Листы старого дневника. Том II. Главы XXVII, XXVIII. Генри С. Олькотт
.jpg)
ГЛАВА XXVII
ПУТЕШЕСТВИЯ И ИСЦЕЛЕНИЯ В БЕНГАЛИИ
Бенгальский залив
Пока современные учёные не взялись серьёзно изучать месмеризм под маской гипнотизма, на нём более или менее заслуженно лежало клеймо шарлатанства. Его защитники необоснованно приписывают ему слишком много, а его противники – слишком мало.Незыблемая прочность основ месмеризма теперь окончательно доказана результатами недавних исследований гипноза. Если реальность таких важных феноменов как ясновидение, передача мыслей на расстояние и месмерическая аура или «флюид» всё ещё вызывает споры, то утешительно осознавать, что свидетельства об их действительном существовании накапливаются ежедневно. Вскоре материалисты будут вынуждены их признать, как они уже признали другие феномены месмеризма.
На вышеизложенные мысли меня натолкнули записи о проведённых мною в 1883 году психопатических опытах, которые сейчас вспомнились. Тогда я впустую потратил огромный запас своей жизненной силы, пытаясь без разбора лечить пришедших ко мне на лечение пациентов. В то время как мне удалось исцелить сотни людей, я потерпел неудачу в сотнях других случаев, принеся многим лишь временное облегчение, несмотря на то, что при этом я так же напрягал свою силу воли и так же щедро вливал свой жизненный флюид, как и в более успешных случаях. Более того, я могу утверждать, что когда моё лечение не было эффективным, я прикладывал в два, а иногда и в десять раз больше усилий, чем когда совершал самые удивительные и сенсационные исцеления. Однажды, когда после утренней работы я почувствовал себя очень усталым, мне подумалось, что в будущем я мог бы более экономно расходовать свои силы, прибегнув к системе отбора пациентов. Почему бы мне не начать использовать какой-нибудь тест – проводить некие измерения ауры, иначе говоря, аурометрию и уже с помощью неё отбирать наиболее чувствительных пациентов и не тратить силы на других? Я постулировал для себя существование в каждом человеке нервного флюида, который для него уникален и не встречается ни у одного другого индивида. Этот флюид образуется в головном мозге, позвоночнике и других центрах (сат чакрамах), от которых он проводится к конечностям по нервам и может быть воспринят нервной системой другого человека. Для этого пульсации и вибрации её ауры должны находиться в таком же состоянии, как и у первого, и в это состояние они могут входить благодаря симпатической связи с определённым нервным флюидом и только с ним. Поэтому целитель наподобие меня не может заставить свою нервную ауру перейти в нервную систему пациента, с которым у него нет симпатических вибраций, подобно тому, как электрический ток не может течь по проводнику, неспособному его проводить. Если же имеет место противоположная ситуация, то лечебный эффект и быстрота его возникновения у любого конкретного пациента будут пропорциональны степени соответствия симпатических вибраций больного и врача. Обвинения в шарлатанстве могут быть предъявлены целителю только тогда, когда он будет делать вид, что обладает некими чудесными силами, с помощью которых можно вылечить любого пациента, имеющего веру в эти силы независимо от симпатического соответствия нервных систем обоих. Дальнейшее развитие этой гипотезы ввело бы психопатию (месмеризм) в область настоящей науки. Тогда какая же проба может быть предложена для выявления вышеупомянутой симпатической связи? Как из числа случайных прохожих распознать и выбрать наиболее чувствительных к лечению? Пригодный для этого тест должен заключаться в появлении какого-то феномена, и это понятно даже самому необразованному. Известен только один феномен подобного рода – это «месмерическое притяжение». Его можно применять следующим образом. Пациент должен встать прямо и, ни к чему не прислоняясь, опустить руки (конечно, если они не парализованы) и закрыть глаза, чтобы можно было исключить его реакцию на «молчаливое внушение», совершаемое движениями рук целителя. В этом отношении ещё лучше, если пациент повернётся к нему спиной. Затем целитель концентрирует свои мысли и волю на голове пациента и молча подносит к ней свою руку, сведя кончики пальцев вместе. При этом его рука становится своего рода магнитом, к которому начинает притягиваться голова пациента. В таком состоянии целитель должен находиться