теософской мысли.
После семи дней плавания мы прибыли в Гонолулу и прежде, чем продолжить путешествие, остановились там на двадцать четыре часа. Мы вышли на берег и осмотрели местность, а некоторые даже побывали на страусиной ферме доктора Труссо. Там птицы содержались в загонах с проходящей между ними дорожкой, которая была достаточно широкой, чтобы попавшие на ферму люди могли оказаться в досягаемости железных клювов птиц-самцов, которые в определённые времена года совсем недружелюбны. Владелец фермы, с которым я немного поговорил, сказал, что доволен прибылью своего предприятия, так как выручка от продажи перьев значительно выше, чем может в среднем принести бизнес. Шестнадцатого сентября мы возобновили плаванье, прихватив с собой хорошую погоду. Девятнадцатого сентября по настоятельной просьбе большой группы миссионеров я принял предложение прочитать лекцию по теософии, и с этого момента на протяжении всего путешествия о ней очень много говорили. Двадцать первого сентября мы пересекли 180-й меридиан и, таким образом, «в пиквикским смысле» вычеркнули вторник, то есть, за полуднем понедельника последовала среда. Я рассмеялся, когда вспомнил, как эту перемену дат гениально обыграл Жюль Верн, отправивший своего эксцентричного героя объехать весь мир за восемьдесят дней, чтобы выиграть пари в Лондонском Клубе. Жизнерадостные миссионеры разряжали утомление от поездки частым пением гимнов.
Мы добрались до Йокогамы 28-го октября в 7 часов вечера, на двадцатый день в соответствии с календарём после выхода из Фриско, включая день, который был номинально вычеркнут. По прибытии мы были крайне потрясены, узнав, что утром того же дня произошло одно из самых катастрофических землетрясений в истории Японии, вызвавшее разрушения на обширной территории: тысячи строений, включая некоторые из самых прочных храмов, были разрушены, унеся жизнь нескольких тысяч людей. Это время не было многообещающим для того, чтобы собрать Первосвященников вместе и рассмотреть мои «Четырнадцать Предложений». Однако я получил их перевод на японский язык от мистера Н. Аменомори, замечательного английского учёного из Йокогамы. Он сделал этот перевод в тот же день, и 31-го октября я смог выехать в Кобе, направившись туда через Киото. Поскольку землетрясение разрушило железную дорогу, я добирался до Кобе пароходом Британской транспортной компании «Анкона». Стояла хорошая погода, и у нас была возможность полюбоваться прекрасными видами на побережье и на заснеженную священную гору Фудзи Сан, сверкающий конус которой так часто можно видеть на японских картинах. Это путешествие, почти как в сказочной стране, было одним из самых замечательных в мире. Мы добрались до Кобе 1-го ноября в 13.30, и я поселился в расположенном на побережье отеле Хиого, где имел честь и удовольствие встретиться с профессором Джоном Милном, всемирно известным сейсмологом.
На основании его слов у меня появились веские опасения, что мне будет очень трудно получить подписи моих «Предложений» у Первосвященников разных сект, поскольку большинство из них покинули Киото, став свидетелями разрушений, вызванных землетрясением. Но поскольку я уже находился на японской земле, то, учитывая огромную важность моей цели, решил преодолеть все препятствия. Второго ноября я отправился в Киото, где поселился в отеле Накумрайя, своей старой гостинице. О своём прибытии я сообщил служителям двух Хонган-дзи и в Ко-Сай-Кай, Генеральный комитет всех сект, который я настоятельно рекомендовал основать во время моего предыдущего визита. И в ближайшие несколько дней мой номер был переполнен посетителями. Среди моих старых знакомых были мистер Нирай, бывший активный член Буддийского Молодёжного Комитета, командировавший Ногучи как своего представителя в Мадрас, чтобы лично сопровождать меня в Японию, а также очень влиятельный и приятный священник, Шаку Генью Сан из секты Сингон. Он был очень просвещённым человеком, открыто принимавшим все конструктивные предложения, касающиеся распространения буддизма, и во время моего предыдущего приезда путешествовал со мной по Японии. У нас состоялось очень серьёзное обсуждение «Четырнадцати Предложений», формулировку которых он счёл вполне удовлетворительной. Но он поинтересовался, почему Северной Ветви необходимо подписывать эти сжатые фрагменты буддийской доктрины, несмотря на то, что они хорошо известны в Японии каждому ученику-священнику, знающему их наизусть, ведь таких доктрин в Махаяне бесконечное множество. В ответ я спросил: «Если я принесу Вам корзину с землёй, взятой со склона Фудзи Сан, будет ли эта земля являться частью Вашей священной горы или нет?». «Конечно», – ответил он. «Тогда», – возразил я, – «я прошу Вас лишь о том, чтобы Вы приняли эти «Предложения» как включённые в канон Северного Буддизма, так как они – корзина земли с горы, но не вся гора». Такая точка зрения на дело оказалась довольно убедительной, и после того, как я долго убеждал его в насущной потребности иметь какую-то общую основу, опираясь на которую Северная и Южная Ветви могли бы пребывать в гармонии и братской любви, защищаясь от враждебного мира единым фронтом, он пообещал сделать всё возможное, чтобы осуществить мой план. Затем он ушёл, чтобы повидаться с некоторыми своими титулованными коллегами, а 4-го ноября вернулся с хорошими вестями и подписал документ от имени Ко-Сай-Кай, тем самым подкрепив мой план согласием комитета объединенных сект, хотя под этим документом не стояло никаких других подписей. Но я мог бы объяснить им суть моего плана непосредственно сам или через Шаку Сана и Первосвященников, находящихся в Киото. В итоге, чтобы подписать этот документ, к 9-му ноября перед отъездом в Кобе у меня побывали представители всех сект, кроме Синсю. Последняя секта, если читатель помнит, занимает совершенно особое положение в буддизме, поскольку её священники вступают в брак, что является прямым нарушением правил, установленных Буддой для Его Сангхи. Так, священники имеют семьи и владеют имуществом; например, свои храмы они передают от отца к сыну. В то же время, они являются самыми лучшими управленцами среди всех японских сект, получая огромную финансовую поддержку населения и повсюду возводя великолепные храмы. Они представляют собой, пожалуй, самую аристократичную религиозную структуру в Японии. Они оправдывают своё нарушение монашеских правил тем, что считают себя саманерами, полумирянами, а не настоящими монахами. Их лидеры, которых мне надо было увидеть, находились в районах, где из-за землетрясения они понесли большие потери; и поскольку моё время было крайне ограничено, и люди, с которыми я встречался, не давали мне однозначного ответа, мне пришлось обойтись без их подписей. Однако, поскольку они были представлены в Ко-Сай-Кай, подпись Шаку Сана, поставленная от имени этой секты, фактически выражала согласие всех северных буддистов. Поэтому легко понять, какова же была моя радость в связи с этим.
