26 марта в 19:00 в Московском доме книги состоится презентация книги «Николай Рерих». Круглый стол «Наследие Николая Рериха – культурный мост между Россией и Индией» (Дели). Выставка Международного Центра Рерихов «Вселенная Мастера», посвященная 150-летию Н.К. Рериха, в Индии Выставка «Издания Международного Центра Рерихов» в Новосибирске. Новости буддизма в Санкт-Петербурге. Благотворительный фонд помощи бездомным животным. Сбор средств для восстановления культурной деятельности общественного Музея имени Н.К. Рериха. «Музей, который потеряла Россия». Виртуальный тур по залам Общественного музея им. Н.К. Рериха. Вся правда о Международном Центре Рерихов, его культурно-просветительской деятельности и достижениях. Фотохроника погрома общественного Музея имени Н.К. Рериха.

Начинающим Галереи Информация Авторам Контакты

Реклама



Листы старого дневника. Том IV. Главы XVII , XVIII. Генри С.Олькотт


Сидней.19 век.

 

 

 

ГЛАВА XVII

ИЗ СТРАНЫ АНТИПОДОВ НА АВЕНЮ РОУД

(1891)

 

 

 

Я не могу закончить рассказ о Колониях, не упомянув об ещё нескольких знакомствах с известными людьми, с которыми я встречался, кроме тех, о которых говорилось в предыдущей главе. Сначала я расскажу об известном писателе, мистере А. Местоне из Челмера, расположенного недалеко от Брисбена. Он был судьёй, а в прошлом членом законодательной палаты штата Квинсленд, руководителем государственной научно-исследовательской экспедиции 1889-го года, а также широко известным писателем и журналистом. Прекрасно иллюстрированная работа о завоевании Австралии Британией, попавшая мне под руку, наполнила меня ужасом от дьявольской жестокости и беспощадного истребления темнокожих рас белыми завоевателями; и, анонсируя нашим читателям статью, написанную мистером Местоном для «Теософа»1 об аборигенах или так называемых чернокожих, я подчеркнул, что британцы обращались с ними «с такой же жестокостью, эгоистичностью и презрением, как испанцы мрачных времён завоевания мексиканских и перуанских земель.

 

Судя по тому, что я узнал в Австралии от живых свидетелей событий недавнего прошлого, я склонен полагать, что моя собственная англосаксонская раса столь же чертовски жестока, как и любая другая, будь то семитская, латинская или татарская». В вышеупомянутой работе об истории Австралии среди иллюстраций есть рисунок, на котором изображены вооружённые белые люди, охотящиеся на чернокожих аборигенов в каменоломне и за её пределами, словно на стадо коз или обезьян; на этом рисунке можно видеть аборигенов, как упавших и убитых, так и сброшенных с крутых стен карьера и борющихся за жизнь под выстрелами своих «цивилизованных» преследователей. И именно тогда, когда моя кровь закипела от гнева по поводу увиденного в книге, я встретил мистера Местона, который признан самым крупным авторитетом по вопросам религий, языков, нравов, обычаев и этнических особенностей местного чернокожего населения. Его статья в «Теософе» содержит больше информации по этой теме, чем любая вышедшая до неё публикация, и я рекомендую читателям с ней ознакомиться. На территории Австралии проживает много племён, и почти у каждого есть свой собственный диалект: в одном только Квинсленде их насчитывается около пятидесяти. Мистер Местон описал мне аборигенов как беззаботных и любящих посмеяться людей с отличным чувством юмора, отлично определяющих характер человека и обладающих удивительно выразительной мимикой и способностью к передразниванию. «Некоторые из них», – говорит он, – «прирождённые шутники и лицедеи, и если их способности развить, то они смогут вызывать безудержный смех в любом театре мира. Они удивительно точно имитируют крики птиц и повадки животных. Некоторые из них способны испытывать искреннюю благодарность, обладают чувствительной натурой и могут хранить верность до конца своих дней. Однако многие из них неблагодарны, коварны, мстительны и крайне жестоки; но точно такой же вердикт может быть вынесен и всем цивилизованным расам. Природа человека в Лондоне и Нью-Йорке такая же, как у обитателя тропических джунглей, западных равнинах Австралии и экваториальной Африки. В действительности в крупных городах Старого Света можно встретить гораздо более низких и деградировавших индивидов по сравнению с любым австралийским дикарём, в котором больше благородства, чем в любом хулигане из Парижа и подонке из Лондона».

 

На днях издание «Рейтер» опубликовало интервью с преподобным С. Э. Мичем, первым миссионером, сбежавшим в Англию из Китая после того, как накануне он стал там свидетелем ужасного убийства. Мистер Мич рассказал, что в Китае семьдесят христиан-католиков, прятавшихся от преследователей в шахте, буквально сожгли заживо, залив в неё горючую смесь. Христианский мир потрясён этими ужасами, поскольку его ошеломляют любые подобные рассказы о дикости язычников. Однако после нескольких публичных протестов он, кажется, готов забыть о точно такой же беспощадной жестокости, проявленной некоторыми представителями христианства по отношению к тёмной расе. Последний выживший абориген Тасмании умер всего несколько лет назад, и повсюду по следам белого человека следовало опустошение, когда он ступал на землю бедных и обычно беспомощных племён, территориями которых он хотел завладеть под лицемерным предлогом «распространения цивилизации». Наверно, кто-то помнит историю штурма Бадахоса и Сьюдад-Родриго англичанами? В 1858 году два месяца я жил в лондонском Тауэре вместе с одним ветераном сражений при Веллингтоне. Он носил «медали несбывшихся надежд», которыми в те времена награждали штурмовые отряды, и рассказал мне отвратительные подробности звериной жестокости при захвате аборигенов в плен. Но зачем ворошить прошлое, когда подобные чёрные страницы также есть в книге современной мировой истории воин? Мы видели, что было сделано с христианами-католиками; с другой стороны, в своём письме от 13-го августа прошлого года корреспондент «Таймс» в Ньючванге сообщает, что русские без разбора убили от 1500 до 2000 человек, добавляя, что «в городе были убиты мужчины, женщины и дети, и имеются многочисленные достоверные свидетельства об изнасилованиях. И, без сомнения, всё это сущая правда... Солдатам, равно как пехоте и казакам, в течение нескольких дней разрешалось делать то, что им заблагорассудится». Вдобавок, в «Нью-Йорк Ивнинг Пост» за 21-е сентября опубликовано сообщение мистера Райта из колледжа Оберлин, штат Огайо, в котором он подробно описывает массовые убийства русских в Маньчжурии. Мирные жители Благовещенска в количестве от 3000 до 4000 человек «были очень спешно изгнаны из города, и, будучи вынуждены спасаться на плотах, совершенно не вмещающих такого числа людей, массово тонули при попытке переплыть реку. Через три дня река стала чёрной от трупов». Так что мистер Местон прав, говоря, что раса бедных чернокожих аборигенов благороднее нашей, белой, учитывая все совершённые жестокие злодеяния последней. С этим джентльменом мы с интересом беседовали не только в Брисбене, но и за его пределами.

