Листы старого дневника. Том III. Главы III, IV. Генри С. Олькотт
Лахор. Индия
ГЛАВА III
УЧИТЕЛЬ К.Х. В ЛАХОРЕ
При посещении Канпура в тот год я получил очень убедительные доказательства быстрого психического развития Дамодара, которые невозможно забыть. Как уже было ранее сказано, когда он был ещё подростком, во время тяжелой болезни его посетила одна возвышенная Личность, в которой он через много лет, связав свою жизнь с нашим Обществом, смог опознать одного из Учителей. Между ними установились близкие отношения учителя и ученика, и Дамодар начал заниматься своим психическим развитием с неимоверным усердием. Он стал следить за своей диетой, посвящал определённые часы медитации, взращивал в себе дух абсолютного бескорыстия и работал день и ночь на пределе своих сил в официальной должности, которую я предоставил ему в Обществе. Он отправился в поездку вместе со мной по приказу своего Гуру, и на протяжении всего путешествия мы получили массу доказательств раскрытия его духовных сил. Я помню, как однажды вечером, когда мы приехали в Канпур, он удивил меня тем, что устно передал послание от Учителя как бы в ответ на мои мысли об одном деле, которые только что возникли в моей голове. И добавил, что я могу прочесть слова Учителя в письме, находящемся в данный момент в моём запертом письменном столе, ключ от которого, без сомнения, был у меня весь день в кармане. Когда я подошёл к столу и его открыл, то обнаружил в нём то самое письмо, о котором он говорил, и которое, к слову сказать, пришло от Махатмы К. Х.. Впоследствии «прозорливое» Общество Психических Исследований на основании авторитета непогрешимого мистера Нетерклифта объявило, что оно написано почерком, который может принадлежать только Е. П. Б.! Поскольку тогда нас с Е. П. Б. отделяло друг от друга пять дней пути, этот случай в Канпуре вряд ли объясним подобной фальсификацией.
.jpg "Дамодар")
Дамодар
На второй день после приезда в Канпур я получил довольно много корреспонденции, которую мне переадресовали из Адьяра. Среди неё было письмо от ныне покойного мистера Сэма Уорда, пришедшее с острова Капри. Оно содержало записку, которую он просил меня переправить Махатме К.Х., если это возможно. Поскольку по ночам Дамодар посещал ашрам (резиденцию) этого Учителя в астральном теле, я передал ему письмо и попросил узнать у Махатмы К.Х., можно ли Ему передать эту записку или нет. Это было во второй половине дня 4 ноября (1883 года), когда мы находились в Канпуре, Северо-Восточная Провинция. Я любезно прошу читателя запомнить этот факт, поскольку эта история имеет продолжение.
Канапур. Индия.
Накануне вечером я выступал с лекцией в театре, представляющем собой длинную узкую комнату со сценой в одной её стороне. Согласно отвратительному обычаю, который распространён в Британской Индии, все европейцы, а, точнее, белые люди, все метисы и даже все новообращённые христиане и выдающие себя за них зрители в европейских одеждах усаживались в передних рядах, а все индусы независимо от их происхождения или (не всегда эквивалентного ему) веса в обществе – на задних. Проход обычно прокладывался через середину комнаты. В настоящее время я довольно чувствителен к аурическим «сферам» людей и быстро чувствую их дружелюбный или враждебный настрой по отношению ко мне. У каждого выступающего на публике лектора, драматического артиста или какого-то другого публичного деятеля это тонкое чувство более или менее развито, но мне кажется, что у меня оно острее, чем у среднего человека. Вот тогда я и почувствовал, что между мной и моими дорогими индусами возведён барьер, почти что стена, антагонистичной мысли, которая бы наверняка остановила менее искусного оратора. Но, обнаружив, что враждебный ток течёт ко мне справа, я сел напротив прохода, напряг свою волю, чтобы прорваться через этот противодействующий ток, и, в конце концов, установил связь между собой и симпатизирующей мне частью аудитории. И это не игра воображения, но весьма реальный и ощутимый факт в искусстве человеческого общения. Его подтвердит каждый человек со средней чувствительностью нервной системы, работа которого связана с тем, чтобы говорить или петь перед публикой, а также её развлекать. Не раз случалось, что присутствие одного белого человека, не теософа, в аудитории, состоящей из индусов, действовало на неё как удушающий газ и отражалось на мне. Это происходило потому, что между всеми азиатами разных рас и вероисповеданий и мной есть чувство полного взаимного доверия, а между ними и средним белым человеком – определённая взаимная антипатия, в основе которой, как я полагаю, лежит конфликт аурических или месмерических полярностей. Более близкое личное общение и развитие взаимной симпатии трансформировало бы нынешнее чувство неприязни в дружеские отношения, которые установились бы между всеми азиатами и истинными теософами.