несколько минут, после чего можно делать вывод о том, последовал желаемый эффект или нет. Если почти сразу же после этого пациент начинает покачиваться на ногах, а его голова перемещается в сторону руки оператора, то последний может быть уверен, что имеет дело с очень симпатическим сенситивом, и излечение его болезни произойдёт практически мгновенно. Случай исцеления молодого брамина от паралича лица и языка наглядно иллюстрирует это моё предположение, равно как и излечение Бадринатха Бабу, слепого из Бхагалпура, который, на удивление, оказался очень чувствительным субъектом. Если имеет место менее выраженное, но всё-таки заметное притяжение головы пациента к руке оператора, то излечение болезни может наступить после двух-трёх или более сеансов. Лечебное воздействие практически невозможно, если после трёх-четырёх минут воздействия оператора голова и тело пациента не дадут никакой двигательной реакции. В этом эксперименте нет ничего оригинального, поскольку феномен притяжения был известен ещё со времён Месмера, однако новизна заключается в том, чтобы использовать его в качестве аурометра – мерила психопатической (месмерической) чувствительности. Я попробовал использовать этот подход уже на следующий день и добился весьма неплохих результатов: мои пациенты, которые были наиболее чувствительными, поддавались лечению лучше всего. Так, Бадринатх Бабу, оказался восприимчив до такой степени, что, как говорилось в предыдущей главе, я мог отклонить его голову до самого пола, а затем, переместив свою руку на его затылок, поднять её обратно вверх и отклонять назад, пока он не падал в мои объятья. С тех пор мне больше не приходилось тратить свою нервную силу на сопротивление нервной системы пришедших на лечение. Это произошло после того, когда я обрёл уверенность в определении чувствительности своих пациентов, что очень сильно помогало мне в работе. Для себя самого я мысленно подразделял всех больных на десять классов по степени чувствительности и лечил их в соответствии с этим.
Среди образованных европейцев, которые приезжали в гостевой дворец Махараджи, чтобы стать свидетелем моих исцелений, был преподобный Филипп С. Смит из миссии Оксфордского университета – невысокого роста бледный человек, конечно, блестяще образованный. Он представлял собой тип религиозного аскета и как последователь римско-католической церкви одевался в белую сутану, а голове носил шляпу в форме американского пирога. По отношению ко мне он был очень доброжелательным, и я создал ему все условия, чтобы он мог убедиться в подлинности месмеризма. Он наблюдал за каждым случаем, задавал пациентам много вопросов и прекращал свою работу, пока мы с ним не оставались одни в вечерних сумерках. Затем мы долго говорили с ним о целительстве и после этого детально анализировали каждый случай. Он заявил, что полностью удовлетворён увиденным и сказал, что никогда не поверил бы в такие исцеления, опираясь на свидетельства третьих лиц. Затем он упомянул о библейских чудесах и был вынужден признать, что видел, как я совершаю многое из того, что приписывается Иисусу и апостолам в отношении целительства: слепые прозревают, глухие начинают слышать, немые обретают дар речи, парализованные двигают конечностями, а невралгия, острая боль, эпилепсия и другие недуги отступают. «Тогда, мистер Смит, скажите мне, пожалуйста», – спросил я, – «как бы вы соотнесли увиденные вами исцеления с точно такими же, описанными в библейских рассказах? Если я делаю то же самое, почему бы их не объяснить одними и теми же причинами? Если библейские исцеления были чудесными, тогда почему же моим не быть таковыми? Но если они абсолютно естественны и могут совершаться теми, кто имеет соответствующий склад психики и может подобрать соответствующих пациентов, то тогда почему я должен верить в то, что деяния Петра и Павла являются доказательством существования чудодейственной силы? Мне это кажется довольно нелогичным». После этого невысокий священник на несколько минут глубоко задумался, а я в это время спокойно курил в тишине. Затем он дал мне весьма оригинальный ответ, который я никогда не забуду: «Я соглашусь с вами, что феномены одинаковы в обоих случаях, и в этом я не могу сомневаться. Я могу объяснить их, только прибегнув к предположению, что наш Господь совершал исцеления посредством человеческой ипостаси Своей природы!».
