В Москве будет представлена праздничная программа «Под знаком Красоты». Международная общественно-научная конференция «Мир через Культуру» в городе Кемерово. Фоторепортаж. О журнале «Культура и время» № 65 за 2024 год. Фотообзор передвижных выставок «Мы – дети Космоса» за март 2024 года. Открытие выставки Виталия Кудрявцева «Святая Русь. Радуга» в Изваре (Ленинградская область). Международный выставочный проект «Пакт Рериха. История и современность» в Доме ученых Новосибирского Академгородка. Новости буддизма в Санкт-Петербурге. Благотворительный фонд помощи бездомным животным. Сбор средств для восстановления культурной деятельности общественного Музея имени Н.К. Рериха. «Музей, который потеряла Россия». Виртуальный тур по залам Общественного музея им. Н.К. Рериха. Вся правда о Международном Центре Рерихов, его культурно-просветительской деятельности и достижениях. Фотохроника погрома общественного Музея имени Н.К. Рериха.

Начинающим Галереи Информация Авторам Контакты

Реклама



Листы старого дневника. Том IV. Главы XIII , XIV. Генри С.Олькотт


Мадрас (Чиннаи). Храм Шивы. VIII в.

 

 

ГЛАВА XIII

СМЕРТЬ СУББА РОУ

(1890)

 

 

 

Мои давние друзья знают, что годы с 1854-го по 1860 я почти полностью посвятил изучению практической и научной составляющей сельского хозяйства. Интерес к нему меня не покидает никогда, и два-три раза правительство Мадраса пользовалось моим опытом в этом деле. Через несколько дней после событий, описанных в предыдущей главе, я отправился в Салем, древний город в округе Мадраса, чтобы там по просьбе правительства выступить в качестве эксперта сельскохозяйственного оборудования и техники. Ко мне присоединились японские делегаты, прибывшие после короткой экскурсии по фермам. Их сопровождал эксперт, выделенный департаментом землеустройства и сельского хозяйства. На территории железнодорожного вокзала для нас были разбиты палатки, а в ресторане за счёт средств правительства было организовано питание. Здесь под председательством мистера Клогстоуна, директора вышеупомянутого департамента, я прочитал одну лекцию на тему «Сельское хозяйство», но отказался от нескольких приглашений выступить с публичными выступлениями по теософии, поскольку в то время я выступал в роли правительственного чиновника и не считал правильным смешивать свои личные интересы, касающиеся религии и метафизики, с временными государственными обязанностями. Я сказал своим друзьям-индийцам, что это было бы дурным тоном, и добавил, что если они захотят меня послушать, я готов приехать в Салем специально для них, но позже. На третий день я вернулся в Мадрас и приступил к текущим делам. Двадцать четвёртого февраля доктор Савано и мистер Хигаши, закончив свои исследования, отправились в Японию. Позже доктор Савано написал мне, что после возвращения на родину японское правительство поручило ему читать лекции по научной сельскохозяйственной тематике и иллюстрировать их своими наблюдениями в Европе, Америке и Индии. В своём письме ко мне он говорит:

 

«В связи с тем, что вы любезно отнеслись к нашей работе и помогли нам в Индии собрать полезную информацию, ваше имя фигурировало почти во всех японских газетах. Многие японцы, которые с грустью вспоминают о вас, спрашивают меня о сегодняшнем состоянии вашего Теософского Общества и вашего здоровья. Некоторые страстно желают поехать в Индию, чтобы учиться у вас, а некоторые, не имея средств к существованию, были бы очень рады работать в вашем доме или где-нибудь ещё, только чтобы быть рядом с вами, посвящая часть своего времени приобретению знаний».

 

Второго марта странное существо под названием хатха-йог, прыгавшее как кенгуру и сделавшее себя не иначе как посмешищем, преодолело 12 миль, чтобы встретиться со мной. Хатха-йог сказал, что прошлой ночью он с помощью своего ясновидения видел меня в каком-то храме, и его богиня приказала ему посетить меня для духовного развития. Единственный феномен, который он продемонстрировал, – это падение из воздуха множества лаймов, которые он мне преподнёс. Не могу сказать, сколько пользы принёс ему этот визит, но на меня он, конечно же, не оказал большого влияния, за исключением того, что ещё раз напомнил о том, как глупо так долго мучить себя тренировками с такой мелочной целью. Он получает определённое небольшое количество чудотворной силы, намного меньше сотой части силы Е. П. Б., и обладает некоторыми способностями к ясновидению, тревожа кружащихся вокруг него элементалов, и это всё! Он нарушил старое доброе правило «не пророчествовать, если не знаешь», предсказав мистеру Харту и Ананде, которых я отправил к нему на следующий день, что в течение последующих шести лет я обязательно обрету способность совершать великие чудеса. Единственное чудо, которое произошло за это время, заключалось в том, что Общество удалось уберечь от последствий вреда, причинённого ему выходом из него мистера Джаджа вместе со всей Американской Секцией; однако это было не то, что имел в виду хатха-йог, хотя за этим «чудом» стояла очень большая и тяжёлая работа. Однако Свами произвёл такое сильное впечатление на Ананду, что тот удалился из Адьяра на целых два дня и по возвращении принёс мне пойту, или шнурок брамина, полученный феноменальным путём, из цветов, которые просыпались ему на голову прямо с неба. Также он поведал мне о множестве других чудес, свидетелем которых он стал. Девятого марта тот же самый йог пришёл в нашу Штаб-квартиру во второй раз и произвёл несколько феноменов в портретной комнате библиотеки. Там на нас высыпалось несколько лаймов с апельсином и двадцать пять рупий в деньгах, а моя золотая ручка перекочевала с письменного стола в картинную комнату наверху; вдобавок, осколки разбитой тарелки и керамических изделий превратились в печенье. Но всё это попахивало трюкачеством, так как хатха-йог настаивал на том, чтобы его оставили одного для «совершения бхакти-пуджи» перед встречей с нами, а его движения и вовсе были странными. Я вернул ему деньги, так как чувствовал, что он одолжил их у одного из своих провожатых.

 

В ответ на мою статью в мартовском номере «Теософа», в которой я призывал добровольцев помочь нам в работе на территории Индии, откликнулся мистер К. Котайя, член Теософского Общества из Неллора, предложивший свои услуги. Я принял его помощь и назначил его инспектором наших местных филиалов.

 

Наконец, 13-го апреля с Цейлона прибыл доктор Дейли, и мы вместе с Хартом и Фосеттом проговорили с ним много часов, фактически почти всю ночь.