_________________________________
1 – [Теперь её носит миссис Безант. – Ред.]
.jpg)
ГЛАВА XXIV
ОБЩИЕ БУДДИЙСКИЕ ПРИНЦИПЫ УСПЕШНО ПРИНЯТЫ
(1891)
Я думаю, меня вряд ли можно обвинить в тщеславном хвастовстве, если я скажу, что событие такой важности, описанное в предыдущей главе, заслуживает того, чтобы на него обратило внимание большинство западных востоковедов, особенно посвятивших себя изучению палийской литературы и буддизма. Конечно, его значение было оценено всеми народами Востока, исповедующими буддизм. Тем не менее, в течение десяти лет, прошедших с момента подписания «Четырнадцати Предложений», почти никто из европейских и американских учёных не замечал их существования. Боюсь, мне придётся списать это на вытекающее из зашоренности предубеждение против нашего Общества, из которого, по их мнению, ничего хорошего выйти не может. Однако время рассудит, кто прав.
В конце концов, получить необходимые подписи было не так уж просто; мне пришлось напрямую столкнуться с политикой откладывания и крайне преувеличенной осторожности, свойственной китайскому и японскому характерам. В своём дневнике я написал: «Много изысканных хитростей плетётся вокруг подписания моих «Предложений», но это всевозможные пустые оправдания». Но к 7-му ноября всё выглядело намного лучше; действительно, я вполне был доволен количеством подписей, собранных к вечеру этого дня, и мог прекратить их сбор. На следующее утро он закончился, и документ был готов. Чтобы отпраздновать это событие, для меня был организован ужин в японском стиле, на котором присутствовало 178 человек. Если я приведу полный текст моих «Предложений» с именами подписавшихся, они останутся на этих страницах, и у моих читателей будет возможность самостоятельно оценить их значение. Вот они:
«ОСНОВНЫ БУДДИЙСКОЙ ВЕРЫ»
I. Буддистов обучают проявлять равную терпимость, снисхождение и братскую любовь ко всем людям без исключения, а также неизменную доброту по отношению к существам животного царства.
II. Вселенная эволюционировала, а не создавалась; и она существует в соответствии с законами, а не подчиняется капризам какого бы то ни было Бога.
III. Истины, лежащие в основе буддизма, исходят из самой сути природы. Мы верим, что они были раскрыты в сменяющих друг друга кальпах, или мировых периодах, некоторыми просветлённым Существами, называемыми БУДДХАМИ, а имя БУДДХА означает «Просветлённый».
IV. Четвёртым Учителем в нынешней Кальпе был Шакья Муни, или Гаутама Будда, родившийся в Индии в царской семье около 2500 лет назад. Он – историческая личность, и его звали Сиддхартха Гаутама.
V. Шакья Муни учил, что невежество порождает желание, неудовлетворённое желание является причиной перевоплощения, а перевоплощение – причиной страдания. Поэтому, чтобы избавиться от страдания, необходимо избежать перевоплощения; чтобы избежать перевоплощения, необходимо обуздать желание, а чтобы обуздать желание, необходимо уничтожить невежество.
VI. Невежество подпитывает веру в то, что перевоплощения неизбежны. Когда невежество уничтожено, приходит понимание бесполезности таких перевоплощений, и рождается желание положить им конец, равно как и осознание первостепенной необходимости ведения образа жизни, при котором потребность в таких повторных перевоплощениях исчезает. Невежество также порождает иллюзорную и нелогичную идею о том, что жизнь человеку даётся только один раз, и другую иллюзию, что за этой единственной жизнью следует состояние вечного наслаждения или постоянных мук.
VII. Рассеяние всего этого невежества может быть достигнуто усердной практикой всеобъемлющего альтруизма в поступках, развитием интеллекта, культивированием мудрых мыслей и уничтожением низших личных желаний.
VIII. Когда угасает желание жить, являющееся причиной перевоплощений, тогда прекратятся и сами перевоплощения, и близкий к совершенству человек посредством медитации достигнет высочайшего состояния мира, называемого Нирваной.
IX. Шакья Муни учил, что невежество может быть уничтожено, а страдание повержено знанием четырёх Благородных Истин, а именно:
1. О существовании страдания;
2. О причине, порождающей страдания, которая есть всегда возникающая жажда удовлетворения желания без возможности это сделать;
3. Об уничтожении этого желания или отчуждении себя от него;
4. О средстве уничтожения этого желания.
Средство, на которое Он указал, называется Благородным Восьмеричным Путём, а именно: Правильная Вера; Правильная Мысль; Правильная Речь; Правильное Действие; Правильные Средства к Существованию; Правильное Усилие; Правильное Памятование; Правильная Медитация.
X. Правильная Медитация ведёт к духовному просветлению или развитию тех способностей, которые, как и в Будде, скрыты в каждом человеке.
XI. Суть буддизма, кратко сформулированная самим Татхагатой (Буддой), заключается в избавлении от всех грехов, обретении добродетели, очищении сердца.
XII. Вселенная подвержена закону естественной причинности, известному как «Карма». Достоинства и недостатки существа в прошлых воплощениях определяют его состояние в настоящем. Таким образом, каждый человек создал причины тех следствий, которые он пожинает сейчас.