Девятого марта (1883 года) я побывал на обеде в доме самого образованного бенгальского брамина и пандита, ныне покойного Таранатха Тарки Вачаспати, автора знаменитого санскритского словаря. Он приготовил для меня еду и оказал самую высокую честь, которая только возможна в Индии: передал мне священный шнурок брамина, принял меня в свою готру[1] (Сандилью) и поделился своей мантрой.
Это явилось своего рода посвящением меня в касту браминов, и, мне кажется, это первый случай, когда белый человек прошёл соответствующий обряд во всех деталях, хотя священный шнурок в своё время также получил Уоррен Гастингс. Мне дали понять, что такая благосклонность была выказана мне в знак чувства благодарности, которую испытывали ко мне индусы за успехи в деле возрождения санскритской литературы и пробуждение интереса индийского народа к религии. С тех пор я часто выражал глубокую признательность за оказанную мне честь, и, будучи тогда и сейчас официально принятым и убеждённым буддистом, я всегда носил пойту, которую почтенный пандит когда-то надел мне на шею.
Наши злостные враги совсем недавно были так добры заявить, что мы, два основателя, ничего не сделали для индийских детей. Вероятно, они даже не попытались вспомнить о религиозных школах, библиотеках и обществах для мальчиков, которые мы открыли повсюду. По своим дневниковым записям я вижу, что первая религиозная школа была открыта нами в Калькутте 11-го марта (1883 года). Её директором и учителем стал Бабу Мохини Мохун Чаттерджи, которому помогали другие члены нашего Филиала в Калькутте. С тех пор в этом мегаполисе открывалось общество за обществом, каждое из которых заботилось о моральном, религиозном и интеллектуальном благе молодёжи обоих полов, и в настоящий момент сотни индусов руководствуются принципами своей древней религии. В 1883 году открылось Теософское Общество для леди, а его президентом стала прекрасная и талантливая миссис Гхосал. Одним из итогов работы этого Общества стало основание журнала «Бхарати», вполне сопоставимого с крупными Лондонскими и Нью-Йоркскими периодическими изданиями.
После прочтения нескольких публичных лекций в набитых до отказа людьми аудиториях моя работа в Калькутте была завершена, и 12-го марта я возобновил своё путешествие, направившись в Кришнагар. Там я также выступал с лекциями, исцелял больных и принял семнадцать человек в члены местных Филиалов Общества. На следующий день я месмеризировал воду для ста семидесяти желающих. В этом городе жил один ничем не примечательный гончар, в теле которого, должно быть, воплотилась душа какого-то древнего скульптора, настолько он мастерски лепил разные фигурки. Так, крошечная статуэтка, цена которой составляла всего лишь одну рупию, изображала брамина, совершающего утреннее поклонение. Мне кажется, что я нигде не видел большей экспрессии, вложенной в глину: его лицо выражало очень интенсивную концентрацию ума и интроспекцию, являясь настоящим шедевром. Приложив все свои силы, позднее мне удалось убедить своего хорошего друга, махараджу сэра Джотендра Мохуна Тагора, члена Ордена Звезды Индии, возвести в одном из многолюдных местных кварталов Калькутты статую арийского Риши в натуральную величину по проекту Рама Лала с соответствующей надписью на пьедестале, чтобы этот памятник напоминал современным индусам об их славных предках. Глядя на майдан и другие открытые пространства, усеянные помпезными статуями удачливых иностранных завоевателей и хитрых политиков, сильно сожалеешь, что ни один богатый индус и ни одно сообщество обеспеченных людей не выступает с инициативой возведения памятников великим мудрецам и святым, всемирная слава которых украшает своим лучезарным сиянием арийскую расу, служа маяком для ещё неродившихся поколений.