 

Когда было окончательно решено, что доктор Дейли будет работать на Цейлоне в качестве моего личного представителя, я очень долго объяснял ему свои планы. Среди них было создание журнала для женщин, который стал бы собственностью Цейлонского Женского Образовательного Общества и выходил бы под его редакцией, называясь «Сингальская женщина» или вроде того; этот журнал был бы посвящён всему домашнему обиходу, также затрагивая вопросы морали и религии, которые должны входить в жизнь каждой матери семейства. Поскольку доктор Дейли был связан с журналистикой, мой план предусматривал возложение на него общего руководства редакционной работой при издании нового журнала.

 

Первоначально мой замысел заключался в том, чтобы пригласить его приехать на Восток, где бы он помогал мне в качестве заместителя редактора «Теософа», а во время моего отсутствия брал бы на себя бóльшую часть работы с наиболее важной корреспонденцией. Но поскольку он оказался совершенно непригодным для такого рода работы и поскольку буддисты хотели видеть его на Цейлоне, а он совсем не возражал против этого, я издал официальное распоряжение о назначении его на работу на территории Цейлона и передаче ему полномочий моего наблюдателя. Это распоряжение было датировано 25-м мая 1890-го года. Какое-то время я ничего не слышал о новом журнале, но затем мне сообщили, что он созвал собрание Женского Образовательного Общества для обсуждения идеи создания этого журнала. Об этом собрании говорилось в июльском выпуске «Таймс оф Цейлон», которая также рассказала о намерении назвать новый журнал «Сангхамитта», добавив, что «полковник Олькотт как главный советник Женского Общества, симпатизируя  данному предприятию, пообещал свою поддержку». Учитывая, что я разработал весь план создания этого журнала от начала до конца и лично гарантировал его финансовую поддержку в течение первого года, вышеприведённое заявление выглядит довольно странным. Дело в том, что доктор Дейли выдал этот план за свой и даже зашёл настолько далеко, что поставил условие, согласно которому право собственности на новое издание должно принадлежать ему, в то время как собственником «Теософа» должен оставаться я. Разумеется, когда я услышал об этом, то сразу же отстранился от работы по созданию журнала для женщин. Жаль, что не удалось довести это дело до конца, поскольку я думаю, что журнал ожидал бы успех и он сильно помог бы становлению женского образования.

 

В это же время из Японии пришли отличные новости о развитии движения Женской Лиги, что явилось одним из плодов моей поездки. Управляющий мистер М. Ока писал, как прекрасно видеть то, что было сделано японскими буддистами за полгода, прошедшие после моего визита, и что всё это явилось следствием моего приезда в Японию. Так, с удивительной быстротой начала свой рост и стала процветать Женская Ассоциация по подготовке «хороших матерей, образованных сестёр и воспитанных дочерей». «В наши ряды уже вступили две принцессы, пять маркиз, пять графинь, восемь виконтесс, семь баронесс и множество известных буддийских священников, знаменитых учёных и других людей, в то время как число обычных членов растёт ежедневно». Он попросил меня и Дхармапалу стать почётными членами этой ассоциации. Месяц спустя он снова с воодушевлением написал, что за месяц число членов их ассоциации увеличилось на 1000, а её президентом стала принцесса Буншу, тётя Его Величества Императора. К этому он добавил, что был основан новый журнал, и открылись самые многообещающие перспективы.

 

Ещё одно очень важное доказательство продолжительности эффекта, который оказала моя поездка по Японии, приводится в письме одного из самых выдающихся священников в Японской Империи, Одсу Летсунена Сана, главы Западного Хонган-дзи в Киото. Он сказал, что в действительности я «вне всякого сомнения, сильно и повсеместно всколыхнул народные чувства». Но самое поразительное, что это письмо дышало духом международной буддистской терпимости и сочувствия, а ведь это и являлось целью моей миссии. Мистер Одсу выражал надежду, что несущественные различия между сектами, равно как между Махаяной и Хинаяной, Северной и Южной школами буддизма, «отныне отступают на второй план ради первоочередной цели, заключающейся в содействии распространению буддизма во всём мире».

 

Двадцать восьмого апреля в зале Пачиаппах в Мадрасе состоялось открытое собрание Теософского Общества, целью которого явилось представление индийской публике мистеров Фосетта и Дейли. Присутствовавшая на нём толпа кипела энтузиазмом и встретила всех выступавших очень тепло.

 

В то время в Штаб-квартире воцарилась напряжённая атмосфера из-за появления недружественных настроений, возникших после лондонских пертурбаций и выхода Суббы Роу и двух его английских последователей из Общества. Масло в огонь подливало разжигание определёнными людьми необоснованных предрассудков по отношению к Ананде, которым не нравился стиль его работы. До этого времени все дела «Теософа» велись в той же большой комнате, где решались вопросы, касающиеся деятельности Общества. Но поскольку мне стало неприятно находиться с этими людьми в одном помещении, я за свой счёт обустроил западное бунгало на берегу реки и перевёз туда редколлегию журнала и наш книжный магазин. Я сделал это после того, как в соответствии с древней традицией священники-брамины совершили обычную церемонию очищения.1

 

И в этом бунгало они находятся и по сей день. Одно время эта гнетущая враждебность стала настолько невыносимой, что я разработал план по переносу центра всей нашей деятельности в город. Однако мне никогда не приходило в голову отстранить от дел нашего преданного управляющего. Как однажды Учитель написал мистеру Синнетту: «Неблагодарность не входит в число наших пороков».

 

В сухую погоду, как правило, мы проводили замечательные вечера на крыше террасы главного здания, где в лунную или звёздную ночь могли любоваться великолепием небес и наслаждаться прохладой океанического бриза. Я бывал во многих странах, но не припоминаю более прекрасного вида, чем тот, который открывался нашему взору с террасы и вызывал умиротворение, как при дневном свете, так и при свете звёзд или луны. Такими вечерами мы или беседовали друг с другом, или слушали кого-то одного, который читал вслух. А в месяцы, когда на западе царила зима, мы часто говорили о наших семьях и друзьях, особенно о наших коллегах-теософах, желая, чтобы они смогли приплыть к нам так же как Архаты в «Махавансе», ведь окружавшая нас обстановка вызвала бы у них радость, и они бы забыли страдания от их климата. В те майские дни 1890-го года мы собирались все вместе, и новички благодаря своим знаниям разнообразной литературы и людей вносили большой вклад в эти приятные и полезные разговоры нашей маленькой компании. Мистер Харт написал для «Теософа» серию остроумных и юмористических статей под названием «Байки на крыше» (без первой буквы «Б» в гранках, с которыми работал наборщик-индус), и прекращение их выпуска вызвало у некоторых наших читателей большое сожаление.

 

Я предложил занять должность казначея Общества мистеру С. Э. Гопалачарлу (ныне покойному), племяннику и приёмному сыну уважаемого пандита Бхашьячарьи, на что он согласился. Как жаль, что никто из нас не предвидел трагический исход этого шага!