 

В его рассказе меня сильно поразили два момента. У южных племён есть обычай, согласно которому человеку после смерти связывают руки и ноги, подвешивают труп на шест и несут его к месту захоронения. Затем в положении сидя он погружается в яму глубиной около 5 футов, закидывается ветками и прутьями, покрывается плесенью, измельчённой до консистенции муки, а все щели тщательно засыпаются, чтобы не дать духу, или «Вуруму», через них выйти. Также он, вторя другому источнику (уважаемому У. О. Ходжкинсону), подробно рассказал мне, как в течение трёх дней и ночей соплеменники умершего тщательно изучают рассыпанную над трупом плесень в поисках следов живого существа, будь то птица, насекомое или зверь, поскольку на основании этого колдуну может стать известно о том, кто убил несчастного, если его смерть была насильственной, и в каком направлении следует искать убийцу. Мне было очень интересно услышать про это, так как в своих «Путешествиях по Перу» доктор Тчудди рассказывает, что у перуанских индейцев существует обычай запирать труп в хижине, посыпать пол древесной золой и наблюдать снаружи до утра, оплакивая умершего. Затем дверь открывается, и по следам птиц, животных или насекомых, найденных в пепле, определяется состояние отошедшего в мир иной. Как замечательно совпадение способов гадания двух тёмных рас, разделённых диаметром Земли! Другой момент, о котором я упоминал, – это использование чернокожими племенами горного хрусталя в качестве камня для предсказаний и особенности того, как его следует носить. Мистер Местон рассказал мне легенду о том, что племена, обитающие близ реки Рассел, долго вели друг с другом смертельные войны. Поскольку они забирали много молодых людей, все женщины собрались и объединились в пылком обращении к духам своих предков за помощью. Тогда со звёзд спустился прекрасный дух старого вождя по имени Мойоминда, принявший форму великана, и громогласным голосом, от которого задрожали горы, созвал враждующие племена и приказал им заключить мир. Когда они согласились на это, «могучий Дух призвал из каждого племени по старейшему человеку и просвещал их всю ночь на вершине Чуричиллама (Chooreechillam). После этого он дал каждому из них великолепный кристалл горного хрусталя, содержащий свет и мудрость звезд, и поутру удалился в созвездие Плеяд, оставив племена в мире, продолжающемся по сей день.

 

«Многие австралийские племена считают, что горный хрусталь обладает мистической силой. В некоторых из них он всегда находится у самого старого мужчины, который никогда не показывает его женщинам и молодым людям. Я видел знаменитых вождей, которые носили кристалл в намотанных на него волосах или прятали его под мышкой, прикрепив к веревке вокруг шеи». Теперь, если читатель обратится к «Разоблачённой Изиде» (том 2, стр. 626), он прочтёт, что пишет мадам Блаватская о принадлежащем ей магическом сердолике и его неожиданном и благоприятном влиянии на шамана, который был её проводником по Тибету. Она говорит: «У каждого шамана есть такой талисман, который он носит на веревке под своей левой подмышкой». Как проявилась магическая сила камня, который носил шаман, она рассказывает в очень красочном повествовании, достойном того, чтобы его прочитать.

 

Совсем недавно я упоминал о судье окружного суда Брисбена Дж. У. Поле, которому следует уделить гораздо больше внимания. Судья Пол (к счастью, ныне здравствующий) является одним из самых блестящих адвокатов и эрудированных судей во всех колониях. Однако узы дружбы между нами не имели ничего общего с нашей общей профессией, но первоначально завязались на основе общего интереса к духовной философии и практическим психическим исследованиям. Когда я встретил его, он, как и я, много лет изучал эти проблемы и, находясь в Лондоне в отпуске, сблизился с семьей Флорри Кук, медиума мистера Крукса. Истории, которые он рассказал мне о чудесах, виденных им в уединённом домашнем кружке, были даже более удивительными по сравнению с теми, о которых я читал, изучая медиумизм мисс Кук. Мистер Пол также провёл много очень успешных экспериментов с месмерическими субъектами. Я мог верить всему, сказанному им, поскольку он обладал сильным личным магнетизмом. Вечером, когда он пошёл со мной на мою лекцию в «Зал Столетия», в аудитории присутствовало несколько сингальцев, поэтому по просьбе собравшихся я зачитал им «Пансил». Это вызвало немалый интерес у нескольких пришедших на лекцию христианских священников.

 