Кришнагар
Следующим городом, который я посетил, была Дакка – один из центров Индийской истории в прошлом и современной культуры в настоящем. Здесь я гостил у Бабу Парбати Чарана Роя, высокообразованного государственного служащего и убеждённого материалиста. В его доме мне довелось встретиться с людьми, принадлежащими к обществу высокой культуры, среди которых были Бабу П. Ч. Рой, доктор философии Лондонского университета, впоследствии Регистратор Калькуттского университета, и его образованная жена, одна из самых культурных леди Общества «Брахмо». Они стали моими друзьями. С ними мы весьма приятно провели время, не занятое моими лекциями и другими общественными обязанностями, в приватных беседах, касающихся философских и теософских тем. Парбати Бабу являлся человеком, которого следовало бы перетянуть на нашу сторону, и я с радостью отвечал на его вопросы и пытаться развеять его сомнения относительно различных религиозных вопросов. Я вспоминаю, как он водил меня в свою библиотеку и показывал прекрасную коллекцию книг, львиная доля которых вышла из-под пера западных писателей, и когда мы подошли к последнему книжному шкафу, я сделал вид, будто что-то ищу. Он спросил, чтó я хотел бы увидеть. Я рассказал, что предположил существование у него ещё одной комнаты, в которой хранятся труды индийских авторов, в том числе, и на санскрите. «Нет», – ответил он, – «это всё, но разве этого недостаточно»? «Достаточно», – согласился я и добавил: «Но, разумеется, не для брамина, который хочет знать, каким образом его религия может ответить на критику чужеземных скептиков: всё это на руку Европе, которая не знает и не хочет знать о том, чему учат арийские Шастры». Мой собеседник слегка покраснел, и, мне кажется, это был первый раз, когда белый человек упрекал его за то, что он знаком со взглядами исключительно белых людей. Как бы то ни было, через какое-то время этот блестящий выпускник университета обратил пристальное внимание на Шастры и начал их очень серьёзно изучать. Буквально на днях он опубликовал книгу, заявив в ней о своём полном согласии с взглядами религии своих предков. [2]
Дарджилинг.Железная дорога 1881 года
От Дакки до Дарджилинга – немалое расстояние, даже если добираться по железной дороге. В Силигури нас пересадили из обычного поезда в паровой трамвай, который взбирался в Гималаи самыми окольными путями, огибая холмы, кружа и дважды проезжая по одному и тому же месту, а один раз делая восьмёрку. Его маршрут проходил через леса и дремучие джунгли, рассекая моря диких цветов, растущих по обочинам железной дороги. По пути нам встречались группы местных бутанских кули и простых бутанцев, бредущих вдоль рельсов с ношей, которую они переносили на своих спинах в корзинах, похожих на перевёрнутые конусы и закреплённых ремешками, перекинутыми через их лбы. Наш путь пролегал через маленькие деревушки, населённые горцами и бенгальскими лавочниками, которые выставляли свой товар на дверях зловонных убогих трущоб, служивших им одновременно и лавками, и жильём. По мере того, как мы поднимались всё выше и выше, высокогорный воздух становился всё холоднее и разрежённее, а понижение температуры заставило нас надеть пальто и накинуть пледы. На каждом повороте нашему взору открывались всё новые виды равнин, окутанных горячим и влажным воздухом, реки казались блестящими нитями, здания напоминали кукольные домики, а движущиеся животные и люди – фигурки игрушечного Ноева ковчега. Наконец, к концу подъёма мы оказались среди нагромождения горных пиков, увенчанных сверкающими вершинами Канченжанги, или Дхаулагири, вздымающихся в небо на высоту, в два раза большую, чем гребень Монблана. На железнодорожной платформе в Дарджилинге меня встретили братья из местного Филиала Общества. Они устроили мне тёплый приём и отвезли в горный дворец махараджи Бурдвана, который приказал предоставить его в моё распоряжение и оказать мне гостеприимство.