 

После того, как в 1817 году ныне покойный король Канди был свергнут британской армией, он со своей семьёй был сослан в южную Индию, где до сих пор живут потомки его уцелевших родственников. И меня навестил их отпрыск мужского пола, известный как Ияга Синхала Раджа, или принц Канди. В то время он пребывал в смятении и умолял меня выхлопотать у правительства хоть что-нибудь, что могло бы скрасить его страдания. Похоже, что первоначальный размер его правительственной пенсии, как и в случаях всех других свергнутых августейших особ, начал уменьшаться после смерти главного изгнанника, и в связи с естественным приростом его семьи, разделяющей эту пенсию вместе с ним, он обеднел. Поскольку такого рода персоны полагают, что их королевское происхождение запрещает им зарабатывать на жизнь, как это делают обычные честные люди, и поскольку гордыня заставляет их пытаться имитировать былое величие, то рано или поздно приходит время, когда их доходы уменьшаются до сущих грошей. И, как сказал пришедший ко мне молодой человек, домашняя прислуга со своими семьями регулярно заходит к нему во время еды и, подобно собаке, выпрашивающей кость, садится рядом со своим обедневшим хозяином в ожидании объедков небогатой пищи. Картина, которую он нарисовал, заставила меня прийти к тому, что если мне когда-нибудь повезёт стать сверженным королём, то в соответствии с древним раджпутским обычаем я убью себя и свою семью, но не отправлюсь в изгнание в качестве пенсионера на содержании у победителя. Этот молодой принц имел моральное мужество подать хороший пример и стал государственным служащим при правительстве Индии, а затем занял невысокую должность заместителя регистратора в талуке округа Тинневелли и получал небольшую зарплату. Однако, по его словам, это, скорее, усугубляло ситуацию, чем её улучшало, поскольку заработка едва хватало, чтобы прокормить себя и свою семью, и его всегда переполняла жалость, когда он видел, как несчастные иждивенцы наблюдают за каждым съеденным им куском. Он был славным молодым парнем, и я с удовольствием помог ему советом относительно того, что ему следует делать.

 

Третьего июня я по просьбе Т. Субба Роу посетил его и провёл с ним месмерический сеанс. Он пребывал в ужасном состоянии. Его тело с ног до головы было усеяно нарывами и волдырями, которые возникли в результате заражения крови по какой-то таинственной причине. Эту причину он не мог найти ни в еде, которую ел, ни в напитках, которые пил. Поэтому он пришёл к выводу, что его болезнь вызвана отрицательным воздействием злобных элементалов, неприязнь которых он породил определёнными церемониями, совершёнными им, чтобы помочь своей жене. Таково было моё собственное впечатление, поскольку, только приблизившись к нему, я сразу же ощутил вокруг него влияние каких-то странных сил. Зная его как высокообразованного оккультиста, автора курса превосходных лекций о «Бхагавад-Гите» и человека, которого высоко ценила Е. П. Б., я был глубоко потрясён, увидев его в таком физическом состоянии. Хотя моё месмерическое лечение и не спасло ему жизнь, но придало ему столько сил, что он смог переехать в другой дом, и когда я увидел его через десять дней, он казался выздоравливающим. Он сказал, что его состояние началось улучшаться с первого дня моего лечения. Однако это улучшение оказалось всего лишь временным, поскольку он умер в ночь на 25-е июня, и в 9 часов утра следующего дня состоялась церемония его кремации. От членов его семьи я узнал несколько интересных подробностей. Днём 24-го числа он всем объявил, что его призывает Гуру, и он собирается умирать, в связи с чем начинает свой тапас (мистические заклинания) и поэтому хочет, чтобы его не беспокоили. С тех пор он ни с кем не говорил. Позвольте привести несколько абзацев об этом великом светоче современной индийской мысли из некролога, который я написал для июльского выпуска «Теософа»:

 

Субба Роу

 

«Мы с Субба Роу, Е. П. Блаватской и Дамодаром были близкими друзьями. Большей частью, именно он способствовал тому, что в 1882 году нас пригласили посетить Мадрас, и он же побудил нас выбрать этот город в качестве места для постоянной Штаб-квартиры Теософского Общества. Субба Роу знал все подробности мистического паломничества Дамодара на север, и больше чем через год после своего прихода в Тибет Дамодар писал ему о себе и своих планах. Об этом мне рассказывал сам Субба Роу, который вернулся к этой теме на днях, когда я заходил его проведывать и был у его кровати. Несмотря на то, что из-за вмешательства какого-то третьего лица между ним и Е. П. Б. возник переросший в размолвку спор, касавшийся некоторых философских вопросов, он до последнего дня говорил нам и своей семье о ней как о своём старом друге… Выше отмечалось, что Т. Субба Роу не выказывал даже намёка на то, что обладает мистическими знаниями, и даже сэр Т. Мадхава Роу не подозревал об этом, когда в Бароде был его подчинённым. Об этом я настойчиво расспрашивал его мать, и она сказала, что её сын впервые заговорил о метафизике после знакомства с основателями Теософского Общества. Это знакомство, которое началось с переписки между ним, Е. П. Б. и Дамодаром, переросло в личные отношения после нашей встречи с ним, состоявшейся в Мадрасе в 1882 году. Казалось, что ему было внезапно открыто хранилище давно забытых оккультных знаний; к нему вернулись воспоминания о предыдущей жизни; он узнал своего Гуру и с тех пор общался с ним и другими Махатмами, причём с некоторыми лично в нашей Штаб-квартире, с другими – за её пределами или посредством переписки. Он сказал своей матери, что Е. П. Б. была великим йогом, и что он видел много интересных феноменов, происходивших в её присутствии. К нему также вернулись когда-то накопленные знания санскритской литературы, и его зять сказал мне, что если вы начнёте читать любой стих Гиты, Брахма-сутр или Упанишад, то он сразу же назовёт произведение, из которого он взят, и контекст, в котором он приводится».

 

Я не могу припомнить, сколько подобных случаев прошло передо мной за время поездок по нашим Филиалам, но их было очень много. Почти всегда наши сотрудники, которые были наиболее активны, и на которых всегда можно было рассчитывать из-за их непоколебимой верности Обществу, заявляли о пробуждении их Высшего Я и раскрытии давно сокрытых оккультных знаний.