.jpg)
Арабский домашний университет Лакхнау
Четвёртого ноября мы отправились из Канпура в Лакхнау и добрались до этого пункта в 9 часов вечера. Там в доме мистера Джвала Прасада, одного из активных членов нашего Общества, нас ждал торжественный приём. Каждая минута следующего дня была наполнена событиями. Если вдаваться в подробности, то они представляли собой приём посетителей с долгими разговорами, разбирательства и изгнание недостойных состоять в Обществе шатких членов, лекция «Теософия и то, на что она претендует», а затем обучение до 1 часа ночи месмеризму в узком кругу с демонстрациями, иллюстрирующими его возможности на одном из сопровождавших меня индусов. За Лакхнау последовал Барабанки, где всё повторилось по обычному сценарию. В этом месте моего повествования я не могу не восхититься силой интеллекта пандита Прана Натха (члена Теософского Общества), который в двух вышеупомянутых городах, блистая красноречием, очень бегло пересказывал содержание моих лекций на урду. Это было просто великолепно. Я часто попадал в ситуации, когда требовался перевод моих слов, поэтому из-за долга перед моими образованными друзьями все мои лекции, прочитанные в разных местах Азии, были переведены на восемнадцать языков.
Следующий пунктом был Барейлли, где я читал лекции, а затем – Морадабад, где Дамодар предоставил мне ещё одно доказательство своей способности путешествовать в астральном «двойнике». Он посетил Адьяр, беседовал с Е. П. Б., слышал голос Учителя, диктующего мне послание, и попросил Е. П. Б. телеграфировать мне его краткое содержание, чтобы я мог удостовериться в истинности его слов. После того, как Дамодар всё это рассказал, он продиктовал адресованное мне послание, как его услышал, и все присутствующие в моей комнате подписали сертификат с изложением данных обстоятельств. На следующее утро почтальон доставил мне ожидаемую от Е. П. Б. телеграмму. Как правило, именно таким способом в Индии корреспонденция с пометкой «не срочно» находит своих адресатов. Телеграмма подтвердила продиктованное Дамодаром послание, скреплённое сертификатом, и все присутствовавшие написали свои имена на обратной стороне этой правительственной депеши. В отношении этого случая Общество Психических Исследований с удовольствием сделало всё возможное, чтобы зародить сомнения в безукоризненности репутации Дамодара и в моём здравомыслии, но я лишь честно привожу все факты, и мнение этого Общества нисколько меня не волнует.
Следующим пунктом в программе нашей поездки был Алигарх, в котором 12-го ноября мы вернулись к продолжению истории с письмом мистера Уорда к К. Х.. На почте я получил корреспонденцию из Адьяра, в которой содержалось письмо из Штаб-квартиры, отправленное 5-го числа Е. П. Б.. В него было вложено точно такое же письмо мистера Уорда к К. Х., которое, если читатель помнит, я получил 4-го числа из Италии и передал Дамодару в Канпуре, то есть, на день раньше, чем она отправила его из Адьяра. На конверте стояло два почтовых штемпеля, первый – Адьяра (места отправления) от 5 ноября и второй – Алигарха (места получения) от 10 ноября; эти два пункта отдалены друг от друга на расстояние пятидневного путешествия по железной дороге. Это письмо ожидало меня в почтовом отделении Алигарха два дня. Я привожу этот случай в качестве убедительного доказательства мгновенного переноса материального объекта из одной точки в другую, об удалённости которых друг от друга свидетельствуют почтовые штемпели на письме, ведь такая почтовая маркировка полностью исключает сговор и обман. У меня до сих пор хранится это письмо, и мне будет приятно показать его кому угодно, кроме дельцов из Общества Психических Исследований, звериная жестокость которых по отношению к Е. П. Б., самой одарённой и замечательной обладательнице сверхпсихических способностей в этом столетии, вынудила тех, кто знал её достоинства, равно как и недостатки, не обращать на эту свору никакого внимания.
В связи с вышеупомянутым астральным путешествием Дамодар рассказал мне об одном интересном факте. Уложив, как обычно, своё тело спать, он помчался к дому Учителя в Гималаях, но, оказавшись там, обнаружил, что Он тоже где-то путешествует в астральном теле. И тут под воздействием силы притяжения ученика к Учителю Дамодар был молниеносно перенесён в другое место, словно он отважился вступить в глубокий стремительный речной поток, и был сбит им с ног. Спустя минуту он оказался в Адьяре, где встретил своего Учителя и Е. П. Б.. Засыпая, Дамодар держал в руке письмо мистера Уорда, которое, по-видимому, отправилось на астральный план вместе с ним. Разумеется, при этом оно трансформировалось из материально осязаемого в астральное или эфирное. Рассказав Учителю о письме, Дамодар понял, что держит его в своей руке, и передал послание адресату. После этого ему было предложено вернуться на своё место. С помощью фундаментальной силы оккультной химии или физики астрализованному письму была придана физическая форма, которую взяла Е. П. Б. и на следующий день по обычной почте отправила на мой адрес в Алигархе. Продолжение этой истории читателю уже известно. Будь я ближе к миру науки, то мог бы опереться на эту историю, а также на случай с тюрбаном Учителя, который подарил мне в Нью-Йорке мой астрализованный посетитель, и другие примеры переноса (apport) как на основу для рассуждений о возможных изменениях твёрдых тел – от плотного, объективного и весомого состояния на физическом плане, до невидимого и неосязаемого – на астральном. То, что эти изменения могут происходить в двух направлениях, то есть, от объективного состояния до сверхфизического и обратно до реинтеграции или проявления на физическом плане, известно многим исследователям психических феноменов на личном опыте. В шестидесяти с лишним главах «Листов старого дневника» приведено достаточно много примеров, чтобы это доказать, а многочисленные очевидцы соответствующих феноменов пользуются безупречной репутацией. Кроме того, исследования целой армии учёных и экспериментаторов в этой области естественнонаучного знания свидетельствуют в пользу моих собственных утверждений. Думаю, что мы с нашими рентгеновскими лучами, лучами Маркони, исследованиями одической силы, гипнотизма и ничуть не менее важного духовного медиумизма (например, случаев миссис Комптон, миссис д'Эсперанс, Хонто и других материализаций на ферме Эдди) скоро будем вынуждены начать заново изучать алфавит физической науки и протянем руки навстречу Востоку, прося помощи в постижении законов Природы, в отношении которых наши микрокосмические эго так долго хвастались своей мудростью. Феномен появления в розе моего золотого кольца массой в пол-унции, который должны помнить все мои постоянные читатели, – это единственное свидетельство, которое я могу сейчас вспомнить, доказывающее, что один твёрдый объект может существовать внутри другого твёрдого объекта, не обладая при этом большим объёмом, не вызывая разрушения частиц последнего и нарушения его структуры, но, в то же время, имея значительную массу. Наверняка этим откроется длинная череда новых физических открытий!