Из Брисбена в Сидней я возвращался по железной дороге, что дало мне возможность увидеть глубинку страны двух колоний. Меня очень поразило её сходство с сельскими районами западных штатов Америки по внешнему виду зданий, заборам, небрежному возделыванию сельскохозяйственных культур и облику людей, которые толпились на железнодорожных станциях. В Сиднее я встретил джентльмена, преуспевающего молодого врача, которого я здесь упоминаю в связи с тем, что он был типичным представителем определённого класса людей, с которым постоянно встречается каждый публичный человек. Я умышленно не называю его имени, потому что мне придётся сказать о нём не совсем лицеприятные слова. Он очень заинтересовался теософией, и когда во время нашего выступления назвали моё имя, он, казалось, был готов взорваться от энтузиазма. Проводя время в моей компании, он очень ценил каждую минуту, которую мог выкроить, устраняясь от исполнения своих профессиональных обязанностей; он везде ходил вместе со мной (особенно в театр), каждый вечер у себя дома устраивал мне ужин и болтал со мной чуть ли не до самого утра. Никогда раньше я не встречал более пылкого кандидата, желавшего стать членом нашего Общества. В мой отель наведывались толпы посетителей, и у меня не было особых проблем ни с набором в наше Общество новых членов, ни с открытием Сиднейского Теософского Общества. Мой горящий энтузиазмом друг был единогласно избран его Президентом, и я покинул Сидней с самыми радужными надеждами, связанными с вступлением в наши ряды этого идеального Президента. Но он был католиком, и значительная часть его пациентов прибегала к его услугам благодаря покровительству епископа. Однако епископ, услышав о чудовищном ренегатстве своего протеже, выступившего в наше преданное анафеме Общество, однозначно дал ему понять, что ему придётся выбирать между потерей своей практики и верностью своему новому увлечению. Увы! Смелость нашего коллеги не была такой же, как его рвение; он отрёкся от всех своих прекрасных теософских представлений, ушёл в отставку и с этого времени (если он ещё жив) похоронил свои устремления в выгребной яме собственных интересов. Много случаев, подобных этому, научили меня очень подозрительно относиться к пылким обещаниям и клятвам новых членов, а также к их восторженным заявлениям об обожании меня самого и других лидеров нашего движения. В пьесе Бульвера о Ришелье великий кардинал, глядя вслед своему приближённому Джозефу, который, низко поклонившись, только что вышел из комнаты, в волнении говорит в сторону: «Он поклонился слишком низко». Как же часто мы с Е. П. Б. после ухода необычайно восторженного и говорливого посетителя переглядывались друг с другом! Хотя мы даже не обменивались репликами, иногда в моих глазах она могла прочитать гамлетовский вопрос: «Мадам, как вам понравилась эта игра?», и её выразительный взгляд передавал ответ Королевы: «Я думаю, эта леди слишком высокопарна». К счастью для нашего Сиднейского Филиала, в нём были члены, такие как мистер Джордж Пилл и некоторые другие, сделанные совершенно из другого теста. В их руках Филиал со временем преобразился в активно действующую организацию, оказавшую большое влияние на современную мысль в этой части света.

 

Мне посчастливилось встретиться с некоторыми из высокопоставленных государственных деятелей различных колоний, имена которых часто фигурировали в новом движении за создание Федерации; этими людьми были сэр Сэмюэль Гриффит, достопочтенный мистер Бартон, сэр Джордж Р. Диббс, Альфред Дикин, достопочтенный Джон Вудс и другие. Двое или трое из них председательствовали на моих лекциях, и беседовать с ними как на оккультные, так и на политические темы было очень интересно; они ввели меня в курс последних событий, разумно объяснив их с точки зрения царивших в колониях настроений.

 

Семнадцатого мая в Мельбурне я наслаждался редким удовольствием слышать, как христианское духовенство в лице преподобного доктора Бьюкенена читает лекцию перед полуторатысячной аудиторией на тему «Буддизм и христианство», восхваляя наше Общество. И мне подумалось, что старая поговорка «чудеса случаются» верна!

 

Из Сиднея до Мельбурна, из Мельбурна до Аделаиды и из Брисбена до Сиднея я добирался по железной дороге, поэтому могу сказать, что у меня был очень хороший шанс увидеть страну. В поезде, идущем из Сиднея в Аделаиду, не было ни одного спального места из-за толпы, едущей на скачки, и я провёл одну из самых ужасных ночей в моей жизни в купе, забитом жокеями и букмекерами. Теоретически мне был полезен контакт с этими двуногими, но он стоил мне целой ночи, проведённой в атмосфере дыма, виски, брани и вульгарных речей, подобных которым я никогда раньше не слышал. Повториться ли это когда-нибудь ещё в моей жизни?

 

Известным человеком в Аделаиде, которому посвящён следующий абзац, был мистер Н. А. Нокс. Об этом человеке рассказать просто необходимо. Он был одним из самых влиятельных людей в колонии, членом старейшей юридической фирмы Аделаиды, известной персоной в местном клубе и владельцем прекрасной усадьбы в Бернсайде, пригороде Аделаиды. Он вместе со своей одарённой женой активно работал в местном Филиале нашего Общества, который я открыл во время своего приезда. Мисс Пикетт, верная дочь миссис Элиз Пикетт из Мельбурна, вызвалась поехать в Коломбо и возглавить работу в нашей школе «Сангхамитта». Пароход, на котором она плыла, причалил в Аделаиде на следующий день после моего приезда в этот город. Мы с мистером и миссис Нокс отправились по железной дороге в Ларгс-Бэй, а затем на маленьком пароходике к её пароходу, чтобы повидаться с ней, но как раз в это время она сошла на берег, и мы с ней разминулись. Мистер Нокс, узнав, что она ехала третьим классом из соображений экономии, оценил эту преданность и самопожертвование благородной молодой леди и с характерной для него щедростью возместил разницу за место для неё в салоне второго класса. Это одна из тех неочевидных деталей, которые обнажают характер человека так же хорошо, как и всякая похвала.

 