XIII. Препятствия для достижения хорошей Кармы можно обойти, если соблюдать следующие заповеди, которые включены в моральный кодекс буддизма, а именно: (1) не убивать; (2) не красть; (3) не позволять себе никаких незаконных сексуальных удовольствий; (4) не лгать; (5) не употреблять никаких отравляющих или одурманивающих веществ или напитков. Пять других заповедей, которые здесь незачем перечислять, должны соблюдаться теми, кто быстрее, чем обычный мирянин, достигнет освобождения от страданий и перевоплощений.
XIV. Буддизм восстаёт против доверчивого принятия суеверий. Гаутама Будда учил, что обязанность родителей – обучить своего ребёнка наукам и литературе. Он также учил, что никто не должен верить ничему, сказанному каким-либо мудрецом, написанному в какой-либо книге или навязанному традицией, если это противоречит разуму.
_____
Сформулировано как общие принципы, с которыми могут согласиться все буддисты.
(Подпись) Г. С. ОЛЬКОТТ, ПРЕЗИДЕНТ ТЕОСОФСКОГО ОБЩЕСТВА
_____
БИРМА
Утверждено от имени буддистов Бирмы 3-го февраля 1891-го года (2434-го по буддийскому календарю):
Тха-тха-на-баинг Саядавгьи; Аунг Мьи Шве Бон Саядао; Ме-га-вадди Саядао; Хмат-кхайя Саядао; Хти-лин Саядао; Мьядаунг Саядао; Хла-Хтве Саядао и шестнадцать других.
ЦЕЙЛОН
Утверждено от имени буддистов Цейлона 25-го февраля 1891-го года (2434-го по буддийскому календарю). Маханувара упавсатха пуспрама вихарадхипати Хиппола Дхамма Ракхита Собхитабхидхана Маха Наяка Стхавираян-вахансе вамха.
(Хиппола Дхамма Ракхита Собхитабхидхана, Первосвященник Малватте Вихара в Канди).
(Подпись) ХИППОЛА
Маханувара Асгири Вихарадхипати Ятаваттч Чандаджоттьябхидхана Маха Наяка Стхавираян вахансе вамха».
(Ятаваттч Чандаджоттьябхидхана, Первосвященник Асгири Вихара в Канди).
(Подпись) ЯТАВАТТЕ
Хиккадуве Шри Сумангала Шрипадастхане саха Коламба палатэ прадхана Наяка Стхавирайо (Хиккадуве Шри Сумангала, Первосвященник пика Адама и округа Коломбо).
(подпись) Х. СУМАНГАЛА
Малигаве Прачина Пустакалаядхьяхшака Суриягода Сонуттара Стхавирайо (Суриягода Сонуттара, библиотекарь ориенталистской библиотеки в Храме Зуба Будды в Канди).
(подпись) С. СОНУТТАРА
Сугата Сасанадхаджа Виная чарийя Дхаммаланкарабхидхана Наяка Стхавира.
(подпись) ДХАМА'ЛАНКАРА
Павара неруттика чарийя Маха Вибхави Субхути, из Васкадувы.
(подпись) У. СУБХУТИ
ЯПОНИЯ
Принято как составная часть северного буддизма.
Шаку Генью (секта Сингон-сю).
Фукуда Ничиё (секта Нитирен)
Санада Сейко (секта Дзен Шу).
Ито Кван Шью.
Такехана Хакуё (секта Дзёдо).
Коно Риошин (секта Джи-Шу).
Кира Ки-ко (секта Дзёдо Сейдзан).
Харутани Синшо (секта Тэндай).
Манабэ Шун-мио (секта Сингон-сю).
ЧИТТАГОНГ
Принято от имени буддистов Читтагонга.
Нагава Парвата Вихарашипати.
Гуна Мегу Вини-Ланкара.
Харбанг, Читтагонг, Бенгалия».
Читатель наверняка заметит, что хотя «Четырнадцать Предложений» и были безоговорочно одобрены буддийскими священниками Цейлона, Бирмы и Читтагонга, японцы приняли их в качестве «составной части Северного буддизма».
Седьмого ноября я стал свидетелем похоронной процессии принца Кинни, дяди императора. В церемонии приняли участие синтоистские и буддийские священники; перед телом усопшего несли растения и деревья в кадках, и всё утопало в море цветов. Затем последовал императорский гвардейский батальон с офицерами в яркой униформе; затем чиновники-дипломаты в парадных одеяниях; затем учащиеся военных училищ; и заключали процессию граждане, едущие в джинрикшах.
Следующим вечером я побывал на публичном выступлении замечательных жонглёров, которыми так славится Япония. Но поскольку это представление в целом было очень похоже на описанное в седьмой главе данного тома, мне здесь нет необходимости останавливаться на деталях. Однако можно сказать, что глядя во второй раз на исполнение некоторых самых замечательных трюков, я так и не смог раскрыть секреты жонглёрского мастерства.
После совершения церемониальных визитов к Первосвященникам обоих Хонган-дзи, Хагачи и Ниски (последняя персона имела социальный статус герцога), а также к другим Первосвященникам различных сект, и после того, как я выступил с ещё одной речью в Храме Чунин перед Косай-кай и огромнейшей аудиторией, 9-го ноября я вместе с Хогеном Саном, одним из молодых учеников-священников, отправился из Киото в Кобе. Это именно его по моему совету в 1889 году послали изучать санскрит и пали у Сумангалы и Ногучи Сана, моего старого друга. Десятого ноября под штормовым проливным дождём мы взошли на борт «Оксиуса» пароходной морской компании «Мессаджерис». Вечером 12-го ноября мы вошли в Ву-Сунг, порт Шанхая. На следующее утро большинство пассажиров поднялось в город, преодолев по воде расстояние в четырнадцать миль, и провело день, осматривая китайский квартал; это была очень неприятная экскурсия из-за неописуемой вони, от которой почти задыхаешься. Мы вернулись на корабль при свете луны и 14-го ноября в 3 часа дня отплыли в Гонконг. На борту нашего корабля в числе пассажиров находился Его Превосходительство посол Франции в Японии, совершавший поездку вместе со своей семьёй, и я с большим удовольствием познакомился и с самим послом, и с его домочадцами. У четверых детей посла была очень талантливая гувернантка, польская леди, которая придерживалась замечательной системы обучения. Её подопечные изучали четыре языка одновременно, и на каждый из четырёх последовательно идущих дней приходился один язык, поэтому ученикам разрешалось говорить, писать и читать только на этом языке. Родители также придерживались этой системы в общении со своими детьми, в результате чего последние получали глубокое знание каждого языка.