Дели. Мавзолей Хумаюна 1572
Следующим местом, куда мы направились, был Дели, где я дважды выступил с лекциями в городском зале. Именно из этого города я отправил своих сотрудников, молодого Брауна и Л. В. Найду, в Равал Пинди, чтобы они открыли там Филиал Общества, поскольку моя сильная занятость не позволяла мне сделать это самому. Из Дели наш путь лежал в Мирут, в дом талантливого молодого адвоката-индуса Рамы Прасада, работа которого «Тонкие силы природы» спустя несколько лет принесла ему известность в кругу читателей теософской литературы во всём мире. Оттуда мы поехали в Лахор, где произошли события огромной важности. По дороге между двумя станциями Дамодар совершил ещё одно астральное путешествие, подробности которого можно было проверить. Мы втроём – он, Т. Нараянсвами Найду и я – ехали в одном вагоне. Я читал книгу при свете лампы и видел, как Дамодар, словно во сне, беспокойно ворочается на своём месте. Внезапно Дамодар подошёл ко мне узнать, который сейчас час. Мои часы показывали без нескольких минут 6 часов вечера. Он сказал мне, что только что вернулся из Адьяра, где с Е. П. Б. приключился несчастный случай, но насколько он был серьёзным, Дамодар сказать не мог. Ему показалось, что она запнулась ногой о ковёр и тяжело упала на правое колено. Читатель должен учесть, что молодой человек тогда был новичком в оккультных науках и, возвращаясь к бодрствующему сознанию, ещё не мог точно вспомнить то, что с ним происходило на других планах бытия. Я обращаю на это внимание ввиду научной несправедливости к нему со стороны Общества Психических Исследований. Выслушав рассказ Дамодара, я сделал для себя две вещи. Во-первых, я оформил свидетельство об этом случае, отметив в нём точное время, и попросил Нараянсвами подписать его вместе со мной. А во-вторых, на следующей станции, в Сахаранпуре, я отправил Е. П. Б. телеграмму с вопросом: «что произошло в штаб-квартире около 6-ти часов вечера»? Мы прибыли в Лахор на следующий день в 9 часов утра. Там нас проводили в лагерь, состоящий из шести палаток и четырёх больших шамианов (открытых брезентовых павильонов), которые были разбиты для нас на открытой площадке (майдане) к северу от города. Почти сразу же мы рассказали нашим друзьям о том, что произошло в поезде накануне вечера, а затем, чтобы лучше их информировать, я распространил меморандум с описанием этого события и попросил присутствующих его подписать, уточнив, что ожидаемая телеграмма от Е. П. Б. ещё не пришла. После этого все удалились, чтобы дать мне возможность принять утреннюю ванну и позавтракать. А затем, когда под сенью моей палатки мы беседовали с мистером Р. К. Бари, редактором журнала «Ария», то заметили подходящего к нам пеона, служащего правительственного телеграфа, держащего в руке телеграмму в коричневом конверте. Я попросил мистера Руттана Чанда взять эту телеграмму в руки и не раскрывать до возвращения наших друзей, чтобы в их присутствии её открыть и прочитать. Ровно в полдень мистер Р. К. Бари вскрыл конверт, и присутствующие девять человек в подтверждение этого факта на обратной стороне телеграммы поставили свои подписи. Она гласила: «Упала со стула и чуть не сломала правую ногу, потянула за собой Куломба и испугала Морганов. Дамодар всех переполошил». Е. П. Б. получила моё ответное послание из Сахаранпура поздним вечером 17-го ноября, а, в свою очередь, её ответ, отправленный из Адьяра в 7.55 утра 18-го числа, я получил в Лахоре в полдень. Расхождение рассказа Дамодара и телеграммы Е. П. Б. в деталях совсем не удивляет, если учесть степень его духовного развития на тот момент, в то время как главный факт – тяжёлое падение Е. П. Б. с повреждением её правого колена – нашёл полное подтверждение. Некоторые критики, обладающие большой самонадеянностью, но недостатком проницательности, хотят, чтобы мы поверили, что это самый обычный заговор между Дамодаром и Е. П. Б., предпринятый, чтобы меня обмануть. Но я даже не допускаю мысли, что дородная женщина весом в 16 стоунов нанесла себе серьёзную травму колена всего лишь для того, чтобы меня одурачить. Ведь ей было бы проще договориться с Дамодаром о том, что он видел её, занимающуюся каким-нибудь необычным, но безобидным делом, например, гримасничаньем, разрыванием газеты на мелкие кусочки или декларированием русской или французской поэмы. Поэтому подобные утверждения критиков совершенно лишены здравого смысла. К тому же, если кто-то рассчитывает найти что-то феноменальное за пределами Общества Психических Исследований, то изучаемые им люди имеют право хоть на какое-то доверие, когда они никак финансово не заинтересованы. И даже тогда, когда заинтересованы. В телеграмме, посланной Е. П. Б., упоминается ранее неизвестный нам факт – приезд генерал-майора Моргана и его супруги из Утакамунда в Адьяр.