 

В связи с кольцевым солнечным затмением, состоявшимся 17-го июля, каждый ортодоксальный индус должен был совершить омовение, и мы с мистером Хартом отправились посмотреть на густую и радостную толпу людей. Прибрежные волны были великолепны, и перед нами предстала одна из величайших живых картин. Только представьте себе, как несколько тысяч тёмно-смуглых индусов, едва одетых в белые одежды, прыгают в экзальтации по волнам и берегу, приветствуют друг друга радостными возгласами, причём некоторые из них ныряют, плещутся и играют друг с другом в воде; в это же время другие несколько тысяч стоят или сидят на песке, и их крики сливаются с рёвом толпы; за купающимися гуляют большие буруны, раскатисто накатывающие друг на друга, а в небе происходит частичное солнечное затмение, являющее собой загадку для невежд и источник нечисти, которую надо смыть солёной водой. Всё это происходило на побережье Трипликана и Майлапура, деревень, теперь входящих в муниципалитет Мадраса. Нигде в мире я не видел такого прекрасного рукотворного морского побережья как в Мадрасе, хотя сэр М. Э. Грант-Дафф, организовавший строительные работы, находясь на должности губернатора, говорит нам, что он только воспроизвёл то, что видел в Италии, получив при этом огромное удовольствие. Эта чудесная набережная простирается от реки Кум до деревни Святого Фомы и имеет протяжённость около четырёх миль. По краю морского берега идёт широкая отсыпанная гравием дорожка с каменными бордюрами, граничащая со стороны суши с широкой просторной аллей с ровным как пол покрытием и тенистой дорожкой, предназначенной для конных прогулок. Эта набережная представляет собой место, где жители Мадраса могут полюбоваться закатом. Они приезжают сюда в своих экипажах и наслаждаются приятным морским бризом, который почти всегда дует со стороны океана, принося на своих крыльях жизнь и свежесть.

 

В те дни я был занят редактированием «Буддийского катехизиса», готовя его к одному из многочисленных новых изданий, внося правки и дополняя содержание. Ведь его влияние на сингальцев стало сильнее, и я чувствовал, что оно преодолевает сопротивление противодействующих мне священников за мои высказывания о том, каким должен быть человек, облачённый в жёлтые одежды. Когда три года назад я выпускал 33-е издание «Буддийского катехизиса», то предполагал, что мне не придётся делать никаких правок, но теперь, когда скоро выйдет 34-е издание, я считаю, что его можно улучшать и дальше. Я хочу, чтобы после моей смерти осталось абсолютно точное изложение содержания Южного буддизма.

 

Двадцать седьмого июня от одного посетителя из Мадуры я с радостью узнал, что у троих пациентов с параличом, получавших в 1883 году моё месмерическое лечение, сохранялось полное исцеление, и через семь лет их состояние было точно таким же как до болезни. Одного из этих пациентов я очень хорошо запомнил и описал в своём рассказе о поездке, состоявшейся в 1883 году. Это был молодой человек, который пришёл ко мне в тот момент, когда я собирался поужинать, и попросил меня вылечить его парализованную левую руку, которая в то время совершенно не работала. Я положил его руку между своими двумя и держал её так пару минут, пока читал определённую мантру, затем сделал длинные пассы от плеча до кончиков пальцев, несколько дополнительных пассов вокруг запястья и кисти и, завершив последний пасс, объявил, что лечение окончено. Пациент сразу же почувствовал прилив крови к своей руке, которая из бесчувственной внезапно стала сверхчувствительной, и он, обретя способность свободно шевелить пальцами и запястьем, убежал домой, чтобы рассказать о свершившемся чуде. После этого я вернулся к своему ужину.

 

В первую неделю июля я отправился в Тричинополи, чтобы председательствовать на публичном собрании в Элитарном Индуистском Колледже. Здесь я также выступил с двумя лекциями и произнёс краткую речь в знаменитом Храме Ганеши, расположенном на вершине огромной скалы. Это одно из самых живописных мест, которое только можно представить, и его видно всем пассажирам поездов, проходящих по южной Индии.

 

Читатель легко представит моё состояние крайнего напряжения, вызванного эксцентричным поведением Е. П. Б., которая в то время вмешивалась в практическое управление делами Общества и позволяла это делать своим друзьям. А ведь это, как недвусмысленно написал Учитель К. Х., было моей собственной прерогативой. В предыдущей главе я упоминал о том, что она угрожала мне революцией и разрушением Общества, если я не поддержу её действия по реорганизации нашего движения в Европе и не наделю её президентскими полномочиями на постоянной основе. Но, чтобы совершенно прояснить ситуацию, иллюстрирующую всю суть наших взаимоотношений с Е. П. Б., я немного углублюсь в детали. Восьмого июля я получил от неё письмо, в котором она при поддержке некоторых своих друзей требовала вышеупомянутых изменений, угрожая сепарацией. Двадцать девятого числа того же месяца я получил экземпляр официальной Резолюции, которая была принята существовавшей тогда Британской Секцией, причём в ней не выражалось никаких пожеланий в мой адрес и не спрашивалось моего согласия. Выпуск «Теософа» за август тогда был уже напечатан, а «Приложение» к нему ещё только готовилось к печати. Поэтому, получив такой впечатляющий документ революционного содержания, я поехал в наши типографии, остановил печать и уничтожил 350 экземпляров уже напечатанного «Приложения», чтобы затем вставить в него следующее Исполнительное Уведомление:

 

«Настоящим отменяется Резолюция, принятая Советом Британской Секции 2-го июля 1890 года как противоречащая Конституции и Уставу Теософского Общества, узурпирующая прерогативу президентских полномочий и выходящая за рамки компетенции любой из Секций и любой другой структурной единицы Общества.

 

Адьяр, 29 июля 1890 года. Г. С. Олькотт, Президент Теософского Общества»

 

«Выписка из протокола заседания Британской Секции Теософского Общества

 

На заседании Совета Британской Секции, состоявшемся 2-го июля 1890 года по адресу Лондон, Лансдаун Роуд, 17, специально созванном рассмотреть вопрос о целесообразности наделения Е. П. Блаватской постоянными президентскими полномочиями на территории всей Европы, было единогласно принято решение сделать это с текущей даты. С этой целью Британская Секция должна объединиться с Ложами на континенте, а Штаб-квартира Общества в Лондоне – стать в будущем Штаб-квартирой для всех административных единиц Общества в Европе.

У. Р. ОЛД,

Генеральный секретарь»

 

Не удивительно, что после заметки в моём дневнике о вышеупомянутых событиях я добавил: «Это может означать раскол, но это не означает, что я буду рабом». Какая очаровательная автократия! И ни одного слова об Уставе Общества, законных методах, которым необходимо следовать, и необходимости согласования своих действий с президентом – ничего кроме революционных действий. Это только помогло мне прояснить, как следует исполнять мой собственный долг. Я должен оставаться верен ему, даже невзирая на возможность разрыва между нами с Е. П. Б.. Ведь мы должны не только хранить верность друг другу, но и обязаны в высочайшей степени быть преданными Тем, Кто из всех выбрал именно нас для высокой миссии служения человечеству в соответствии с Их всеобъемлющим планом.