Моя работа в Австралии подошла к концу, и 27-го мая я отправился в Коломбо на ранее упомянутом пароходе «Массилия» восточной пароходной компании P. & O., на борту которого меня тепло принял капитан Фрейзер. Когда мы с ним встретились на ужине в Сиднейском Доме Правительства, он пригласил меня к себе за стол. За исключением лекции по Теософии, о которой я уже рассказывал, поездка «домой» была комфортной и прошла без приключений. Мы причалили в Коломбо 10-го июня, и наш корабль, отплыв из Аделаиды на два дня позже, чем пароход мисс Пикетт, встал на якорь в гавани Коломбо на несколько часов раньше. Поэтому я смог подняться на его борт вместе с группой сингальских женщин, проводить мисс Пикетт на берег и доставить её к Тичборн Холл, зданию школы. При этом также присутствовал мистер Кейтли, который в то время находился в Коломбо, и я выступил с приветственной речью от имени Общества Женского Образования. Обратившись к миссис Виракун, президенту этого Общества, я попросил её взять мисс Пикетт за руку, оказать ей сестринский приём и ввести её в должность директора школы. Холл был украшен со вкусом, которым отличаются сингальцы, и мисс Пикетт была очарована видом своего нового дома с первого взгляда. На следующее утро я пригласил мисс Пикетт познакомиться с первосвященником и осмотреть его колледж. Поскольку она очень хотела стать буддисткой, мы с первосвященником договорились о созыве публичного собрания в нашем зале следующим вечером, чтобы дать её возможность принять Пансил. В зале собралось столько народа, что было нечем дышать, и после того, как состоялась скромная церемония её посвящения, раздался гром аплодисментов. По просьбе присутствующих я рассказал обо всём, что было связано с буддизмом во время моей поездки в Австралию. Я предложил создать стипендиальный фонд Блаватской для обучения девушек-буддисток и выделил для этого сумму в 500 рупий. Однако эта идея так и не была осуществлена. На следующий день на территории школьного сада «Сангхамитта» была устроена вечеринка в честь мисс Пикетт. В это же время доктор Дейли проявил худшую сторону своего характера, грубо оскорбив группу преданных делу сингальских сотрудников, которые усердно трудились бок о бок со мной в течение предыдущих десяти лет. Сложилась очень напряжённая ситуация, и когда 15-го июня мы вместе с мистером Кейтли отплыли в Марсель на французском пароходе, всех нас не покидало горькое чувство досады.

 

Плаванье было спокойным и прошло без каких-либо особых происшествий. Второго июля мы прибыли в Марсель, третьего – в Париж и в 6 часов вечера четвёртого июля уже были в Лондоне. Здесь меня встретил У. К. Джадж, который, получив мою телеграмму, приехал из Нью-Йорка. Он отвёз меня в штаб-квартиру на Авеню Роуд, 19, где нас с любовью встретила миссис Безант вместе с другими жителями дома. Мы с миссис Б. поднялись в спальню Е. П. Б. и после торжественной медитации поклялись быть верными Делу и друг другу. После смерти моего сооснователя я, по сути, стал единственным центром Теософского движения, и, казалось, что сердца всех наших лучших работников излучали тепло намного сильнее, чем когда-либо прежде.

 

На 9 июля было назначено открытие Съезда наших филиалов в Европе. Делегаты из Швеции сообщили о своём приезде 6-го числа, а представители других стран, включая Великобританию и Ирландию, продолжали прибывать вплоть до начала работы Съезда. В своей дневниковой записи за 8-е июля я отметил один бытовой момент, рассказ о котором, я думаю, стоит здесь привести, поскольку он очень наглядно демонстрирует преданность нашему Обществу, периодически ярко вспыхивающей на протяжении всей его истории. Несмотря на то, что в тот день лил дождь, несколько леди и джентльменов, среди которых, я полагаю, было 1-2 персоны знатного происхождения, собрались на Авеню Роуд. Они лущили горох, копали картофель, заготавливали овощи, а также напряжённо занимались домашними делами, готовясь к размещению делегатов в большом шатре, установленном в саду. Среди них были серьёзные литераторы, художники, научные деятели и другие достойные люди, занимающие высокое социальное положение, и все они с радостью выполняли эту чёрную работу во имя любимого ими Общества. В тот же вечер на неформальной встрече делегатов по их просьбе я поделился личными воспоминаниями о Е. П. Б.; и вопросы, которые мне задавались, касались различных сторон личной жизни, привычек и суждений нашей дорогой и незаменимой Елены Петровны. Я растрогался, когда увидел, какое сильное влияние она оказала на чувства тех, кто был к ней близок. Я страдал, чувствуя боль от тяжёлой утраты, которая ощущалась мной намного острее, чем любым из тех, кто был связан с ней меньше меня, и их искреннее горе сильно всколыхнуло мои чувства. И они нахлынули именно тогда, когда я был в её лондонском доме, где мы с ней вместе провели много замечательных часов во время моих приездов в Лондон; здесь я увидел множество предметов, которые она оставила на своём столе, последние книги, которые она читала, большой стул, на котором она сидела, и платья, которые она носила: всё это усиливало глубокое чувство нашей невосполнимой утраты. Хотя за годы до этого я знал, что она умрёт раньше меня, я никак не ожидал, что она так внезапно покинет меня, не передав некоторых секретов перед своим уходом, что, по её словам, она должна была сделать. Поэтому мне казалось, что произошла какая-то ошибка, и вместо того, чтобы отправиться в долгое путешествие в высшие сферы, она, должно быть, просто на время ушла от нас, намереваясь вернуться, чтобы произнести последние слова перед своим окончательным освобождением. Я даже ждал, что в ту ночь она ко мне придёт, но мой сон никто не потревожил. Поэтому я приготовился взвалить на свои плечи тяжёлое бремя и сделать всё возможное, чтобы жизненная сила Общества, которое мы вместе создали, не истощилась.

 

 

1– «Заметки о религии аборигенов Квинсленда и о другом», «Теософ» за июль 1891-го года, стр. 605

 

 

 

 

 

ГЛАВА XVIII

ПЕРВЫЙ СЪЕЗД В ЕВРОПЕ

(1891)

 

 

Аделаида. Австралия

 

 

Состоявшаяся 9-го и 10-го июля встреча европейских Филиалов Общества, упомянутая в предыдущей главе, явилась важным событием в нашей истории, поскольку она представляла собой наш первый ежегодный Съезд, проведённый в Европе. Если читатель помнит, в то время у нас в Европе было две секции: Британская Секция и экспериментальная Европейская Секция, стихийно основанная Е. П. Б. и впоследствии официально ратифицированная. В последнюю вошли Лондонская Ложа, Ионическое Теософское Общество, Венская Ложа, Шведское Теософское Общество, Голландско-Бельгийский Филиал, «Ле Лотус», наш Французский Филиал и испанская группа в Мадриде, представителем которой был сеньор Ксифрэ. Мисс Эмили Кислингбери была казначеем этой Секции, а мистер Г. Р. С. Мид – Генеральным Секретарём. Британская Секция тогда насчитывала 11 филиалов, а именно: Филиал Блаватской, Шотландский, Дублинский, Ньюкаслский, Брэдфордский, Ливерпульский, Бирмингемский, Западно-английский, Брайтонский, Брикстонский и Чисвикский Филиалы; казначеем Секции был мистер Ф. Л. Гарднер, а Генеральным секретарём – мистер У. Р. Олд. Все эти филиалы приняли участие в работе Съезда.