В течение трёх дней пребывания в Лахоре наш лагерь всё время был переполнен посетителями. При большом стечении народа я выступил с двумя лекциями в самом большом шамиане. По его сторонам стояли огромные горшки с огнём, чтобы смягчить лютый ноябрьский холод, ведь климат в Пенджабе в зимние месяцы полностью противоположен тропическому. Моим доброжелательным и очень способным переводчиком был пандит Гопинатх, член Теософского Общества, образованный и очень инициативный журналист, брамин из Кашмира, известный в среде теософов своей непоколебимой преданностью двум основателям.
В ночь на 19-е ноября я спал в своей палатке и вдруг почувствовал, как кто-то положил на меня руку. Ко мне сразу же вернулось бодрствующее сознание. Лагерь был разбит на открытой равнине вне пределов досягаемости полиции Лахора, поэтому чтобы защитить себя от предполагаемого религиозного фанатика-убийцы, повинуясь своему первому животному инстинкту, я схватил незнакомца за плечи и спросил у него на хиндустани, кто он такой и что хочет. Всё это случилось в мгновение ока. Защищая свою жизнь, я крепко держал человека, опасаясь его нападения. Но в следующий момент мягкий добрый голос сказал: «Разве вы меня не узнаёте? Неужели вы меня не помните?». Это был голос Учителя К. Х. Во мне произошла быстрая перемена чувств, я отпустил Его руки, сложил ладони в благоговейном приветствии и хотел было выпрыгнуть из постели, чтобы выразить Ему своё почтение. Но Он остановил меня своей рукой и голосом, и после того, как мы обменялись несколькими предложениями, Он вложил мою левую руку в Свою, собрал пальцы Своей правой руки в кулак и спокойно встал рядом с моей постелью так, что при свете лампы, горевшей на походной сумке позади Него, я мог видеть Его божественно доброе лицо. Вскоре я почувствовал, как в моей руке появляется какая-то мягкая субстанция, а спустя минуту Учитель положил Свою святую руку мне на лоб и произнёс слова благословения. Затем Он оставил мою половину большой палатки и направился к мистеру У. Т. Брауну, который спал в другой её половине за тентом, делившим палатку напополам. Когда, наконец, я пришёл в себя, то обнаружил, что в левой руке держу сложенный листок бумаги, завёрнутый в шёлковую ткань. Разумеется, под воздействием первого импульса я подошёл к лампе, открыл его и прочитал. Это было письмо частного характера, содержащее советы и пророчество о смерти двух деятельных противников Общества без указания их имён. Вскоре после этого из жизни ушли Свами Дайнанд Сарасвати и Бабу Кешаб Чандра Сен, мы поняли, что пророчество сбылось. Следует отметить, что почерк этого письма, материализованного в моей собственной ладони самим Учителем К. Х., идентичен тому, которым были написаны все остальные Его письма. Однако весьма проницательный Нетерклифт после многократного разложения этого почерка на его первичные элементы – крючочки и чёрточки – объявил, что он принадлежит руке Блаватской! Молодой Браун поведал о том, что произошло в его палатке, большому количеству людей (живых и поныне), а также опубликовал памфлет «Некоторый опыт, полученный в Индии», экземпляра которой у меня сейчас нет под рукой. Но в другом своём памфлете «Теософское общество: пояснительная статья», опубликованном в Мадрасе, он говорит (стр. 11): «Достаточно здесь отметить, что Махатма К. Х. является живым Адептом, и автор имел честь видеть Его воочию в Лахоре, говорить с Ним и даже Его коснуться. Автор получал письма в Мадрасе, Лахоре, Джамму (Кашмире) и вновь в Мадрасе, причём все они были написаны одним и тем же почерком», и т. д., и т. п. Вдобавок к этому, после небольших поисков я нашёл другой памфлет мистера Брауна и теперь могу сказать, что, услышав восклицание за разделявшей нас ширмой, я зашёл к нему, и он показал мне завёрнутое в шёлк письмо, аналогичное моему. Хотя наши письма имели разное содержание, но, по словам мистера Брауна, адресованное ему послание было для него таким же важным, как моё для меня. И мы прочли его письмо вместе. То, что с тех пор он прошёл через целый круг перемен и теперь является убеждённым римским католиком и преподавателем в католической школе, ни в малейшей степени не отменяет факт получения им этого письма, почерк которого, как установлено, принадлежит К. Х..