Семнадцатого ноября мы добрались до Гонконга, где все обрадовались появлению на нашем пути большого рынка. На фуникулёре я забрался на вершину «Пик» и наслаждался великолепным видом на гавань и её окрестности. На следующее утро мы отплыли в Сайгон, маленькую кокетливо выглядевшую столицу французских владений Кохинхина. Поскольку я был здесь дважды, то остался на борту корабля до вечера, а затем поехал в город и прогулялся по нему с несколькими японскими пассажирами. Мы отплыли в Сингапур рано утром 22-го ноября и через два дня прибыли в этот город, а в 5 часов вечера этого же дня уже отправились в Коломбо. Погода по пути из Японии была довольно плохой, но она благоволила нам от Сингапура до Коломбо, куда мы прибыли в 1 час дня 29-го ноября.
Первосвященник Сумангала тепло поздравил меня с успешным принятием «Предложений» и выразил надежду на более дружеское общение Южной и Северной ветвей буддизма.
Услышав коробящее сообщение о том, что смерть мисс Пикетт явилась результатом самоубийства, распространяемое некоторыми недоброжелателями, в том числе доктором Дейли, я счёл своим долгом провести тщательное расследование. Поэтому мы с графом Акселем Вахтмайстером создали комиссию по расследованию этого дела, в которую в качестве переводчиков вошли Проктор Мендес, мистер Питер д'Абрю и мисс Робертс. Было опрошено несколько свидетелей и предприняты все усилия, чтобы раскрыть правду. Результатом этой работы явилось наше полное убеждение, что это был несчастный случай, произошедший с ней, когда она блуждала в приступе сомнамбулизма. Было очень приятно видеть, с какой любовью память о ней хранила вся буддийская община, а из тех, кто клеветал на неё, почти все имели в роду предков-христиан, которых невозможно превзойти в неистовом фанатизме. Дело в том, что она совершила непростительный проступок, публично приняв буддизм, и начала обучать его основам сингальских девушек из обеспеченных семей, которых миссионеры в течение многих лет считали своей добычей. Поскольку они не осмелились её убить, как когда-то попытались сделать со мной, то стали распространять ложь о том, что она закончила жизнь самоубийством.
На призыв мистера Джаджа в журнале «Путь» о помощи Обществу Женского Образования, которому требовались квалифицированные женщины-педагоги, откликнулась миссис Мэир Мусус Хиггинс, вдова мистера Энтони Хиггинса, члена Теософского Общества (Вашингтон, округ Колумбия). При этом не обещалось ни денег, ни роскошной жизни, совсем наоборот. Тогда миссис Хиггинс получала зарплату в размере 900 долларов, работая клерком в Почтовом департаменте Вашингтона, и этой суммы хватало для удовлетворения всех её нужд. Она была уроженкой Мекленбурга-Шверина, а её отцом был судья Верховного Суда. Избрав профессию педагога, она сдала все экзамены, включая самые сложные, и имела высокую квалификацию, позволявшую ей занимать любую преподавательскую должность. Её сердце было тронуто обращением сингальских женщин, и она написала мне, предлагая свои услуги и не ставя никаких условий. После всестороннего рассмотрения и консультаций её предложение было принято, и ей отправили деньги для приобретения билетов на проезд. Вернувшись из Японии в Коломбо, я увидел её в составе Общества Женского Образования. Седьмого декабря я председательствовал на закрытом собрании этого Общества. Миссис Виракун сложила с себя президентские полномочия, а миссис Хиггинс была избрана исполнительным президентом Общества. Бухгалтерские счета, которые были просмотрены до собрания, оказались безнадёжно запутанными, и их обсуждение пришлось отложить. В этом нет ничего удивительного, если принять во внимание, что до сего времени сингальские женщины никогда не работали вместе в составе одной организации и не имели ни малейшего представления о бухгалтерском учёте и счетах. Зная о неизбежных трудностях, с которыми бы могла встретиться миссис Хиггинс, если бы некоторым невежественным, а иногда и неграмотным женщинам из Правления Общества разрешалось вмешиваться в её ведение дел и управление школой, я попросил миссис Виракун выступить перед собранием и от имени Общества формально отказаться от всех прав на вмешательство в его дела. Это дало новой администрации прекрасное начало, и до сих пор всё было бы хорошо, если бы эта разумная договоренность соблюдалась. Но поскольку это было не так, после долгого судебного разбирательства миссис Хиггинс полностью отстранилась от дел Общества Женского Образования и открыла школу для девочек за свой счёт. Но об этом я расскажу позже. После десяти дней пребывания в Коломбо я отправился в Мадрас на океаническом лайнере «Чусан». Двенадцатого декабря после наступления темноты под проливным дождём мы стали на якорь в гавани Мадраса. На следующее утро я сошёл на берег, где по обыкновению мои индийские коллеги с мистерами Б. Кейтли и С. В. Эджем оказали мне радушный приём. В Адьяре я застал мисс Анну Баллард, американскую журналистку, которая, будучи профессиональной путешественницей, приехала ко мне, чтобы остаться надолго.
С этих пор всё моё время было полностью занято редакторской работой, официальной корреспонденцией и подготовкой к Ежегодному Съезду. В том году на наш Съезд приехало беспрецедентно огромное количество женщин из Европы и Америки. Среди них была мисс Ф. Генриетта Мюллер, бакалавр искусств (выпускница Кембриджа), очень пылкая и эксцентричная женщина-реформатор, которая продала свою мебель в Лондоне, чтобы оплатить налоги, сделав это в знак протеста против отказа в признании прав женщин. В Индии она стала страстно работать в наших рядах, посвятив себя делу возрождения Восточной Философия, и дошла до того, что усыновила одного юного индуиста и написала в его пользу завещание. Однако совсем недавно она переметнулась обратно к христианам, отрёкшись нас, наших индийских коллег и движения в целом. Она оставалась нашим щедрым и добросердечным другом ровно столько, сколько длилось её мимолётное настроение. Среди присутствовавших на Съезде делегатов также был молодой граф Вахтмейстер, замечательный молодой человек и преданный сын. Он был одним из самых лучших музыкантов-непрофессионалов, которых я когда-либо встречал, и я глубоко сожалел о том, что в Адьяре не было пианино, ведь он, возможно, порадовал бы делегатов своей игрой.