 

Заседание прошло в зале Ложи Блаватской на Авеню Роуд. Я занял место председателя и назначил мистера Мида секретарём, а мистера Олда помощником секретаря Съезда. Затем встала миссис Безант и, обращаясь сначала к делегатам, а затем ко мне, произнесла в мой адрес такую трогательную приветственную речь, являющуюся выражением её собственной излучающей любовь натуры, что я здесь не могу её не привести. Она сказала:

 

«Мой долг и привилегия как Президента Ложи Блаватской, крупнейшей на Британских землях, поприветствовать Президента-основателя Теософского Общества от имени делегатов и членов этого Съезда. Мне нет необходимости напоминать вам о том, как он преданно служил Делу, посвятив ему всю свою жизнь. Он был избран Учителями на пост президента Теософского Общества и связан с Их посланником Е. П. Б. самой тесной связью. Поэтому ни слова, ни мысли не могут выразить ту верность нашему Президенту, которая должна гореть в сердце каждого члена нашего Общества. Мы приветствуем его с особой теплотой, так как, получив известие о кончине Е. П. Б., он быстро вернулся из Австралии, куда ездил поправлять своё здоровье, пошатнувшееся за время служения Делу. Он очень быстро пересёк океан, чтобы своим присутствием поддержать и ободрить нас здесь, в Европе, чтобы каждый мог быстро продвигаться вперёд в своей работе. И, приглашая вас, мистер Президент, на этот Съезд, мы можем заверить вас как единственного представителя Учителей в нашей неизменной преданности Делу. Мы собрались здесь сегодня, чтобы продолжить работу Е. П. Б., и единственный путь продолжить её работу и укрепить Общество – это хранить верность и преданность Делу, за которое она умерла: вот единственное дело, ради которого стоит жить на этом свете и за которое стоит умереть».

 

Полный отчёт о Съезде появился в «Теософе» за сентябрь 1891-го года, но, поскольку прошло уже целое десятилетие, он, конечно, уже забыт даже читателями нашего журнала; и поскольку книга, в которую войдут эти страницы, пройдёт через сотни рук людей, никогда не знавших об этом историческом собрании, я, прислушавшись к советам друзей, воспроизвожу здесь содержание моего Обращения к Съезду. Я делаю это очень охотно, поскольку в нём выражены определённые взгляды, которые следует широко обнародовать в интересах нашего Общества. В связи с этим я цитирую:

 

«Братья и сёстры! Когда я пытаюсь сосредоточить свои мысли, чтобы поделиться ими с вами, я испытываю огромные трудности с облачением их в слова, потому что моё сердце вдребезги разбито горем, которое обрушилось на всех нас. Видя этот незанятый стул и вспоминая семнадцать лет нашего тесного общения, я не в силах произнести ни слова и могу только просить вас догадаться о тех чувствах, с которыми я к вам вышел. Я полностью осознал, что Е. П. Б. скончалась, только когда приехал сюда. Последние несколько лет мы работали порознь. Как и прежде, я не привык видеть её каждый день и час и поэтому не осознавал её уход, пока не приехал сюда и не увидел её пустую комнату и не почувствовал полноту нашей обездоленности. Некоторое время я провел в её комнате в одиночестве и получил там всё необходимое для моей будущей работы; вкратце, суть того, что я понял, состоит в том, что я должен продолжать работу, как будто ничего не произошло. И я безмерно рад видеть, что этот настрой перешёл к окружавшим её в последнее время коллегам, и её энтузиазм настолько их воодушевил, что, несмотря на потрясшее их горе, они ни на миг не оробели и ни капли не дрогнули, выразив мысль об отказе от работы, к которой она их привлекла. Теперь я впервые чувствую, что могу позволить себе умереть. С тех пор, как мы переехали из Нью-Йорка в Индию, я испытывал огромное беспокойство от того, что могу погибнуть в тех или иных ситуациях, в которых я попадал, и, таким образом, оставить наше движение прежде, чем оно наберёт жизненную силу. «Если Олькотт с Е. П. Б. умрут», – говорили индусы повсюду, – «это дело провалится». Теперь же её смерть показала, что оно не провалится, и я чувствую себя намного более бесстрашным, чем когда-либо прежде, подвергаясь опасностям в разных частях света. Теперь я чувствую, что наше движение обрело индивидуальность, и ничто на свете не может его застопорить. Недавно в Австралии я получил очень яркое доказательство существования во всем мире духовной жажды после обнародования «Тайной Доктрины», «Мистицизма» и истин, которые постигаются путём развития души. Повсюду в Австралии я обнаруживал скрытую мощную склонность к духовному, которая для своего проявления требует только предлога. Также я встретил её в Великобритании, а мистер Джадж – в Америке, и теперь я чувствую удовлетворение от того, что, несмотря на предстоящую смерть большинства из тех, кто включён в нашу работу в качестве лидеров, само движение как единое целое, имеющее свою собственную жизненную силу, будет продолжать жить. Как оно будет развиваться, остаётся для нас большим вопросом. Раньше у нас был лёгкий доступ к учителю, подобному неиссякаемому колодцу свежей воды, к которому в любое время можно было обратиться за знаниями, когда мы их жаждали. С одной стороны, это давало преимущества, но с другой таило большой недостаток. Сама недоступность Учителей является преимуществом для всех тех, кто желает получить знания, потому что, стремясь приблизиться к Ним и вступить с Ними в общение, человек мало-помалу создаёт себе условия для духовного роста, вынуждающие его опираться на себя самого, чтобы выявить скрытые в нём силы. Я думаю, что Е. П. Б. ушла от нас в нужный момент. Да, она оставила свой труд незавершённым, но она также проделала работу, плодов которой при условии их правильного использования с лихвой хватит на то, чтобы в течение многих лет оказывать поддержку, необходимую на пути восхождения дорогой Теософии. Она не ушла, оставив нас абсолютно без неопубликованных материалов; напротив, она оставила их большую часть, причём под надзором ею самой же избранного хранителя в лице миссис Безант, которая должным образом и в нужный момент выдаст их миру. Но я утверждаю, что даже если она не написала бы ни одной книги, кроме «Разоблаченной Изиды», для серьёзного ученика этого было бы достаточно. Я могу сказать, что своё теософское образование я почти полностью получил из этой книги, так как в последние годы я так погрузился в работу, что у меня не было времени на чтение. Я не могу читать никаких серьёзных книг во время путешествий, а дома мой мозг настолько занят заботами в силу занимаемой мной официальной должности, что у меня нет ни времени, ни возможности сидеть, медитировать и читать. Поэтому бóльшую часть моих знаний по теософии я получил благодаря «Разоблачённой Изиде», оформлением которой я занимался вместе с Е. П. Б. в течение примерно двух лет. Наши усилия должны быть направлены на распространение среди симпатизирующих нам людей убеждения в том, что их спасение является делом рук исключительно их самих, что без усилий не достичь никакого прогресса, и что ничто так не губит и не деморализует, как поощрение зависимости от другого человека, от его мудрости и праведности. Это очень пагубная вещь, которая парализует все усилия. Сегодня метод, который используется в школах йоги в Индии и в Тибете, заключается в следующем: сначала Учитель никак не поощряет будущего ученика, возможно, он даже не смотрит на него; претенденты часто предлагают себя йогу в качестве чел, несмотря на то, что он пытается прогнать их, иногда применяя для этого силу, или, по меньшей мере, выражая им своё презрение за навязчивость. Эти претенденты выполняют огромную чёрную работу, подметают полы, разводят огонь и занимаются другими подобными делами, в то время как йог, возможно, будет вознаграждать их своим равнодушием в течение многих месяцев и лет. Если стремящийся действительно желает узнать истину, то такой суровый отказ его нисколько не разочарует. Наконец, наступает время, когда, проверив его основательно, Учитель может уделить ему внимание и указать путь, дав ему первый намёк. Затем он наблюдает за тем, как претендент извлекает пользу из этого намёка, и скорость его последующего продвижения начинает целиком зависеть от его собственного поведения. Но мы можем сказать, что наш метод гораздо лучше этого. У нас была Е. П. Б., которая активно трудилась вместе с нами в течение последних шестнадцати лет. За эти годы она по различным каналам, включая «Теософ», «Люцифер», свои книги и беседы, довела до нас огромный объём эзотерических учений и дала нам сотни намёков, которые при условии их понимания и последующих за ними действий позволят каждому из нас добиться существенного прогресса на пути Теософии.