В письме Учитель упоминал о том, как в Нью-Йорке другой Учитель в ответ на моё невысказанное желание «материализовал» Свой тюрбан и подарил его мне в качестве доказательства Своего посещения. В письме говорилось: «В Нью-Йорке вы потребовали ... объективного доказательства того, что Его визит к вам не был майей, и Он его вам предоставил. [Сейчас] в ответ на ваш молчаливый вопрос я вручаю вам эту записку: я исчезну из поля вашего зрения, а она останется напоминанием о наших встречах. Теперь я пойду к молодому мистеру Брауну, чтобы испытать его интуицию. Завтра ночью, когда в лагере всё затихнет, и худшие эманации ваших посетителей улетучатся, я снова навещу вас, и наш разговор будет более длинным, так как вы должны быть предупреждены о некоторых грядущих событиях». Своё письмо Он заключает замечанием, которое не очень понравится нашим изобретательным американским ренегатам, пытающимися сыграть драму Гамлета без датчанина в главной роли. Он пишет: «Всегда будьте бдительным, усердным и рассудительным, а также помните, что полезность Теософского Общества во многом зависит от ваших усилий и что наши благословения следуют за его несчастными «основателями» и всеми, кто помогает им в их работе».
.jpg)
ГЛАВА IV
ПРИЁМ У МАХАРАДЖИ КАШМИРА
События, описанные в предыдущей главе, определённо рассчитаны на то, чтобы произвести глубокое впечатление даже на самый зашоренный ум. Насколько же они впечатлят того, чьё высшее устремление заключается в том, чтобы быть допущенным трудиться в той или иной форме со «Старшими Братьями» на благо человеческой расы! Если бы кто-нибудь спросил меня, в чём состоит моё высочайшее удовольствие, которое я могу себе представить, я бы ответил: «Увидеться и поговаривать с Учителем, потому что в атмосфере Его святости разум и сердце раскрываются, словно цветок на солнце, и всё твоё существо наполняется радостью». И я испытал это чувство, даже не прося об этом. Но когда я, оглядываясь назад, вспоминаю об этой встрече, она кажется мне подобной солнцу в пасмурный день, вышедшему на мгновение из облаков и сразу же исчезнувшему. Наша беседа заняла по времени не более десяти минут. Но прикосновением своей руки Он словно вывел меня из оцепенения глубокого сна. У меня был тяжёлый день, а палатка, нагретая всего лишь несколькими углями, тлевшими в большом глиняном горшке, была очень холодной. Поэтому я лежал в постели, укрывшись с головой. Меня кто-то тронул, я тут же проснулся и схватил за руку своего посетителя, возможно, моего потенциального убийцу. Но мягкий добрый голос развеял последние обрывки сна; Он стоял рядом с моей кроватью, и Его лицо сияло улыбкой. Я увидел её даже при тусклом освещении (chiaroscuro) палатки. Затем чудесное появление завёрнутого в шёлк письма в моей руке, краткая беседа и прощальное приветствие. После этого Он проходит мимо лампы на походной сумке, Его величественная фигура на мгновенье задерживается у входа в палатку, Он одаривает меня своим последним дружеским взглядом и удаляется. Неважно, сколько времени всё это длилось, но память об этом останется со мной на всю жизнь. Читатели, возможно, помнят, что за много лет до этого мне было предложено продолжать мою работу так, словно не существовало никаких Учителей, Их руководства и помощи, но было только Человечество, «Великая Сирота», чтобы трудиться для его блага, не ожидая от Них никакой поддержки, и быть готовым ко всему. Поэтому до сего дня я это и делал, причём никогда не отступал, даже когда мне не обещали никакой помощи, но при этом никогда не обходился без неё, когда она действительно была нужна.
Встреча с Учителем в Лахоре явилась лишь одним из многих доказательств того, что за нами наблюдают и нам оказывают помощь, что нас не оставляют и не забывают, каким бы, на первый взгляд, мрачным и угрожающим ни казалось состояние наших дел. В этом отношении более чем за двадцать лет я, как и Е. П. Б., обрёл в своём сердце непоколебимое спокойствие и твёрдую веру. Иногда это может быть появившийся на миг человек, иногда – слышимый голос, иногда – точное предсказание событий, иногда – сообщение, переданное через третьих лиц, как это было с мадам Монгрюэль, одарённой провидицей, которая в прошлом году в Париже, впав в сомнамбулический сон, предсказала мне ближайшее будущее Общества, продолжительность моей собственной жизни и положение вещей к моменту её окончания. Так и в письме, появившемся в моей руке, помимо данных мне добрых советов, была предсказана смерть двух наших противников. Даже если предатели заложат двадцать краеугольных камней в историю нашего движения с сознательно выдуманной ими ложью и навсегда вычеркнут моё имя и имя миссис Безант из их поддельных хроник, они из этого не извлекут никакой пользы. Работа будет продолжена дальше, а истинным труженикам помогут, их признают и поддержат, если они верны своему долгу.