Съезд, как обычно, открылся в полдень 27-го декабря, и на нём было представлено исключительно большое число стран. Помимо активистов со всех уголков Индии к нам приехали сотрудники из Цейлона, Японии, Англии, Америки, Бирмы, Тибета и Швеции. Индусы всегда воодушевляются, увидев иностранцев, приехавших из дальних стран и лично свидетельствующих о распространении нашего движения.
В своём Ежегодном Обращении после обзора состояния всего движения я специально остановился на принципах, лежащих в основе нашего Общества, подчеркнув его несектантский характер и терпимость, отсутствие которой сеет зло. И, поскольку даже в течение последних двенадцати месяцев (1900-го года) в нескольких странах мне приходилось защищать эти принципы от распространённых заблуждений, которые не позволили вступить в наши ряды прекрасным людям, я считаю своим долгом процитировать здесь слова этого выступления. Я сказал:
«Я считаю, что если бы основатели Общества и их коллеги до сего времени проявляли меньшую нетерпимость к христианству, мы бы меньше страдали сами и меньше принесли страданий другим, а сегодня повсюду бы имели тысячи доброжелателей среди христиан. Мы можем сказать, что и вправду подвергались жестоким провокациям, но на самом деле это не оправдывает нас за хватку смелости отплатить добром за зло, что, в свою очередь, противоречит нашим идеалам братства. Наше поведение было настолько непоследовательным, что много лет назад Учителя сказали нам, что быть членом Теософского общества вовсе не равносильно тому, чтобы быть настоящим теософом, то есть, человеком, обладающим знаниями, и богоподобным творцом феноменов. Но вернёмся к теме. Разумеется, для человечества в целом важнее, чтобы Теософия признавалась и практиковалась не только в христианстве, но и в индуизме, буддизме и любой другой религии. С другой стороны, она одинаково важна для всех, и наше Общество не сможет полностью доказать свою способность приносить пользу, пока оно не будет доброжелательно и терпеливо помогать добросовестным и целеустремлённым последователям разных религий искать ключ, единственный главный ключ, с помощью которого их собственные Писания могут быть поняты и оценены по достоинству. Я сожалею о нашей нетерпимости, считая себя главным виновным, и всеми силами протестую против возведения новых идолов и осуждаю соответствующую тенденцию, которая растёт в наших рядах. Как сооснователь Общества, как тот, кто постоянно имел возможность знать вектор его развития и пожелания наших Учителей, как тот, кто под Их руководством и с Их согласия нёс наш флаг в течение шестнадцати лет битвы, я протестую против зарождающегося искушения возвысить или Их самих, или Их посредников, или любых других живущих или умерших людей до статуса божества и относиться к их учениям как к непогрешимой истине. Учителя никогда ни устно, ни письменно, ни через третьих лиц не поддерживали такую тенденцию, более того, Они прививали нам совершенно противоположное. Меня учили полагаться на себя самого и смотреть на своё Высшее Я как на лучшего учителя, лучшего советчика и единственного спасителя, к которому следует стремиться как к идеалу. Меня учили, что никто и никогда не может достичь совершенного знания, кроме как придерживаясь этих установок; и пока вы удерживаете меня на посту президента, я буду провозглашать это основой, единственной основой и гарантом безопасности Общества. Я вынужден сказать об этом в связи с тем, что видел впоследнее время».
В отношении внезапной смерти Е. П. Б., прах которой был привезён в Адьяр, я сказал:
«Самым скорбным событием года, а точнее всех наших лет, явилась внезапная смерть мадам Е. П. Блаватской в Лондоне 8-го мая прошлого года. Ужас потрясения усилился его внезапностью. Правда, в течение многих лет она очень тяжело болела, но мы видели, как она не раз вырывалась из лап смерти и незадолго до своей кончины стоила планы на ближайшее будущее, собираясь продолжить свою работу. По её распоряжению происходила перепланировка лондонской Штаб-квартиры; она не завершила очень важные дела, в том числе, наши совместные. Накануне своего ухода она виделась со своей племянницей и договорилась с ней о встрече. Кратко говоря, я не верю, что она хотела умереть или знала час своей смерти. Конечно, в общих чертах она знала, что уйдёт после завершения определённой работы, но обстоятельства заставляют меня предполагать, что её удивило резкое ухудшение своего здоровья, и она умерла раньше, чем ожидала. Если бы она сейчас была в числе живых, то, несомненно, выразила бы протест своим друзьям, делающих из неё святую, а из её грандиозных, но не безошибочных сочинений, – библию. Я помог ей скомпоновать «Разоблачённую Изиду», в то время как мистер Кейтли и несколько других наших сотрудников аналогичным образом помогли ей в работе над «Тайной Доктриной». Мы прекрасно знаем, насколько далеки от совершенства написанные нами части книг, не говоря уже о её рукописях. Она не открыла и не изобрела Теософию, также она не была первым и самым талантливым посредником, рупором и посланником Тайных Учителей Снежных Гор. Различные Писания древних народов содержат все провозглашённые сегодня идеи и в некоторых случаях обладают гораздо большей красотой и достоинствами по сравнению с любой её или нашей книгой. Нам не надо впадать в идолопоклонство, чтобы выразить ей, нашему современному учителю, безмерное почтение и любовь; также не нужно оскорблять литературный мир, делая вид, что она писала под вдохновением. Никто из современников не был её более верным и преданным другом, чем я, и никто не будет так бережно хранить память о ней, как я. Я был верен ей до конца её жизни, и теперь я буду продолжать оставаться верным её памяти. Но я никогда не поклонялся ей и никогда не переставал видеть её недостатки. Также я никогда не думал, чтобы она была таким же прекрасным каналом для передачи оккультных знаний, как некоторые исторические личности, или была посредником, который Учителя только и мечтали найти. Как её испытанный друг, как человек, который работал с ней очень тесно и сильно беспокоился о том, чтобы потомки оценили её по достоинству, как её коллега, как давно признанный, хотя и скромный, посредник Учителей, и, наконец, как официальный глава Общества и защитник личных прав его членов я протестую против всех попыток создать из Е.П.Б. школу, секту или культ и воспринимать её высказывания как стоящие выше какой бы то ни было критики. Пусть важность этой темы послужит мне оправданием того, чтобы я останавливаюсь на ней так долго. Я не говорю здесь о каких-то конкретных людях и не хочу обидеть ничьих чувств. Я не уверен, как долго я ещё проживу, и чувствую, что должен сказать эти слова, пока ещё могу это сделать.