 

Я упоминаю здесь этот случай в надежде на то, что он пойдёт на пользу моему преемнику. Пусть он знает, что если он станет настоящим попечителем и отцом Общества, то в условиях подобного кризиса ему придётся быть готовым защищать Устав нашего Общества любой ценой и действовать в соответствии с ним. Но для этого потребуется нечто большее, чем простое мужество. Это гораздо более высокое качество называется верой. Верой в неизбежный успех своего дела и верой в правильность своего суждения, но, прежде всего, верой в то, что под руководством Великих Индивидуальностей никакие мелкие интриги, заговоры и непродуманные планы не смогут противостоять божественному импульсу, передаваемому через того, единственным устремлением которого является выполнение своего долга.

 

________________________

1. – Такой опытный месмерист как я не может оставаться слепым к потенциальной пользе церемонии очищения, проведённой хорошим священником или мирянином-экзорцистом любой религии или школы оккультизма, какой бы малой ни была моя вера во вмешательство сверхчеловеческих сущностей в процесс изгнания нечистой силы в рамках какой бы то ни было веры. Поэтому с доброжелательной терпимостью я позволяю каждому, кто пожелает, от брамина до яккады и невежественных рыбаков с реки Адьяр, которые являются моими друзьями и протеже, провести любую пуджу.

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА XIV

АВЕНЮ РОУД, 19 И ДРУГОЕ

(1890)

 

 

Я воспользовался присутствием в Штаб-квартире мистера Э. Д. Фосетта, чтобы начать курс лекций, посвящённый обзору различных философских школ. Впоследствии материалы этих лекций он издал книгой под названием «Движущая сила вселенной». Этот молодой человек, которому на тот момент было 24 года, имел мозг, замечательным образом приспособленный к изучению метафизики и философии. Фосетт поразил меня своими интеллектуальными способностями, когда я прочитал рукопись его первой лекции.1

 

Она представляла собой проспективный анализ работ всех современных метафизиков от Декарта до фон Гартмана в количестве восемнадцати. Но, вместе с тем, судя по его недавним рассказам, опубликованным в лондонских журналах, его ум способен парить в царстве чистого воображения, и он очень изобретательно придумывает захватывающие сюжеты и ситуации, в которые попадают герои его историй.

 

Его первая лекция состоялась 19-го июля в нашем зале в Адьяре. Будучи украшенным пальмовыми листьями, флагами, светильниками и большим изображением Сарасвати, индийской Минервы, повешенной над местом для выступлений, помещение зала выглядело великолепно. Все места были заняты, и аудитория, состоявшая в основном из выпускников университетов и колледжей, была настолько высокообразованной, что оставила бы довольным любого оратора. Тем из нас, кто хорошо знаком с местным населением, очень трудно поверить в то, как мало известно об этой стороне индусов их официальным начальникам. Так, у большинства военных и гражданских британских чиновников, вернувшихся домой, иногда после тридцати с лишним лет проживания в Индии, не складывается никакого другого впечатления от индусов, кроме того, которое они получили в ходе своих поверхностных взаимоотношений с ними в государственных учреждениях или в ходе вызывающего раздражение общения с льстивыми, часто неграмотными и склонными к излишествам домашними слугами. Да и как они могут ожидать хороших взаимоотношений с людьми из высшей касты (то есть с джентльменами), к которыми они даже официально общаются с нескрываемым презрением, обычно называя их «неграми» и совершенно не заботясь о том, услышат или нет эти слова индусы-джентльмены? Мне невыразимо грустно видеть, как упускаются прекраснейшие возможности связать Индийскую империю с британским троном шёлковыми лентами любви, несравненно более крепкими по сравнению со всеми стальными цепями, которые только можно выковать из мечей и штыков. Однако сейчас, когда я пишу эти строки, мы благословлены присутствием вице-короля Индии, лорда Керзона из Кедлстона, который выказал такое чувство такта, изысканнее которого не демонстрировал ни один из его предшественников за последние двадцать лет. И я уверен, что после возвращения в Англию его имя оставит в индийских сердцах более добрые чувства, чем в течение многих лет до этого. Однако политика меня не волнует, и я соблазнился сделать это отступление лишь в силу моей любви к индусам и стремления поддержать их во всех бедах.

 

Доктор Дейли подготовил вторую лекцию для нашего цикла еженедельных встреч под названием «Ясновидение», и, поскольку он временно отсутствовал, я прочитал эту лекцию по его рукописи, которая впоследствии была опубликована в «Теософе». Третья и последующие лекции состоялись в «Замке Кернан», резиденции мистера Билигири Айенгара, прямо на морском берегу, поскольку мы поняли, что людям, которые хотели услышать весь курс лекций, каждый раз требовалось приезжать в Адьяр. Две лекции прочитал я сам, а одну под названием «Религия будущего» – мистер Харт.

 

Среди множества знаков внимания, которые я получал от индусов, было одно предложение, поступившее ко мне в августе от Бабу Шишира К. Гхоша из Калькутты. В нём сообщалось, что уже запущена процедура присвоения мне Индийской Национальной Награды в виде регулярных пособий для обеспечения моей комфортной жизни в будущем. Конечно, я отказался, так как скромных доходов от журнала было достаточно, чтобы удовлетворить все мои желания. Тем не менее, мне было очень приятно. В своём дневнике я записал, что аналогичное предложение в знак высокой признательности было мне сделано в передовице «Индиан Миррор» за 21-е августа.

 

В то время в наших теософских группах в Париже сложилась ситуация, которую называют «клубком проблем». Доктор Ж. Анкосс, более широко известный под своим литературным псевдонимом «Папюс», казалось, был готов играть роль Аримана в любой организации, в которой он не обладал верховной властью. Он поссорился со своими французскими коллегами, вышел из нашего Общества, создал своё под названием «Сфинкс» и попросил меня предоставить ему устав. Мне прислали подшивку довольно язвительных писем и той же почтой – письмо самого смутьяна, в котором он мне очень сильно угрожал, если в нынешнем конфликте я встану на сторону Е. П. Б.. Примерно в это же время она почти довела меня до отчаяния, решив отправить в Индию мистера Кейтли с неким подобием каперского свидетельства2 с явным намерением разрушить престиж Адьяра и сконцентрировать всю экзотерическую и эзотерическую власть в Лондоне.