На следующий день после того, как Учитель посетил нас с мистером Брауном, в 10 часов вечера мы вместе с ним и Дамодаром сидели в моей палатке, ожидая обещанного визита Учителя К. Х.. Наши коллеги разбрелись по Лахору, и лагерь стих. Мы сидели на стульях в глубине палатки так, чтобы нас не могли заметить из лагеря. Луна была в фазе последней четверти и пока не взошла. После недолгого ожидания мы увидели высокого индуса, приближающегося к нам со стороны открытой местности. Он остановился в нескольких метрах от нас, подозвал к себе Дамодара и сказал ему, что Учитель появится через несколько минут, и что у Него к Дамодару есть какое-то дело. Этот высокий индус был челой Учителя К. Х. Вскоре мы увидели, что с той же стороны, откуда пришёл чела, к нам приближается сам Учитель. Пройдя мимо своего ученика, который отошёл от Него на небольшое расстояние, Он остановился в нескольких ярдах от нашей компании и поприветствовал нас на индийский манер. Мы с Брауном оставались на своих местах, а Дамодар несколько минут беседовал с Учителем. Затем он вернулся к нам, и наш Посетитель, подобный царской особе, удалился. Поскольку я слышал Его шаги, Он был человеком в физическом теле, а не духом. Также обратите внимание на то, что это не мог быть маскарад, устроенный Дамодаром, поскольку он сам входил в нашу компанию из трёх человек. К тому же, личностные особенности первых двух человек [меня и мистера Брауна] из этой компании очень сильно различались, а с челой [Дамодаром] я имел дело в течение многих лет. Я удостоился ещё большей милости, когда делал запись в своём дневнике: ученик поднял портьеру и позвал меня, указав на своего Учителя, ожидавшего меня под открытым небом при свете звёзд. Я подошёл к Нему, и Он отвёл меня в расположенное поблизости безопасное место, где можно было не опасаться незваных гостей, а затем примерно в течение получаса рассказывал мне то, что следовало знать только мне и не должно было быть передано третьим лицам, поскольку эта страница истории Теософского Общества уже давно перевёрнута. Наверное, излишне говорить, что в эту ночь, как и в предыдущую, я почти не спал. Вместе с тем, мой высокий Гость поведал, что, хоть Он и рад повидать меня лично, но пришёл ко мне не только по Своей воле, поскольку был послан Адептом более высоким, чем Он сам, который отдавал должное моей преданности и хотел, чтобы я никогда не терял веры. Во время этой беседы не было совершено никаких чудес, на земле не было начертано никаких магических кругов, вокруг нас не стояли никакие лампы, которые бы горели холодным голубым светом; лишь два человека наедине говорили друг с другом, которые встретились и расстались, когда их разговор подошёл к концу. Я могу утверждать, что это был не Дамодар, а Тот, с Кем мне суждено было встретиться. Но вернёмся к нашему повествованию.
.jpg)
Вазирабад
На следующий день, 21 ноября, мы выехали из Лахора в Джамму, равнинную столицу Его Высочества Махараджи Кашмира (ныне покойного), поскольку я принял приглашение его посетить. Чтобы сопроводить нас из Лахора, он отправил к нам одного из чиновников дурбара, мусульманина, который, как ни странно, был склонен к пьянству, несмотря на запреты его религии. Этому предшествовали наши протесты, затем – объяснения и, в конце концов, – компромиссы, что стало для нас уже обычным делом. Я слышал, что у Махараджи существовал обычай делать своим посетителям подарки деньгами и дорогой одеждой, что было несовместимо с моими жизненными принципами, поэтому я наотрез отказался принять от него даже одну рупию. Оказавшись между двумя такими упрямыми людьми, как мы с Махараджей, его посланник находился на грани сумасшествия, поскольку ситуацию не улучшал даже интенсивный обмен телеграммами. Однако, в конце концов, тучи развеялись, и всё было улажено таким образом, чтобы удовлетворить нас обоих. Мы сошлись на том, что кхиллат (подарок) я, будучи президентом Теософского Общества, могу принять от него как официальное лицо, так как в этом качестве я готов принимать любые подарки, какими бы ценными они ни были, если они не несут никому ничего дурного. Итак, всё было улажено, и в 6 часов вечера наша компания села на поезд, идущий в Вазирабад, в который мы прибыли на следующий день в 9.30 утра. Мой сопровождающий прощался с друзьями, явно преследуя при этом какую-то цель, и в замкнутом пространстве железнодорожного вагона от него сильно несло перегаром, поскольку он был очень пьян. Когда в разговоре он дошёл до политики, то с загадочными намёками и кивками начал уверять меня в том, что возрождение мусульманского господства не за горами, и что пятьдесят миллионов его индийских единоверцев сплотятся под знамёнами Низама из Хайдарабада. Через какое-то время, устав от этой чепухи и его перегара, я ушёл на своё место и взялся за чтение. Он хотел остановиться в Вазирабаде, так как это сулило возможность сна и другие преимущества, но я объявил о своём намерении ехать дальше в Сиалкот. Мы добрались до этого места на лошадях в 3 часа ночи и остановились в доме отдыха до полудня, а затем направились в Джамму. Мы вышли из экипажей на берегу реки Тави и пересели на двух королевских слонов. Преодолев расстояние в две мили, они доставили нас к огромному бунгало, которое Махараджа держит для своих наиболее важных гостей. Дорога от реки шла прямо через главную улицу старинного города. О её ширине читатель может догадаться, если я замечу, что когда наши слоны переносили свой огромный груз, их наездники и даже пассажиры были вынуждены запрыгивать в переулки или забегать в магазины, чтобы не быть раздавленными ими! И мы, сидящие на их спинах, по-настоящему скрестив ноги на восточный манер, находились почти на одном уровне с жилыми квартирами, и, если бы отступили от представлений индусов об этикете, то могли бы видеть семьи в приватной обстановке. В доме отдыха нас с подобострастием встретила армия слуг, что выражало их надежду на бакшиш (чаевые – прим. переводчика) и ничего больше. Моей светлости было предложено выбрать мясо, дичь, рыбу и тому подобное. Затем меня спросили, хочу ли я начать свою трапезу с местной наливки «пег». Они искренне удивились, когда я попросил простую еду без мяса (то время как раз пришлось на мой пятилетний период вегетарианства) и отказался от их ликёров, вин и наливок. Такого белого безумца они никогда раньше не видели! И к тому же, разве они когда-то встречали джентльмена-европейца, общающегося с индусами по-дружески? Да, мы, два самых настоящих сахиба, путешествовали с темнокожими людьми, которые были с нами на равных, и было очевидно, что от общения с ними мы получаем удовольствие! Бисмилля![1]
.jpg)
Джамма, Кашмир
Мы узнали, что этим вечером по просьбе страдавшего от боли Махараджи приедет один известный доктор-европеец, чтобы сделать ему назначения, и поселится в одном доме вместе с нами. Я сразу же попросил сопровождавшего нашу компанию министра переселить нас в стоявшее неподалёку маленькое бунгало, чтобы не видеть, как этот доктор будет презрительно смотреть на моих дорогих темнокожих коллег, что наверняка бы случилось. Моя просьба была удовлетворена, и мы переехали в очень удобный дом из четырёх комнат, отделённых друг от друга стенами с дверьми, и обрели независимость. Ввиду грядущих событий, о которых я расскажу, позвольте набросать его план. Вот он:
А – моя комната,C– комната пандита Гопинатха, также
служившая столовой Л.В.В. Найду и Т. Нараянасвами.