А теперь, братья и друзья, я подхожу к вопросу, навевающему глубочайшую печаль. Тело Е. П. Блаватской было кремировано в соответствии с её желанием, которое она часто выражала в течение длительного времени. Прежде чем в последний раз ухать из Индии в Европу, она написала то, что, как оказалось, явилось её последней волей и завещанием. Здесь находится оригинал этого документа, составленного в соответствии с законом. Его дата – 31-е января 1885-го года. В качестве свидетелей выступили П. Шриниваса Роу, Э. Г. Морган, Т. Субба Роу и К. Рамиа. В нём содержится пункт о том, что она желает, чтобы её прах был похоронен на территории штаб-квартиры в Адьяре; в другом месте она просит, чтобы ежегодно в день её смерти несколько её друзей собирались здесь вместе и зачитывали по одной главе из «Света Азии» и «Бхагавадгиты». Поэтому в соответствии с её священной волей я привёз её прах из Лондона, проехав через Атлантику, Американский континент, Тихий океан, Японию и Цейлон, чтобы здесь она могла найти последнее пристанище, которое она так жаждала, и святейшую гробницу, достойную слуги индийских мудрецов. Вместе с ней мы в начале 1879-го года приехали из Нью-Йорка в Индию, преодолев немало миль по морям и суше, чтобы зажечь факел у двери храма Джнянам. Но теперь, в 1891 году, мы снова вместе: я – среди живых, а она как горсть пепла – в памяти. И хотя мы разлучены в теле, но объединены сердцем и душой ради нашего общего дела, зная, что когда-то в следующем воплощении мы снова будем товарищами, соучениками и коллегами. Мой личный долг по отношению к ней исполнен: теперь я передаю Обществу почётную миссию хранить её прах, и как президент я буду знать, что её последняя воля исполнена в той степени, в какой это возможно».
Затем я скинул шёлковое покрытие с закрытой бенаресской вазы с прекрасной гравировкой, в которой находился прах мадам Блаватской, и продемонстрировал её публике. Все присутствующие встали со своих мест и стояли в торжественной тишине, пока урну с прахом снова не закрыли.
Когда дело дошло до обсуждения дальнейшей судьбы праха, моё предложение о строительстве мавзолея или дагобы на территории нашей Штаб-квартиры встретило всеобщее неодобрение. Никогда раньше я не обсуждал тему захоронения праха и был сильно поражён (должен признаться, испытав при этом болезненные чувства), когда понял, насколько противоположны друг другу взгляды жителей Индии и Запада на этот вопрос. Мои индуистские коллеги считали, что если развеять прах мадам Блаватской в наших помещениях или рядом с ними, то это бы их осквернило, и ни один ортодоксальный индус не смог бы находиться в нашей Штаб-квартире, не проведя после пребывания в ней очистительной церемонии. В ходе обсуждения они убеждали меня в том, что верующий в «Высшее Я» должен считать останки тела, которое занимала личность-эго, тем, от чего следует избавиться как можно скорее, предпочтительно, используя индуистскую традицию развеяния праха над стремительно бегущей рекой или морем. Я ответил им, что у них также есть более поздний обычай хоронить тела известных йогов в гробницах, и мне кажется, что если прах той, кто обладала не только знаниями, но и трансцендентными силами высокого йога, так горячо любила Индию и столь бескорыстно трудилась ради духовного благополучия индусов, не будет в соответствии с её волей похоронен в Штаб-квартире, то это станет постыдным проявлением неблагодарности. В конце концов, поняв, что мои аргументы не помогут преодолеть их глубоко укоренившиеся предрассудки, и, почувствовав себя обиженным тем, что мне показалось жестокой неблагодарностью, я одобрил принятие резолюции, согласно которой я получал все полномочия распоряжаться её прахом на своё усмотрение. В итоге я пришёл к убеждению, что в глубине души они не возражали, чтобы я поступил так, как мне хочется, но при условии, что я не стану им рассказывать про свои действия и, таким образом, не вынужу их нарушать кастовые порядки, если они позволят мне исполнить волю Е.П.Б..
Я напомню читателю, что в течение многих лет я пытался снять с себя ответственность за то, что принадлежащие Обществу правительственные облигации формально числятся на мне. Ведь никто не мог быть уверенным в том, что я избегу несчастных случаев, связанных с поездками, и деньги не осядут в моих личных делах и не подвергнутся юридическим рискам. Я неоднократно поднимал этот вопрос на Съездах и на сей раз получил разрешение на оформление трастового договора. Через какое-то время этот документ был составлен, и его должным образом зарегистрировал регистратор актов в офисе Сайдапета.
В зале Пачаиаппах делегаты Съезда читали многочисленные лекции и выступали с обращениями на публичном праздновании нашей шестнадцатой годовщины. После самого успешного заседания, в течение которого установилась превосходная атмосфера, 29-го декабря Съезд приостановил свою работу на неопределённое время.