Дарджилинг на фоне г. Канченджанги
Только тот, кто жил в жарком климате индийских равнин, может по-настоящему оценить невыразимое облегчение и радость, испытываемые добравшимся до этой высокогорной станции, расположенной на высоте около 8000 футов. Местный климат похож на английский, и горящий в камине огонь воскрешает в памяти очарование домашнего очага. Однако на улице, особенно на базаре или на рыночной площади, уже почти ничего не напоминает Англию, так как тебя повсюду окружают толпы желтокожих людей с монголоидными чертами лица, одетых в причудливые головные уборы и костюмы, а вокруг слышится многоголосие дюжины незнакомых языков. Здесь можно встретить торговца, продающего тибетские молитвенные барабаны, бирюзовые ожерелья и магические коробочки, которые носят на шее и руках. Поодаль можно увидеть другого продавца, торгующего толстыми красными спальными коврами из Тибета, прелестными белыми и синими узорчатыми покрывалами из Бутана, а также ткаными цветастыми шерстяными кушаками с бахромчатыми краями, которые одевают все живущие в горах мужчины и женщины, чтобы фиксировать на талии свою свободно сидящую верхнюю одежду. За ним стоит третий торговец, продающий сладкозвучные кимвалы и колокольчики из Лхасы. Рядом с ним толпятся зазывалы, предлагающие купить пони, одежду, зерно и всякую всячину, которая пользуется спросом. И всё это происходит в атмосфере шумной суматохи. Пробираясь к восточной части базара, я увидел приближающегося ко мне человека, который внимательно смотрел на меня и улыбался. Я тут же остановился. В тот миг я едва мог поверить своим глазам, совершенно не предполагая, что его можно здесь увидеть. Это был один из старших учеников Махатмы, с которым я познакомился в одном сильно удалённом отсюда месте. Я стоял неподвижно, ожидая, какие же действия он предпримет. Но когда он подошёл совсем близко, то повернул в сторону, не сводя с меня своих улыбающихся глаз, и удалился. После этого я нигде не мог его найти.
В течение следующих двух дней я был сильно загружен делами, принимая посетителей, ведя с ними разговоры на возвышенные темы и занимаясь лечением больных. Двадцать четвёртого марта я выступил с лекцией в городском зале на тему «Теософия – не иллюзия, а истинная наука». Тем утром я любовался зрелищем, которое не смогу забыть до конца своих дней. На фоне ясного неба я увидел Дхаулагири, не закрытую пеленой тумана. Это было похоже на раскрытие дверей в мир богов и бессмертных. Человеческий язык бессилен точно передать всё величие этой картины. Я вышел из дома ещё до рассвета и ожидал восхода солнца. На синевато-стальном небе не было ни облачка, которое бы затмевало свет звёзд. Обратив взор на восток, я увидел, как из мрака ночи внезапно проступила вершина, покрытая вечными снегами. Она представляла собой небольшую светящуюся белую массу, взмывавшую в небо на такую высоту, что мне пришлось задрать голову, чтобы её увидеть. В тот момент в небесах сияла только эта вершина, окружённая лишь ночью и звёздами, а остальные горы оставались погруженными в глубокий сумрак. Но вскоре предо мной во всём своём величии предстал другой пик, а затем, подобно брызгам расплавленного серебра, начали зажигаться остальные, и через несколько минут ослепительно ярко сияла уже вся мощная снежная шапка царственной горы. Возвышаясь на 20000 футов над Дарджилингом и ещё более чем на 7000 футов над равнинами, она смотрелась издалека как нереальный фантастический объект. Недаром индусское поверье сделало Канченджангу обителью Риши, этих совершенных воплощений всех человеческих добродетелей!