B – комната Дамодара. D – комната У. Т. Брауна
Следующим утром в 10.30 тот же министр Дурбара передал мне приглашение Его Высочества почтить его моим присутствием во дворце. А на нашем дворе мне на выбор уже стояли два слона и четыре богато украшенных прекрасных скакуна с попонами и сёдлами, покрытыми кашмирскими шалями, с серебряными уздечками и стременами, в сопровождении почётного караула вооружённых сипаев. Я выбрал слонов, и мы сели на преклонивших колени умных животных и отправились в путь, а сипаи двигались впереди, прокладывая нам дорогу. Я открыл для себя, что поездка на слонах не такая уж скверная вещь, когда сидишь на подушке со скрещенными по-восточному ногами. Раньше я уже пробовал ездить на слонах в хаудахах (в конструкциях с поднятыми сиденьями), но, несмотря на то, что они были покрыты серебряными пластинами или декоративно закреплялись как-то иначе, сидеть в них было очень неудобно, поскольку тебя трясёт и мотает вокруг вращающегося стержня как мешок с мукóй. Мы вновь протискивались сквозь узкие улочки Джаммы, заставляя всех прохожих укрываться в ближайших зданиях, и, в конце концов, добрались до дворца. Он, как это обычно бывает, был обнесён стеной с массивными воротами и имел примыкающий к нему двор с лошадьми, слонами, верблюдами, быками, ослами, тяжёлыми телегами, лёгкими повозками (экками), стогами сена, мешками с зерном, строительными материалами и всякой всячиной, всё вперемешку. Тут же в такт расхаживали вооружённые часовые и шныряли неопрятно одетые солдаты. Затем мы попали во внутренний двор, прошли через ворота дворца, поднялись по широкой лестнице и оказались в приёмной палате. После прошедших четырнадцати лет я забыл, как выглядело её внутреннее убранство, но в моём сознании осталось смутное воспоминание о царившем в ней беспорядке. Вскоре появился Махараджа. Он принял меня, выражая доброжелательность и вежливую учтивость, что, без сомнения, говорило о том, что здесь мне рады. В знак уважения к Махарадже я облачился в шерстяное платье, которое носят представители высшего класса Пенджаба – пижаму, жилет-безрукавку с большими полами, поверх неё набросил чогу или длинный халат, на ноги надел полосатые кашмирские носки и пурпурные тапочки, обшитые золочёной тесёмкой, которые, разумеется, я снял, заходя в дверь. В своей первой фразе, обращённой к моему переводчику, пандиту Гопинатху, он выразил удовольствие видеть меня в национальной одежде его страны. На слегка возвышающемся помосте для него расстелили ковёр с подушкой для спины, а мы должны были сесть на покрытом ковровом полу. Однако он стащил подушку и, положив её на пол, жестом предложил мне сесть рядом с ним. При этом Махараджа назвал меня своим старшим братом и завязал разговор, начав его с традиционного обмена комплиментами и добрыми пожеланиями. Он имел внешность благородного человека с печатью ума на челе и великолепными индусскими глазами, которые могли то гореть огнём энтузиазма, то вспыхивать гневом, то с интересом впиваться в собеседника, выдавая глубокий ум. Его личность идеально вписывалась в царские покои, чего нельзя было сказать о некоторых других власть имевших особах, которых я встречал, похожих, скорее, на поваров или придворных, но никак не на вождей знатного происхождения. Он был мыслящим ведантистом, хорошо знакомым с разными философскими системами. Он искренне верил в существование живых Махатм и считал, что они делают для блага Индии всё возможное, насколько это позволяет её Карма, но не более того. Затем он плавно перешёл к разговору о своём собственном здоровье и сказал, что знает о моих исцелениях и недавнем запрете продолжать месмерическую практику, но спросил, не смогу ли я, по крайней мере, уменьшить острую боль, от которой он страдал. Конечно же, я согласился, и после того, как он снял свой тюрбан, я начал делать лечебные месмерические пассы, прикладывая все свои силы. Он подчинялся моим манипуляциям с полной покорностью, что, надо признаться, вызвало у меня особое ощущение, потому что у американцев нет привычки обращаться с правителями мира сего, как с обычными людьми, хотя теоретически они могут относиться к ним как к равным. Мне было приятно избавить Его Высочество от боли, и когда аудиенция завершилась, он попросил меня навещать его дважды в день пока я у него в гостях, чтобы мы могли беседовать на возвышенные религиозные темы, которые интересовали нас в равной степени.