 

Я уже несколько лет провожу Съезды делегатов, представляющих филиалы нашего Общества. На стенах этого зала вы видите фотографии некоторых из этих Съездов. Этот Съезд первый, который проводится в Европе. Вы идёте следом за Америкой, где уже несколько лет проводятся такие замечательные мероприятия. Но у всего должно быть начало, и теперь открылся Съезд нашего Общества в Европе. Мы имеем довольно полное представление о нашем движении в разных частях Европы, но совершенно не представляем себе, что произойдёт с ним после того, как эта инициатива будет подхвачена. В преддверии будущей работы у нас есть все основания ожидать повсеместного распространения нашего движения и быть довольными такой перспективой. Когда мы сталкиваемся с сильной реакцией, вызванной нашей работой, в разных частях христианского мира, когда мы наблюдаем тенденцию к росту порочности и материалистических воззрений в европейских странах, когда мы смотрим на распространение нашей литературы, и видим, как преданные люди в разных странах, такие как наши замечательные испанские коллеги, переводят её на свой родной язык и распространяют её в своих странах, и когда мы видим полученные результаты, я думаю, моё предположение верно: у нас есть веские основания считать открывающиеся перспективы радужными. Я хочу, чтобы все делегаты этого Съезда, представляющие разные страны, искоренили из своих сердец заразу местечковой исключительности и гордыни. Нам не по пути с политическими разногласиями, равно как и с различиями в званиях, кастах и вероисповеданиях. У нас общая нейтральная основа, на которой мы культивируем уважение ко всему очистившемуся человечеству. Наши идеалы выше, чем у приспособленцев, идущих на поводу у времени. В нашей духовной жизни нет ни королей, ни императоров, ни президентов, ни диктаторов. Мы приветствуем всех, кто жаждет истины, встать в наши ряды при условии, что они помогут проводить наши исследования, получая любую помощь, которую мы готовы им предложить и на какую способны, в атмосфере добра и братских чувств. Поэтому мы не должны разделять мир на Англию, Шотландию, Францию, Германию, Швецию, Испанию и Италию. Это географические условности, которые не существуют в нашем теософском сознании. У нас есть шведские, немецкие и французские братья, а также испанские, английские, ирландские, уэльские и другие; мы принимаем их как своих братьев, мы связаны с ними во всех отношениях. Поэтому в процессе вашей работы в разных странах постарайтесь воодушевить своих собратьев тем, что наш союз не имеет отношения к географическим картам и границам государств, и что первым шагом в развитии любого теософа является безграничный альтруизм, самозабвение, разрушение барьеров личных предрассудков, широта души и сердца. Всё это необходимо для того, чтобы объединиться со всеми народами и всеми расами мира и попытаться понять, будучи на земле, что Царство Небесное, о котором говорилось в Библии, означает всемирное братство передовой и совершенной человеческой расы, предшествовавшей нам на пути космической эволюции. И теперь, чтобы дольше вас не задерживать, я всем сердцем приветствую вас на этом «семейном» собрании Теософского Общества и протягиваю вам свою руку.

 

Я хочу, чтобы вы прочувствовали, что представляет собой эта Секция Генерального Совета Общества и что вы – честь и величие Общества. Также я хочу, чтобы ваш интерес к тому, что происходит в Американской, Индийской, Цейлонской и других Секциях был бы таким же глубоким, как к тому, что происходит в Филиалах внутри ваших государств, географически обособленных. Я надеюсь, что дух дружбы будет пронизывать всю эту встречу, и что мы сможем почувствовать присутствие Великих, Которые мысленно воспринимают происходящее где-то вдали так же легко, как происходящее вблизи. Также я надеюсь, что мы проникнуты влиянием моего дорогого коллеги и вашего почитаемого учителя, который оставил нас на некоторое время, чтобы вернуться в другой форме и в более благоприятных условиях».