 

К счастью для всех заинтересованных лиц, мистер Кейтли показал это письмо одному из самых образованных индийских членов нашего общество, и тот стал умолять никому его не показывать, поскольку, несомненно, оно нанесло бы смертельный удар репутации Е. П. Б. в Индии. Такова была колкая сторона моей дорогой подруги. Тем не менее, я всё же написал ответное письмо «Папюсу», и оно, по крайней мере, не оставило у него сомнений в моей неизменной преданности по отношению к той, которая указала мне путь к Высшему «Я». Однажды он напечатал в своём журнале подлые нападки на Е. П. Б. и миссис Безант. В ответ на это наш верный друг, мистер Арнольд (ныне покойный), послал к нему своих парламентёров, но обидчик уклонился от встречи. Я также отказался выдать ему устав, и с тех пор Общество перестало быть удостоенным чести считать его своим членом; наоборот, он был из него изгнан. Несколько лет спустя во время одного из моих визитов в Париж он прислал мне приглашение понаблюдать за некоторыми очень интересными гипнотическими экспериментами в больнице Ла-Шарите, одновременно «вручая мне пальмовую ветвь». Как бы мне не хотелось посмотреть на эксперименты доктора Луйса, я был вынужден отказаться от возобновления личного общения с ним, пока он не опубликовал на страницах своего журнала извинения в адрес двух моих дорогих коллег и друзей.

 

В течение всего лета мы получали денежные переводы в размере от 3 до 100 фунтов стерлингов из Европы и Америки, предназначенные для нужд наших Штаб-квартир. Один раз с почтой я получил сразу три таких перевода. Это странным образом происходило с самых первых дней существования Общества, так происходит и теперь. На осуществление всех моих проектов, грандиозных или незначительных, но направленных на благо Общества неизменно находились суммы в виде своевременных денежных переводов. Если бы у меня не было уверенности в любящей заботе Великих Душ, то я был бы глупцом, чтобы не увидеть её в благодетельном стремлении тех, кто имел возможность помогать нам, делая всё необходимое. Где-то раньше я уже упоминал, что эта закономерность проявляется в моей работе точно так же, как в работе всех бескорыстных тружеников на общее благо.

 

В 1890 году Е. П. Б. со своими сотрудниками переехала в ставшую широко известной Штаб-квартиру на Авеню Роуд, 19 (Сент Джонс Вуд, Лондон), и именно здесь в следующем году она умерла. Поскольку этот дом уже как год перестал быть нашей собственностью, мне кажется полезным посвятить абзац его описанию. Он представлял собой большой особняк с прилегающей территорией, на которой был разбит прекрасный сад с маленькими лужайками, кустарниками и редкими высокими деревьями. Поднявшись по ступенькам, вы оказывались в вестибюле и небольшом зале, по бокам которого открывались двери, ведущие в комнаты. Первая комната слева была рабочим кабинетом Е. П. Б., к которой примыкала её маленькая спальня. От этой внутренней комнаты шёл короткий коридор, сообщавшийся с довольно просторным залом, специально отведённым для заседаний Эзотерической Секции. Справа от зала на входе располагалась художественно меблированная столовая, в которой также принимали посетителей. За ней находилась небольшая комната, служившая нам рабочим кабинетом общего пользования, в котором впоследствии была устроена спальня мистера Ледбитера. Сделанная в северной стене столовой дверь открывалась в новый зал Ложи Блаватской; а дверь в южной стене комнаты Е. П. Б. – в кабинет генерального секретаря Европейской Секции. Верхние этажи дома были отведены под спальные комнаты. Зал для заседаний Ложи Блаватской был сделан из рифлёного железа, а его стены и потолок были обшиты неокрашенным деревом. Художник, мистер Р. Мачелл, расписал две наклонные половины потолка символическими атрибутами шести великих религий и знаков зодиака. На небольшом возвышении в южном конце зала находилось место для оратора и председателя собрания. Этот зал мог вместить около 200 человек. В день открытия он был переполнен, и многие не смогли в него попасть. Тогда выступали миссис Безант, мистер Синнетт, миссис Вульф (из Америки) и мистер Кейтли. Е. П. Б. тоже присутствовала, но ничего не сказала из-за своего крайнего нездоровья.

 

Рабочий кабинет Е. П. Б. был заставлен мебелью, а на стенах висело большое количество фотографий её личных друзей и членов Эзотерической Секции. Её большой письменный стол стоял напротив окна, через которое она могла видеть лужайку перед домом и деревья, в то время как вид на улицу перекрывала высокая кирпичная стена. Авеню Роуд представляла собой настоящий улей, в котором кипела работа, и не было места бездельникам. При этом Е. П. Б., неутомимо выполняя тяжёлую литературную работу, сама подавала отличный пример, ведь сильное влияние её ауры пронизывало всё вокруг, побуждая к труду. Естественно, что такой очень быстрый темп работы был склонен разрушать атмосферу добродушия и приветливости, которую наши сотрудники и любопытствующие приезжие, посещавшие Лондон, с полным основанием надеялись найти в общественном центре Европейской Секции, ведь аналогичная атмосфера всегда присутствовала в Адьяре и Нью-Йорке, когда у Е. П. Б. было меньше забот, занимающих её ум. На сей счёт я слышал много жалоб и знал несколько человек, которые собирались вступить в наше Общество, но после посещения Штаб-квартиры Европейской Секции передумали. Поэтому, учитывая данное обстоятельство, я не могу сказать, что сожалею о том, что мы покинули эту Штаб-квартиру.

 

Двадцать первого сентября я получил телеграмму из Коломбо с известием о наступившей от апоплексии смерти Мегиттуватте, превосходного буддийского священника-оратора. Среди сингальских буддистов ему как оратору не было равных. Он играл на своей аудитории как на музыкальном инструменте, который реагировал на его каждое лёгкое прикосновение. Но он не был морально устойчивым человеком, и его поведение по отношению ко мне было весьма недостойным. Это случилось после того, как он понял, что я не позволю ему контролировать Национальный Фонд, который я создал для поддержки буддийских школ и других органов пропаганды, а затем передал право распоряжаться им попечительским советам в Коломбо и Галле. На средства, собранные им во время лекционных поездок, он построил Храм в административном районе Мутвал в Коломбо, куда местные гиды ведут большинство сошедших с пароходов пассажиров. Со времени его смерти статус этого Храма сильно понизился в глазах общественности, и теперь в нём пахнет религией так же, как в железнодорожном ресторане! Так ушёл с вида публики и уже почти стёрся из памяти человек, который ещё четверть века назад был одним из самых влиятельных монахов на Цейлоне.