Тем же вечером, находясь в нашем бунгало, я увидел, как с веранды к нам направляется странное шествие. Сначала вошёл придворный. Его сопровождали двое слуг, один из них держал весы, а другой нёс на плече тяжёлый мешок, который он с трудом уложил у моих ног. За ними последовала вереница из одетых в тюрбаны темнокожих слуг в количестве двадцати одного, у каждого из которых на голове покоилась плоская корзина с фруктами или сладостями. Нагромоздив друг на друга, они сложили их на стол, а придворный их пересчитал. После этого все слуги удалились. Пока я в удивлении размышлял над тем, что всё это может означать, Гопинатху сказали, что Его Высочество принял меня в качестве гостя первого класса, поэтому мне прислали двадцать одну корзину. Затем придворный пояснил, что бывают гости трёх классов, второму из них подносят четырнадцать корзин, третьему – семь, а ниже этого гостей быть не может! Затем он открыл рогожный мешок и высыпал его содержимое, которым оказались серебряные монеты, на весы, взвесил их и взял с меня расписку за 500 рупий. Он объяснил, что это «столовые деньги», хотя почему они нам причитались, когда все наши мыслимые и немыслимые желания были удовлетворены, я понять не мог. Однако таков был обычай Кашмирского двора, и для Его Высочества поступать подобным образом было делом чести, поскольку с давних пор это всегда делалось индийскими царями.
На следующий день я дважды посещал дворец, где мы с Махараджей продолжили обсуждение философии Веданты, а я даже сделал несколько месмерических пассов. При этом разговоре присутствовал его Деван (премьер-министр) вместе с другими чиновниками, включая главного судью, которые в свободной восточной манере время от времени встревали в разговор. Это всегда удивляет европейцев. Так, если на улице соберётся толпа, и завяжется спор, то все люди будут выслушивать замечания какого-нибудь мальчишки так же внимательно, как если бы он был взрослым. Вероятно, это происходит потому, что в соответствии с общепринятой верой в карму, юными могут быть только наши физические тела, а их внутренние обитатели у всех одинаково старые? Во всяком случае, такое предположение имеет право на существование наравне с другими.
Во второй половине дня Махараджа устроил игры и бои животных. Он отвёл меня в свой павильон и, заняв самое почётное место, усадил меня рядом с собой. Для меня это зрелище было чем-то совершенно новым, и хоть я и оставался сторонним наблюдателем, этого мне было вполне достаточно. Сначала шли бои баранов, слонов и лошадей: первые были смешными, вторые – скучными, поскольку слоны никак не впадали в ярость, а третьи – драматичными, так как породистые жеребцы, набросившись друг на друга, заржали и попытались кусаться. Звериные баталии завершились петушиными боями.
Вечер мы провели в приятных разговорах с главным судьёй, во время которых он проронил фразу о том, что Махараджа был «так покорён мной, что предоставит мне всё, что я ни попрошу». Эти его слова я просто принял к сведению, но после того, как судья удалился, к моему удивлению, молодой Браун попросил меня похлопотать, чтобы его назначили судьёй. «Ну и ну!», – воскликнул я: «Вы только что приехали в Индию, чтобы посвятить себя бескорыстной работе, о которой я предупреждал вас в письме, говоря, что вам не следует ожидать ничего, кроме возможности самопожертвования! Вы только что удостоились посещения Учителя и получили от Него письмо – это честь, которая не была оказана даже самым старым членам нашего Общества, и вы готовы поддаться первому же искушению и занять пост, для которого вы ещё не созрели?». Я объяснил ему, что если Махараджа действительно меня уважает, то причиной этого является его убеждение в том, что ни я сам, ни мой близкий друг никогда не примем от него какой-нибудь подарок или любой другой знак его благоволения. После этого он уставился в одну точку и больше ничего не сказал, но я раз и навсегда разоблачил его внутреннюю сущность, и вся его последующая карьера подтвердила правильность моих догадок.
На следующий день, как обычно, я отправился во дворец и во второй половине дня стал свидетелем смотра правительственных Кашмирских войск, возглавляемых их главнокомандующим, генералом принцем Рамой Сингхом. Впоследствии эти войска блестяще проявили себя в нескольких британских приграничных экспедициях. Всё это было очень хорошо, но в ту ночь произошло событие, которое полностью вытеснило из моей головы всё остальное: исчез Дамодар! Он ушёл из своей комнаты, и, обойдя ранним утром все окрестности, я так и не смог его найти.
___________________________
1 –Бисмилля («во имя Аллаха»!) – исламский термин для обозначения фразы, с которой начинается каждая сура Корана, кроме девятой – прим. переводчика
Перевод с английского Алексея Куражова
06.11.2017 14:10
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".