 

Графиня Вахтмейстер при поддержке сеньора Ксифрэ предложила выпустить резолюцию в честь Е. П. Б., что было встречено бурей аплодисментов. А мистер У. К. Джадж предложил создать «Мемориальный фонд Е. П. Б.». Его поддержала миссис Безант, выступившая с прекрасной яркой речью, и мистер Б. Кейтли, пылко обративший к делегатам. Эти два предложения были единогласно приняты. Затем я зачитал письмо к Съезду с предложением разделить пепел Е. П. Б. на три части, чтобы хранить его в Адьяре, Лондоне и Нью-Йорке соответственно. Я вспомнил, что таким же образом поступили с пеплом Гаутамы Будды и распределяли останки других святых. Как я уже говорил, в «теософской» карьере Е. П. Б. было три этапа: Нью-Йорк, Индия и Лондон – её колыбель, алтарь и гробница соответственно. Я никогда не забывал о нашей негласной договорённости, согласно которой оставшийся из нас в живых должен похоронить прах другого в Адьяре. Но всё же я склонился к тому, чтобы разделить останки Е. П. Б., потому что ясно представлял, что, если я оставлю их себе, это породит чувство обиды. Я также отметил, что, поддерживая предложение миссис Безант, мистер Джадж сказал, что «так будет справедливо, и, хотя в случае принятия какое-то другого решения он сам не выдвинул бы никаких претензий, то был бы уверен, что их бы обязательно выдвинула Американская Секция». Конечно, это предложение было сразу же принято.

 

Затем графиня Вахтмейстер передала предложение великого шведского скульптора Свена Бенгтссона художественно оформить урну для хранения части праха Е. П. Б., направляемого в Лондон. Естественно, это предложение было с благодарностью и воодушевлением принято, и я назначил специальный комитет по изучению проектов и проведению подготовительных мероприятий, включив в него художника.

 

Когда среди делегатов установилась гармония, заседания, проходившие в течение двух последующих недель, стали более душевными и интересными. Мистер Мид подробно рассказал о состоянии Теософского движения в Европе, которое он счёл весьма обнадёживающим. Ход последующих событий показал, что его прогноз был полностью оправдан, поскольку мы даже не мечтали, что наше движение так сильно распространится и укрепится.

 

Бесполезность существования двух Секций, покрывающих большую часть одной и той же территории, стала настолько очевидной, что была достигнута договоренность о роспуске Британской Секции и дальнейшем развитии и укреплении Европейской Секции. Чтобы осуществить это на законных основаниях, 17-го июля в Лондоне я издал исполнительное уведомление, в котором официально признал Европейскую Секцию, поручил мистеру Миду и его коллегам из Исполнительного комитета написать её устав и официально ратифицировал единогласное голосование британской секции о самороспуске. С 11-го июля Европейской Секции было поручено принять документы, обязательства и активы Британской Секции. Мистер Мид был единогласно утверждён Съездом в качестве её Генерального секретаря.

 

Совсем недавно я отказался от наследства в Брисбене, но теперь мне опять предложили деньги. На вечеринке в саду на Авеню Роуд мистер К. Пармелен, житель Гавра, француз или швейцарец, до сего времени незнакомый мне член Теософского общества, отвёл меня в сторонку и попросил принять для Общества его «скромное» состояние в 30000 франков. Он пояснил, что не знает, как распорядиться этими деньгами, и хочет сделать что-то практическое, чтобы помочь нашему движению, к которому испытывает глубочайший интерес; особенно он хотел помочь его работе во Франции. Отвечая на мои расспросы, он сказал, что является холостяком, который не желает и не собирается жениться; что его зарплата банковского служащего достаточна для удовлетворения всех его нужд; и что после смерти матери он унаследует ещё одну круглую сумму. На это я сказал, что он поступит неразумно, если лишит себя всего резервного капитала, так как в случае серьёзной болезни он может потерять работу и оказаться в нужде. Но поскольку он имел все шансы стать богатым наследником и мог откладывать деньги со своей зарплаты, а я признавал право каждого члена нашего Общества, как и своё, на свободу действий, то согласился принять половину предложенной им суммы, оставив ему другую половину, чтобы он мог воспользоваться ею в случае необходимости. Кроме этого, мы пришли к соглашению, что если он получит наследство, то сможет, если захочет, передать мне также и вторую половину своих денег. Для того чтобы у нас осталась память об этом разговоре, я попросил его изложить своё предложение с учётом внесённых изменений в письменном виде, и он удовлетворил мою просьбу в тот же день. Затем я пригласил миссис Безант и мистера Мида на разговор с мистером Пармеленом, и мы пришли к следующему соглашению: (1) данное предложение должно быть принято; (2) деньги должны быть положены в банк на имя миссис Безант, мистера Мида и самого благотворителя, который в соответствии с моим решением должен ставить свою подпись под подписью других на каждом выписанном чеке, чтобы все выплаты производились с его ведома и согласия; (3) поскольку благотворитель хотел помочь нашему движению в целом и, в частности, его французской ветви, то сумму в 100 фунтов стерлингов следует перевести в Штаб-квартиру в Адьяре, в Лондон и Нью-Йорк, направив их на общие цели, а оставшиеся средства – в помощь работе во Франции. Через десять дней после получения согласия сторон миссис Безант передала мне 100 фунтов стерлингов, предназначенных Адьяру, и в бухгалтерском отчёте за февраль можно найти соответствующую запись о перечислении денег в фонд библиотеки. Я так подробно рассказал об этом деле по двум причинам: во-первых, в нашей истории должен быть запечатлён столь щедрый акт благотворительности; во-вторых, потому что впоследствии сам благотворитель, похоже, в какой-то степени изменил свою точку зрения и был склонен выдвигать против нас обвинения в отношении трёх человек, которые, как доказывают вышеизложенные факты, только старались изо всех сил исполнять его собственные пожелания и использовать его деньги для достижения целей, обозначенных им самим. К счастью, я подтолкнул его к написанию предложения, впервые сделанного мне в устной форме, в качестве меры предосторожности, которая основана на многолетнем опыте изучения человеческой природы и которую я настоятельно рекомендую всем своим настоящим и будущим коллегам.