Двадцать шестого марта я покинул Дарджилинг, спустившись в Силигури, где ещё раз ощутил на себе жаркое дыхание равнин, которое в силу разницы температур в сорок с лишним градусов по Фаренгейту было ужасным. Моя конечная цель заключалась в том, чтобы добраться до Джессора, что и произошло 28-го марта. Там, как обычно, я выступил с лекцией, а 29-го числа открыл местный Филиал Теософского Общества. Оттуда я перебрался в Нараил, где меня разместили в бунгало для путешественников. Оно имело соломенную крышу и бамбуковые татты (tattas)[3].
Казалось, что это хлипкое сооружение развалится от первого же порыва сильного ветра. А в это время столбик термометра стоял на отметке 106° по Фаренгейту. Представьте, насколько комфортно мне было пребывать в этих условиях! Из-за отсутствия помещения, в котором можно было бы выступить с лекцией, я прочитал её перед многолюдной толпой прямо со ступенек здания школы. Поскольку среди присутствовавших на ней не было ни одного европейца, я надел свой индийский муслиновый костюм и ходил в нём с большим удовольствием. Если бы европейцы, попавшие в тропики, уступили здравому смыслу, то отказались бы от привязанности к тесным одеяниям, которые к тому же не дышат, в пользу свободных и тонкотканных одежд и головных уборов местных жителей. Но что можно ожидать от людей, которые надевают костюмы и цилиндры по моде Пикадилли даже на пикники и как рабы подчиняются традиции наносить визиты в самую знойную часть дня, хоть это и весьма неудобно? Затем я открыл Филиал Теософского Общества в Нараиле, в который вошли четырнадцать человек. Потом через Джессор я направился в Калькутту, продолжив своё путешествие на паланкине, в местной лодке и дак гхарри (почтовом экипаже) при круглосуточной температуре воздуха 101° по Фаренгейту. После прибытия в гостевой дворец махараджи мне сильно хотелось хоть немного отдохнуть, но этого мне не дали сделать набежавшие пациенты, которые оказались настойчивыми и горластыми. Поэтому в течение дня я работал, не покладая рук, и, вполне естественно, вечером у меня началась нервная лихорадка, поднялась высокая температура, и я почувствовал упадок сил. Но на следующее утро я был твёрд и позволил себе отдохнуть, что было так необходимо. Однако уже вечером я нанёс визит моим дорогим друзьям, чете Гордонов, а затем провёл заседание бенгальского Теософского Общества, посвящённое приёму в него новых членов. Утром следующего дня (4-го апреля) я уехал в Берхампур, расположенный в Округе Муршидабад.
В Азимгандже, как и в прошлом году, меня встретили джайны, являвшиеся членами нашего Общества. После традиционного поднесения гирлянд, букетов, окропления ароматизированной водой и прохладительных напитков они торжественно проводили меня к усыпанной цветами лодке, в которой я переплыл реку. А на другом берегу меня уже ожидало несколько переданных в моё распоряжение пёстро раскрашенных экипажей, которые прислал за мной из Берхампура наш испытанный и верный друг Динанатх Гангули, правительственный адвокат. Приём в Берхампуре был таким же ярким и праздничным, как и в предыдущий раз, а воодушевление и приветствия такими же искренними. За этим последовали исцеления больных, лекция под открытым небом в огромном сельском дворе, превосходно украшенным по этому случаю иллюминацией, и большое собрание местного Филиала Общества с семью новыми принятыми в него членами. На третий день я перешёл под опеку Девана и личного секретаря Наваба Назима из Нижней Провинции, которого послали пригласить меня переночевать во дворце его Высочества в Муршидабаде. Тем вечером у меня с его хозяином состоялся долгий разговор, и я великолепно провёл ночь, несмотря на роскошную обстановку. Она очень сильно контрастировала с комнатой из бамбуковых ширм, соломенной хижиной и другими необычными домами, в которых мне ещё совсем недавно доводилось бывать. Было забавно наблюдать удивление и ликование Наваба, когда на следующее утро я избавил здоровенного патана [4], служащего его военного ведомства, от сильного приступа радикулита, прежде чем снова отправиться в Азимгандж.