Мы воспользовались присутствием на Съезде нескольких леди и собрали их вместе, чтобы обсудить вопрос женского образования в Индии. Высказывались различные предложения, но из-за незнания леди фактического положения женщин в индийском доме они были практически неосуществимы. В итоге было принято моё предложение, заключавшееся в том, чтобы леди обратились к индийской публике с целью выяснить целесообразность основания Женской Образовательной Лиги в Индии. Но если оказалось возможным успешно заложить начало такого движения на Цейлоне, то подобное же движение в несколько изменённом виде, адаптированное к особенностям условий индийского быта, могло бы зародиться и в Индии. Практическим затруднением при инициации такого рода движения явится отсутствие лидеров, имеющих опыт и готовность. Также его будут сильно тормозить ограничения женщин в правах, обусловленные широким распространением систем зенана и пурда. Разумеется, выбрать в качестве лидеров леди из «Брахмо» как представительниц их собственного небольшого и совершенно неортодоксального сообщества было бы совершенно немыслимым; ортодоксальные индуистки, вероятно, никогда не примут их руководства. Также они поступят и с любой женщиной-европейкой, которая раньше была христианкой, из-за сразу же возникающего подозрения в новой уловке миссионеров, заключающейся в том, чтобы заполучить новообращённых и проложить путь к разрушению их касты. Совершенно ясно, что подобное затруднение не могло бы помешать движению, которым руководят белые леди, открыто поддерживающие Теософию, особенно, когда мы видим, как уважительно относятся к миссис Безант в индийских семьях. Учитывая это, мой заветный план, который я вынашивал в течение многих лет, состоял в том, чтобы привлечь из стран Запада таких членов нашего Общества, как мисс Палмер, миссис Хиггинс, мадемуазель Кофель, мисс Уикс и других, имеющих педагогическую подготовку и желающих посвятить себя исключительно работе по созданию Лиги Женщин. Однако это дело будущего, поскольку оно требует специальных капиталовложений и тщательно продуманного плана, прежде чем я дам согласие начать воплощать его в жизнь.
Среди интересных людей, участвовавших в работе Съезда, был лама тибетского буддийского монастыря в Пекине. Он показал мне записку от Бабу Сарата Чандры Даса, переводчика с тибетского языка при правительстве Бенгалии. В ней говорилось:
«Лама Тхо-чийя, выходец из маньчжурской семьи рода Юнг-хо-кунг, служитель большого буддийского монастыря в Пекине, который я посетил в 1885 году.
Он друг Его Превосходительства Шанга Таи, нынешнего китайского президента-императора (Амбана) в Лхасе.
Во время своего пребывания в Лхасе лама Тхо-чийя был моим гостем. Теперь он направляется в Бодх-Гая, имея в кармане только 20 рупий, которые я туда положил. Он нуждается в помощи и всесторонней поддержке. Он пришёл пешком из далёкой Маньчжурии».
Этого ламу можно увидеть на ежегодной групповой фотографии, сделанной в 1891 году, на которой он занимает место между мисс Мюллер и мистером Кейтли. По этой фотографии видно, насколько утончённы, изысканны и духовны черты его лица, которое так мало соответствует монголоидному типу.
Сотрудники Лондонской Ложи ТО, июль 1891.
В последний день года доктор Эмма Райдер рассказала мне, что когда она работала в Бомбее, ей стало известно, что мадам Куломб и миссионеры разработали план, согласно которому миссис Безант надо заманить в суд под предлогом возобновления старого скандала вокруг Е. П. Б.. К этому Эмма Райдер добавила, что мадам Куломб очень сильно обозлена. Однако этот заговор, если он когда-либо действительно замышлялся, полностью провалился, поскольку миссис Безант не реагировала ни на какие нападки.
В преддверии Нового года мы с мистером Кейтли пожали друг другу руки на счастье. Протяжённость моих плаваний по морю и поездок по суше в 1891 году составила 43000 миль. Конечно, самым важным событием за последние двенадцать месяцев явилась смерть мадам Блаватской, последовавшая 8-го мая этого года, на 7-м месяце 17-го года нашей совместной работы.
(376)(17).jpg)
11.11.2020 10:51
ИСТОЧНИК: Пер. с англ. А.П. Куражова
В.Нилов12-11-2020 04:39:01
*XI. Суть буддизма, кратко сформулированная самим Татхагатой (Буддой), заключается в избавлении от всех грехов, обретении добродетели, очищении сердца.*
Суть идентична христианству. Отличие в том,что буддисты должны достичь самостоятельно и изжить всю карму, а Христос учил - покайтесь, впредь не грешите и Господь простит. В этой Благой Вести - явная прогрессивная новизна. Кроме того помогающим Христу в спасении человеческих душ также простятся многие грехи.
Solaris17-12-2023 20:48:01
К комментарию выше хочу отметить, что с кармой не все так просто как нивелировали раскаяние представители нынешних христианских учреждений.
Без сомнения признание ошибки уже шаг к ее исправлению. Это очень важно, т.к. не признавая ошибку человек лишь усугубляет свое положение, увязая все глубже. Но изживать проступок, повлекший негативные последствия все равно придется так как все что посеяно должно быть исчерпано. При искреннем раскаянии и желании искупить ошибку в облегченном виде ведь Господь не оставит без помощи ни одно свое дитя даже самое заблудшее, если оно осознало свои заблуждения.
Единственный путь прижечь зерна кармы чтобы они никогда не проросли в последующем это достижение единства с Богом-Христосознания-Самадхи. Но совсем немного людей могут достичь этого уровня развития в течение жизни - это серьезный духовный подвиг.
Потому когда говорят что Христос уже искупил все грехи людей и достаточно лишь покаяться это введение в грубое заблуждение провоцирующее в т.ч. злоупотребления, например, такие как церковные т.н. индульгенции и епитимьи, зачастую даваемые священниками, имеющими лишь формальный духовный сан, но не имеющими богореализации (христосознания-самадхи) и раздаваемые ритуальные "искупления" по сути своей являются мошенничеством, т.к. только истинный духовный Учитель прозревая карму человека может посоветовать единственно возможный для конкретного человека действительный путь искупления и он не имеет с ритуальными епитимьями-индульгенциями ничего общего.