 

Я часто говорил, что одна и та же лекция по теософии при условии рассмотрения её предмета в целом и умышленном уклонении от деталей, одобрительно воспринимается людьми, принадлежащими к разным конфессиям, ввиду хорошей согласованности с основами каждой религии. Раньше я уже обращал на это внимание, но когда прочитал запись в своём дневнике за 28 сентября, то вспомнил про это ещё раз. В тот день я отправился на встречу мусульман в зале Пачиаппах, чтобы послушать лекцию мавлави «Спасение». Я полагаю, это было моё первое посещение встречи мусульманского сообщества в Мадрасе. Поэтому я ожидал, что тихо усядусь возле двери, и если лекция окажется скучной, то смогу её незаметно покинуть. Но в тот момент, когда я переступил порог лекционного зала, меня окружили джентльмены-мусульмане, которые мне очень обрадовались и сразу же избрали председателем встречи! Отнекиваться было бесполезно; мои слова о том, что я не мусульманин, а теософ и буддист, оказались напрасными; они сказали, что слышали мою лекцию, и я являюсь таким же мусульманином, как каждый из них. Поэтому я занял кресло председателя и после нескольких вступительных слов, встреченных очень доброжелательно, пригласил лектора, мавлави Хасана Али, известного мусульманского проповедника, выступить перед аудиторией. Он был красноречивым оратором и пылким верующим, а его выступления аудитория всегда слушала, выражая одобрение. Через два дня он приехал в Адьяр и настоятельно призывал меня публично объявить себя мусульманином, поскольку я «несомненно, был им в своём сердце»; он очень попросил, чтобы я продолжал посещать лекции, отводя им всё своё свободное время! На мой отказ «он удалился в печали». Вскоре он умер.

 

Примерно в это же время из Коломбо я получил настоятельную просьбу от Цейлонского Общества Женского Образования председательствовать на открытии женской средней школы «Сангхамитта». Это приглашение возлагало на меня определённые обязательства, поскольку речь шла о первой школе такого рода, открывавшейся на Цейлоне, а её появление было прямым результатом моих собственных стараний. Я дал своё согласие, и торжественное открытие школы, состоявшееся 18-го октября, прошло с блестящим успехом. Большой энтузиазм также выразился в сумме 1000 рупий, которые были собраны, чтобы помочь новой школе. Ввиду исторического значения этого события, я могу упомянуть, что тогда с речами выступили первосвященник Сумангала, высокообразованный пандит Батувантудаве, Л. Виджесинха Мудалиар, мистер А. Е. Буултьенс, бакалавр искусств (Кембриджского университета), доктор Дейли, миссис Виракун, Бабу К. Ч. Чоудри и я.

 

Поскольку мой визит на Цейлон длился нескольких дней, я, как обычно, посещал разных людей и выступал с лекциями. Также я открыл школу для мальчиков недалеко от Котте, распределил призы в английской средней школе для мальчиков, основанной мистером Ледбитером, и был рад узнать, что правительственный инспектор школ констатировал 90%-ную успеваемость её учеников; эта цифра намного выше среднего показателя по Индии, но всё же на 5 процентов ниже, чем в прошлом году, когда благодаря великолепному руководству мисс Палмер дети париев успешно сдали экзамены в Независимой Школе Олькотта в Уруре. Также я председательствовал на годовщине нашего Филиала в Коломбо и на торжественном ужине по этому случаю, и везде неизменно преобладали добрые чувства.

 

Вместе с тем, ещё до отъезда на Цейлон, я написал письмо Е. П. Б., в котором выразил намерение уйти в отставку с поста президента и передать ей всю полноту исполнительной власти и духовного лидерства, которую она, похоже, стремилась заполучить. Я напомнил ей, что наша работа по освоению новых горизонтов уже практически завершена, и она легко может найти полдюжины более образованных и более покладистых коллег, чем я, которые помогли бы ей развивать наше движение дальше. Об этом намерении я также рассказал многим нашим энергичным коллегам, как на Востоке, так и на Западе. Я подошёл к этому вопросу настолько серьёзно, что сделал запрос в Утакамунд с целью выяснить, в какой же сезон мне лучше всего начать строительство коттеджа, который я на старости лет собирался использовать в качестве своего ретрита (в котором сейчас пишутся эти строки).

 

Однако со всех сторон стали слышны протесты, и многие мои корреспонденты заявили, что выйдут из Общества, если я не соглашусь остаться его президентом. Е. П. Б. телеграфировала Кейтли, что она не разрешает ему зачитывать на Съезде адресованную мне дружескую прощальную речь, которую он подготовил. Копию этой речи он посылал Е. П. Б., но она сказала, что Учителя не одобряют мою отставку, и в письме, полученном уже следующей почтой, она строго приказывала ему сразу же возвращаться, если я уйду в отставку, угрожая самой выйти из Теософского Общества и его расчленить. В письме, полученном на следующей неделе в последний день года, она выразила желание пойти на любую жертву, чтобы только удержать меня на посту президента. Поскольку многие мои самые верные друзья предсказывали распад Общества в случае моего ухода, я согласился и впредь оставаться на своём посту и объявил об этом решении на Съезде, когда зачитывал своё ежегодное обращение, что вызвало бурные аплодисменты. Уведомляя Е. П. Б. об отсрочке моей отставки, я сказал ей, что срок моего пребывания в должности президента будет зависеть от её готовности изменить перечень обязательств, которые возлагаются на кандидатов, вступающих в Эзотерическую Секцию. Эти обязательства были определены таким образом, чтобы во всех отношениях с Теософским Обществом ей гарантировалось полное подчинение его членов. Иными словами, такое положение дел предоставляло ей почти диктаторские полномочия и совершенно сводило на нет факт членства в Обществе, на котором было построено наше движение и которое давало каждому его члену абсолютную свободу совести и действий. Мне было очень приятно, когда она приняла моё предложение и привела чрезмерные обязательства членов Эзотерической Секции к его нынешней форме, не вызывающей возражений.3

 

Если бы мы были вместе, то подобной ошибки бы не возникло.

 

Двадцать седьмого октября я покинул Цейлон и выехал в Тутикорин, откуда отправился в Тинневелли, где меня встретил мистер Кейтли. Затем мы вместе совершили поездку по южной Индии, побывав в Амбасамудраме, в Храме с Водопадом в Папанасаме, на горе под названием Пик Агастья Риши, в Падумади, Мадурае, Танджоре и Кумбаконаме. Оттуда мы поехали в Адьяр и вернулись в него 10-го ноября. Наша поездка в Амбасамудрам была очень интересной. Нас разместили в Альберт-Холле, новом здании местной библиотеки, где также проводились общественные собрания. Это здание было построено, главным образом, силами местного Филиала нашего Общества, возглавляемого мистером В. Куппусвами Айером. В просторной комнате висела сделанная со вкусом мемориальная медная табличка, увековечившая память моего коллеги, мистера Пауэлла, который в этих местах был очень любим. Вечером в день нашего приезда мы получили истинное удовольствие, услышав, как актёр-пандит в древнем стиле читал Пураны в сопровождении очень хорошей музыки, исполняемой на индийских инструментах. Только представьте, какое удовольствие получили бы европейские санскритологи, если бы на одном из их Востоковедческих Конгрессов они услышали звучные шлоки арийских писаний, зачитанные так же артистично, как это делал выступавший перед нами актёр! На пути к Пику Риши мы остановились у водопада Банатитхам и заночевали в бунгало лесничего в Мунданторае (!), и хотя в нём не было мебели и дверей, защищавших от холодного воздуха, а плотность роящихся вокруг комаров можно было измерять в штуках на кубический дюйм, мы спали как убитые, невзирая на слухи о том, что поблизости водятся слоны и тигры. На следующее утро мы переправились через реку на пароме, приводимом в движение с помощью тросов. В Папанасаме мы имели сомнительное удовольствие встретить аскета-денди, служащего в местном храме. По его внешности читатель может сделать вывод о стадии его духовного развития. Он был холёным и чувственным человеком, который носил цепочку с большими бусинами из рудракши, уложенными на голове наподобие диадемы, золотые серьги, большой золотой талисман, называемый «тавиз» на шее и был облачён в обычное оранжевое одеяние. Можно предполагать, что этот ленивый толстяк так же эффективно помогает достигать мокши, как подобного вида духовные пастыри наших западных сект царствия небесного, которые откармливаются на подношениях и церковной десятине доверчивых мирян. В Тинневелли мне дали молодой кокосовый орех с дерева, которое мы посадили вместе с Комитетом буддистов Коломбо на территории храма в 1881 году. Следовательно, индуисты не выкорчевали наше «Дерево братской любви», как повсюду трезвонили наши любимые друзья миссионеры!