Следующим пунктом моего путешествия был Бхагалпур, в который я попал в 10 часов вечера. Там мне оказали очень радушный приём. Конечно, на нём были и приветственные речи, и ответные слова, и всё, как обычно, закончилось цветами. Бабу Тедж Нараен, очень доброжелательный и патриотичный человек, доставил меня в свой роскошный гостевой дворец. На следующий день я лечил больных и посетил школу, точнее, колледж, открытый вышеупомянутым джентльменом под эгидой Теософского Общества, в котором более 300 мальчиков-индусов изучали индуизм, а ученики-мусульмане – догматы ислама. Он потратил на его строительство 20000 рупий и каждый месяц выделял сумму в 150 рупий на текущие расходы, прибавляя её к 250 рупиям, ежемесячно получаемым в качестве платы за обучение. Талантливым ректором этого колледжа был доктор Ладли Мохан Гхош, один из старых и верных членов Теософского Общества. Как записано в моём дневнике, на следующий день я вылечил двух пациентов с истерией, одного с люмбаго, одного с гемиплегией и трёх с ревматизмом. На заседании Филиала Общества в него были приняты восемь новых членов, среди которых был один обладавший величайшей добродетелью джайн, назначенный на должность судьи при Правительстве. На следующее утро я, как обычно, работал врачом. Одним из моих пациентов оказался глухой человек, который через полтора часа моего лечения мог слышать обычную разговорную речь с расстояния двадцати футов. После этого в Общество были приняты ещё четыре кандидата, а затем я сел на товарный поезд, идущий в Джамалпур, крупный железнодорожный узел. Там меня поселили в очень убогом маленьком домишке недалеко от железнодорожной станции. Он был самым лучшим из тех, которые мне могли предоставить бедные местные члены Общества, и в нём я чувствовал себя также комфортно, как и во дворце. Затем состоялось заседание местного Филиала Общества, в которое были приняты новые члены.
На следующий день я вылечил двадцать пациентов, но жара была настолько нестерпимой, что я сильно обрадовался, когда время работы подошло к концу, и толпы больных покинули мои апартаменты. Вечером того же дня я выступил с лекцией в большом просторном зале, который был до отказа набит толпой народа. В конце этой лекции меня совершенно бесцеремонно принялся перебивать один европеец с лицом как у свиньи, который был членом какой-то оппозиционной секты. Однако в ответ он получил то, что заслужил и, пожалуй, даже больше, чем мог предполагать. Следующими пунктами моего путешествия были соответственно Гая, Буддх Гая и Думраон. В них также происходили исцеления, читались лекции, проводились заседания Филиалов и приёмы в члены Общества. При этом каждый день держалась температура от 100° до 106° по Фаренгейту.
Весьма неприятный и удручающий с моей, европейской, точки зрения эпизод произошёл на лекции в Думраоне. На неё явился пьяный, сквернословящий крестьянин, работающий на плантациях индиго, захватив с собой бутылку бренди и корзину с газированной водой в бутылках, которые он распивал во время моего выступления. Представьте, какое впечатление он произвёл этим проступком на аудиторию, состоявшую из трезвых, интеллигентных и обладавших чувством собственного достоинства индусов! Можно ли удивляться тому, с каким презрением они относятся к господствующей белой расе, общественная мораль которой так сильно отличаются от их собственных норм приличия? В то же время, приятно заметить, что на моих лекциях по всей Индии больше не было ни одного случая подобного унизительного поведения. Однако аналогичные инциденты часто имели место среди индийских солдат и матросов, служивших в Британской Армии и Военно-Морском Флоте.