Стоит привести комментарий самой Е.П.Б. не признающий подобную трактовку христианских клерикалов о том, что достаточно одного раскаяния чтобы откупиться от содеянного проступка (особенно если речь об очень тяжелом преступлении):
"Я верю в незримого и всеобщего Бога, в абстрактный Дух Божий, а не в антропоморфное Божество. Я верю в бессмертие божественного Духа в каждом человеке, но я не верю в бессмертие каждого человека, ибо я верю в справедливость Бога. Человек должен завоевать право вхождения в Царство Божье добрыми делами и праведной жизнью; но я не могу поверить, что любому негодяю, любому атеисту, любому убийце в кульминационный момент его борьбы достаточно воскликнуть, повинуясь чувству страха: «Я верую! Я верую, что Сын Божий умер за меня на Кресте», – и он будет поставлен наравне с добрым и праведным человеком. Эта догма Христианской Церкви губительна для человечества. Мы лишь оскорбляем Бога своей верой в то, что мы можем убивать, наносить обиду окружающим, делать многие другие ужасные вещи и возлагать ответственность за все это на и без того перегруженные плечи Иисуса Христа; в результате, здесь, в Америке, каждую неделю, когда людей вешают за самые ужасные преступления, протестантские или католические священники уверяют людей, собравшихся перед виселицей преступника, который перед смертью обратился к Богу, что теперь ему больше нечего бояться. Так тем лучше! Тот, кто не боится смерти, может убивать и грабить, сколько заблагорассудится. Эта вера даже ободряет его перед казнью; если бы он не убивал, то не пришел бы к Богу столь торжественно и не получил бы пропуск в Рай. А как же его жертвы? Это ли божественная справедливость? Если бы в момент обращения преступника к Богу прощение его грехов возвращало жизнь его жертве, а его имущество переходило сиротам, то есть, если бы полностью восстанавливалось равновесие между добром и злом, то тогда во все это еще можно было поверить. Но что же происходит на самом деле?
Представьте себе озеро или море – огромное и безбрежное, с гладкой зеркальной поверхностью, подводными камнями и рифами, течениями и прочими присущими водоему явлениями; все следует установленному порядку, каждый элемент системы, кажется, занимает присущее ему место, все идет своим чередом – так и человечество: человек рождается, живет и умирает; жизнь каждой капли в этом озере (то есть каждого человека) в значительной степени зависит от внешних обстоятельств, но, прежде всего, она зависит от самой капли, ибо, благодаря метафоре, воображение должно признать наличие у каждой капли свободы воли и индивидуальности. Но вот на берегу озера появляюсь я, беру камень и бросаю его в воду! Камень создает волнение на поверхности воды, сила которого зависит от его размера; одна волна порождает другую, которая, в свою очередь, делает то же. Круги распространяются по поверхности воды, один за другим, и движение воды передается нижним слоям атмосферы. Повсюду пробуждаются дремавшие прежде силы, и, насколько хватает глаз, это движение распространяется от одного атома к другому, переходит от первого слоя к следующему и, наконец, исчезает в бесконечном и безмерном пространстве. Всему движению был дан начальный импульс, и импульс этот, как подтвердят врачи, вечен в своих последствиях.
То же самое происходит при совершении каждого преступления, каждого дурного поступка и при совершении любого доброго деяния. Так стала бы Божественная Сила, установившая вечные и неизменные законы Природы в физическом и духовном мирах, приостанавливать действие этих законов, отменяя и «вычеркивая» из бытия то, что уже однажды произошло, даже если бы это было возможно? Может ли уже брошенный камень вернуться в руку того, кто запустил его в воду? Может ли движение воды, так же как естественное действие духа и материи быть остановлено? Преступник может получить прощение от Бога – а как же жертва? Более того, тот факт, что человек в какой-то момент становится жертвой, ничто по сравнению с последствиями этого события. Кто думает о бесчисленных жертвах того, что кто-то становится той самой первой жертвой? Человека убивают, а значит та работа, которая с ним проводилась, насильственно прерывается. И каждый человек, каким бы незначительным он ни был, является в своей сфере связующим звеном, соединенным с неким последующим элементом этой сферы; если это звено выпадает, все Другие звенья также подвергаются воздействию, и нарушается целостность всей системы…
Нет, мадам, с нашей точки зрения, то есть с точки зрения теософов, прощение грехов, включая уничтожение последствий преступления, не может быть высшей справедливостью. Бог – это нечто настолько великое, настолько непостижимое для нас, ничтожных земляных червей, что не стоит тратить время на споры о Божественной Сущности. Ее проявлением стало появление на земле Бога, ставшего человеком: «Ecco Homo», следуйте за Ним, ступайте по Его пути. И пока он живет, просите Его о помощи; в это я верю безоговорочно – но только не в помощь Великого Бога – что мы собой представляем в Его глазах? А в помощь Его Сына, представляющего человеческий род и каждую секунду умирающего на кресте за все зло мира. Он указал нам путь, но не в синагогах или храмах, как это делали фарисеи, а в Его собственном Храме, то есть в глубине нашего собственного сердца, сердца каждого из нас. «Разве не знаете, что вы суть Храм Божий?» – спрашивал Святой Павел. Постарайтесь искупить свои грехи делая добро, небесполезным раскаянием, а делами своими, и тогда карающий закон не тронет вас. Во время своей хрупкой земной жизни, не жалея сил, старайтесь как можно теснее сблизиться со своим собственным, личным Богом, со своим божественным Духом, тогда ваша душа станет бессмертной; разрушая же узы, связывающие вас с Ним, вы отворачиваетесь от Божьего посланца, от Христа, и Он, в свою очередь, отворачивается от вас. Душа ваша будет обречена на страдание, но не в аду с печами, топящимися дубовыми и сосновыми поленьями, не в аду с «рогатыми и хвостатыми» кузнецами, а в том вечном Аду, где плач и скрежет зубов. Это означает, что ваша душа (или астральный дух), ваше второе эфирное Эго или то, что Святой Павел называет Духовным телом, останется лишь полубессмертным, если оно не было тесно соединено с Духом, и после смерти тела должно будет распасться на первоэлементы – огонь, воздух, землю и воду, из которых состоят мир и человеческая душа.
Только субъективное вечно, все объективное приходит к концу, и, поскольку человеческое тело, сколь бы ни был силен его эфирный компонент, имеет также форму и цвет, оно не может быть вечным. Значит, вот что такое ваш Ад! Ад будет нашими муками совести, нашими скитаниями по земле и по тем местам, где мы, прямо или косвенно, причинили кому-то зло, и, в конечном счете, полным исчезновением нашей личности."(с) Письмо Е.П. Блаватской к её тёте Н. Фадеевой
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".