 

Незадолго до открытия Съезда Комитет Бирманских буддистов сообщил мне, что его члены хотят, чтобы в начале февраля следующего года я возглавил миссию пропаганды буддизма в Европе, и для этого они собрали 20000 рупий, поскольку считали, что все мои расходы должны быть оплачены. Чувствуя, что время ещё не пришло, и, предвидя бесполезность участия в этой миссии буддистов из Комитета, вероятно, очень плохо владевших английским языком, чтобы спорить о буддизме с самыми талантливыми учёными Европы, я отказался.

 

В декабре я предложил мистеру Тукараму Татье (ныне покойному) из Бомбея план передачи имущества Адьярской усадьбы Арьярской библиотеке и попросил его пожертвовать на это сумму в 50000 рупий, которую он уже давно намеревался передать Обществу. Мои доводы заключались в том, что таким путём можно обеспечить библиотеке постоянное существование после моей смерти, несмотря на всевозможные перемены и обстоятельства. При этом Общество могло бы бесплатно арендовать столько площадей в помещении Штаб-квартиры и на её территории, сколько может потребоваться для работы её сотрудников. Даже сейчас, по прошествии десяти лет, я думаю, что это была хорошая идея, поскольку сегодня ценность библиотеки возросла в десять раз по сравнению с тем временем. А если, как предполагается, мы расширим библиотеку до Института Востоковедения, увеличим штат пандитов, организуем лекции, освещающие различные школы философии и религии, и откроем необходимые для этого новые аудитории, то библиотека не будет подвержена влиянию разных непредвиденных обстоятельств, которые могут возникнуть. И всё это можно сделать, руководствуясь вышеизложенным планом. Общество может столкнуться с одним серьёзным препятствием, состоящим в том, что мой преемник может счесть невозможным покинуть свою родину (если, конечно, он окажется жителем Запада) и поселиться в Адьяре, где царит тропический климат и жизнь настолько тиха и спокойна, что сведёт с ума любого, чьи нервы всю жизнь взвинчивались суматохой западного города (о подробностях можете спросить мистера Фуллертона). Ни одно большое общество не может желать лучшего места сосредоточения исполнительной власти, чем наша Штаб-квартира, поскольку она с её окрестностями, которые можно назвать обворожительными, может дать всё для комфортной жизни любому учёному. Когда мы с Е. П. Б. впервые увидели Адьяр, она пришла в неописуемый восторг. И она любила это место до конца своих дней. На тот момент наша постоянно растущая коллекция книг насчитывала более 12000 томов, и только за последние два месяца её пополнили более 700 новых манускриптов. Но если мой преемник не сможет или не захочет жить в Адьяре, то что же следует предпринять, чтобы предотвратить упадок этого административного и духовного центра нашего движения, который стоил стольких лет кропотливого труда и стал мощным ядром благородных устремлений основателей Общества и их коллег? В своём завещании Е. П. Б. выразила желание, чтобы её прах был привезён в Адьяр, и если правда, что она унесла в мир иной интерес к нашему движению, то ей будет больно смотреть, как наш любимый дом продают незнакомцам, а библиотеку перевозят за тридевять земель. Я рад, что эта дневниковая запись даёт мне возможность довести до сведения моих коллег обозначенную выше проблему, и я искренне надеюсь, что у нас появится способ решить её в интересах нашего Общества.

 

Делегаты Съезда 1890 года начали прибывать 23-го декабря, и в церемонии его открытия приняло участие довольно много людей. Затем последовало необычайно интересное продолжение. На Съезде присутствовала большая делегация из Бомбейского округа; мистер Фосетт прочитал три лекции о Герберте Спенсере, доктор Дейли рассказал о технических школах, а мистер Кейтли – о Теософии на Западе. Двадцать восьмого декабря, во второй день работы Съезда, мы официально открыли Индийскую Секцию, которую я основал незадолго до этого, и утвердили мистера Кейтли на посту её генерального секретаря. Затем с лекциями выступили Фосетт, Кейтли, Нилаканта Шастри, Субрамания Свами, К. Коттайя и пандит Гопи Натх из Лахора. Празднование годовщины состоялось 29-го декабря. В тот день с речами выступило девять человек, а само мероприятие, как обычно, имело огромный успех. К 31-му декабря из нашего дома уехал последний гость, и мы занялись рутинными делами. Так мы подошли к последней дневниковой странице текущего года, на которой я написал: «До свидания, 1890 год»!

 

________________________

 

1 – [первоначально мистер Э. Д. Фосетт выпустил книгу под названием «Загадка Вселенной». Вслед за этим произведением недавно вышел сборник его более зрелых философских трудов «Индивидуальность и реальность», издательство «Лонгманс», 1909. – ред.]

 

2 – каперское свидетельство — во времена парусного флота правительственный документ, разрешающий частному судну атаковать и захватывать суда, принадлежащие неприятельской державе. – прим. переводчика

 

3 – [Это было написано в 1900 году и не касается существующей сегодня формулировки. - Ред.]

 

 

Перевод с английского Алексея Куражова

 

 

 

31.05.2020 13:09АВТОР: Генри С.Олькотт | ПРОСМОТРОВ: 861


ИСТОЧНИК: Пер. с англ. Алексея Куражова



КОММЕНТАРИИ (0)

ВНИМАНИЕ:

В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:

1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".

2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.

3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".

4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.

5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".



Оставить комментарий

<< Вернуться к «Ученики и последователи Е.П. Блаватской »