 

Я был сильно потрясён, получив из Коломбо известие о несчастном случае, произошедшем с нашей дорогой мисс Пикетт, которая утонула всего через десять дней после того, как я назначил её директором школы «Сангхамитта». Видимо, она страдала внезапными приступами сомнамбулизма, поскольку встала среди ночи, бесшумно вышла из дома, начала бродить по лужайке и упала в колодец, который был огорожен всего лишь низким парапетом. Это очень печальный и трагический случай. Она покинула Австралию с благословения своей матери, поселившись в прекрасном новом доме; она усердно начала трудиться и, насколько мы знали, имела крепкое здоровье; её так тепло приняли на Цейлоне, что её сердце не могло не наполниться радостью; существовала очень большая вероятность того, что её мать очень скоро приедет к ней, и я оплатил половину стоимости её билета. На заре её молодой жизни не было ни облачка, а открывающееся перед ней будущее сулило самые радужные перспективы. На следующий день после этой трагедии 7000 человек пришли попрощаться с мисс Пикетт и, шествуя в составе необычной длинной траурной процессии, одетой исключительно в белое, они последовали за ней к месту совершения похоронного обряда, где миссис Виракун, президент Общество Женского Образования, зажгла погребальный костёр. И теперь священный пепел хранится у меня по просьбе её матери.

 

Столь серьёзное событие, как смерть мадам Блаватской, не могло произойти, не породив в умах пугливых теософов всего мира мрачные предчувствия относительно её влияния на наше движение. В этом критическом состоянии мне надлежало сделать шаг вперёд и провозгласить политику, которая будет проводиться в жизнь. Мы видели, что в какой-то степени распространилось глупое представление о том, что смерть одного или обоих Основателей Общества будет означать его уничтожение. Я уже говорил об этом в своём обращении, приведённом выше, но чтобы оповестить тех, кто вряд ли будет читать материалы Съезда, 27-го июля в Лондоне я выпустил следующее исполнительное уведомление:

 

«Как оставшийся в живых один из двух главных основателей Теософского Общества, я должен официально заявить о том, по каким направлениям будет вестись его дальнейшая работа. Поэтому я издал уведомление:

 

«1. Никаких изменений в общей политике Общества не произойдёт, оно по-прежнему будет строго придерживаться трёх своих заявленных целей и не допустит ничего, что бы могло им противоречить.

 

«2. Общество будет сохранять такой же нейтралитет, как и прежде, в соответствии с тем, что предусмотрено в Уставе в отношении религиозных догм и идеалов разных сект; при этом оно будет помогать всем, кто обращается к нему за помощью, глубже понимать высокие религиозные идеалы их конфессий, но не будет отдавать предпочтений никаким религиям.

 

«3. Общество, как и раньше, будет гарантировать своим членам неприкосновенное право на их личное мнение и их абсолютное равенство независимо от пола, расы, цвета кожи и вероисповедания.

 

«4. Чтобы вступить в Общество и быть его членом, не потребуется выполнение никаких дополнительных обязательств за исключением случаев, предусмотренных Уставом.

 

«5. Во всех отношениях со своими членами и общественностью Общество будет неукоснительно придерживаться политики абсолютной искренности, честности и альтруизма.

 

«6. Будут приложены все разумные усилия, чтобы побуждать членов Общества подтверждать их приверженность Теософии своей личной жизнью и беседами с окружающими.

 

«7. Будет неукоснительно соблюдаться принцип автономии Секций и Филиалов в соответствии с положениями Устава и гарантировано невмешательство со стороны Штаб-квартиры за исключением крайних случаев».

 

Если сотрудник Филиала или другое лицо, управляющее каким-либо видом деятельности Общества, будет строго придерживаться положений, изложенных в данном уведомлении, он не допустит грубых ошибок и не опозорит Общество перед общественностью».

 

Перевод с англ. Алексея Куражова


 

30.06.2020 16:12АВТОР: Генри С.Олькотт | ПРОСМОТРОВ: 744


ИСТОЧНИК: Пер. с англ. А.П.Куражова



КОММЕНТАРИИ (3)
  • ксения01-07-2020 18:28:01

    Очень интересно читать Листы старого дневника, узнавать новое о работе теософских обществ, основанных Е.П. Блаватской и Г. Олькоттом.

  • Бойкова Татьяна02-07-2020 08:22:01

    Ксения, согласна с Вами. Конечно,Генри Олькотт не всегда бывал прав, если так можно сказать, но все же он сделал достаточно для Теософического общества и в помощь Елене Петровне, а главное, сумел оставить нам вот эти свои записи. Полагаю многим очень хотелось, чтобы такие Дневники написал Уильям Куан Джадж, о котором Елена Птеровна писала:"В ответ на ваше письмо я могу сказать только следующее: «Если У.К.Джадж — человек, сделавший больше всех для теософии в Америке, бескорыстнее которого никто не работал в вашей стране, делающий всё, что он мог, для выполнения всех поручений Великих Учителей, если он оставлен один... тогда я говорю — пусть уходят! Они — не теософы, и если подобное должно случиться и Джаджу придётся сражаться в одиночестве, тогда я должна сказать им всем — прощайте навсегда".
    Кому интересно и еще не читал об этом, может набрать в поисковике по сайту "Е.П. БЛАВАТСКАЯ ОБ УИЛЬЯМЕ КУАНЕ ДЖАДЖЕ". А также мы знаем, что пребывание его на этой земле закончилось слишком рано. Поэтому будем благодарны Олькотту за описания происходившего в ТО в те времена.
    А также будем благодарны нашему бессменному переводчику Алексею Петровичу Куражову за многолетнее сотрудничество с нашим порталом, в результате чего мы имеем эти интересные материалы, а он у нас ни больше не меньше как "д-р мед. наук, профессор кафедры лучевой диагностики и терапии" и т.д.. Пишу это только к тому, что заняться этому человеку есть чем...

  • Светлана02-07-2020 10:17:01

    Спасибо Алексею за ритмичный и кропотливый труд.

ВНИМАНИЕ:

В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:

1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".

2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.

3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".

4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.

5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".



Оставить комментарий

<< Вернуться к «Ученики и последователи Е.П. Блаватской »