За мной повсюду следовал Бадринатх Бабу, слепой пациент, которого я ежедневно лечил, а его зрение постоянно улучшалось. Именно в Думраоне его глаза обследовали с помощью офтальмоскопа, и, поскольку это касается науки и является фактом, а не фантазией и суеверием, я могу привести одну-две цитаты из письма медика, который проводил это исследование. Его результаты он направил в Калькуттское «Зеркало Индии» из Арраха 18 апреля 1883 года. Этим медиком был доктор Броджендра Натх Баннерджи, выпускник Калькуттского медицинского колледжа, который являлся лучшим учеником офтальмохирургов Штабного Колледжа. Его свидетельство без сокращений перепечатано в Приложении к «Теософу» за май 1883 года. Он пишет:
«Слово «замечательные» едва ли подходит к описанию исцелений, произведённых полковником Олькоттом во время его нынешней поездки. Неоспоримый факт заключается в том, что пациенты, признанные самыми образованными европейскими и индийскими врачами безнадёжными и неизлечимыми, были вылечены им, словно по мановению волшебной палочки. При этом в его методах нет ничего секретного. Напротив, он настоятельно приглашает медиков исследовать и изучать их, то есть, отнестись к ним с научной точки зрения. Он не взимает платы за лечение, не ищет славы и даже не ждёт, что ему скажут «спасибо», но прилагает все силы, обучая своему методу членов его Общества и облегчая людские страдания. Растраты жизненной энергии, с помощью которой он исцеляет неизлечимых больных, такие огромные, что кажется чудом, как это может удаваться человеку его преклонных лет. Я видел, как он лечил тридцать или сорок пациентов, но чтобы вы могли составить представление о них всех, достаточно привести несколько примеров».
Затем доктор перечисляет случаи исцеления и описывает пациента с постоянной болью в груди, длившейся четыре года и возникшей после того, как его лягнула лошадь; двух пациентов, страдавших глухотой, один из которых был лишён слуха последние двадцать семь лет; больного хронической дизентерией и пациента с эпилепсией. После этого он переходит к наиболее интересному случаю слепого Бадринатха. Думаю, будет лучше, если я приведу его слова почти без сокращений. «Боидья Натх (на бенгальском диалекте Бадринатх) Банерджи, образованный джентльмен, адвокат и судья из Бхагалпура, страдал (хронической) глаукомой и атрофией дисков обоих зрительных нервов в течение последних семи лет. Зрачки его глаз не реагировали на свет. Это заболевание было признано неизлечимым двумя лучшими окулистами Индии, а именно, докторами Кэйли и Р. Г. Сондерсом. Боидья Натх Бабу обладает заключениям доктора Кейли, подтверждающими это. Боидья Натх Бабу прошёл только четырнадцать сеансов лечения [моего – Г.С.О.] с 25 февраля этого года по настоящее время (в течение около восьми недель). После этого зрение его левого глаза полностью восстановилось, а правого становится всё лучше. Этим утром своим правым глазом он смог даже различить оттенки цветов, растущих на расстоянии двадцати ярдов от него. Вчера мы с моим другом, Бабу Бепином Бехари Гуптой, ассистентом хирурга в Думраоне, осмотрели его глаза с помощью офтальмоскопа. Мы обнаружили, что атрофированные диски зрительных нервов стали здоровыми, а запустевшие кровеносные сосуды наполнились кровью и питают эти диски…. Теперь пациент может легко ходить без посторонней помощи, а набухание глазных яблок, вызванное глаукомой, исчезло. Этот случай ранее не описан в медицинской литературе, и каждый хирург-офтальмолог, читающий эти строки, сочтёт проведённое лечение беспрецедентным. Я изложил его суть своим собратьям-коллегам в надежде, что этот случай обратит их к теме месмеризма, основанного на строго научных принципах и способного производить такие ошеломляющие чудеса исцеления…. Я упомянул имена докторов Кейли и Сондерса в связи с этим случаем только из уважения к их высочайшему авторитету, а также, чтобы придать вес их официальному заключению, данному полковнику Олькотту, о бесперспективности лечения этого пациента. Я адресую эту заметку, главным образом, своим коллегам, поскольку никто лучше них не знает, насколько смело я могу утверждать, что в мировой медицинской практике нет ни одного сообщения о втором подобном случае».
Благородный энтузиаст, доктор Баннерджи обладает таким чистым сердцем, что, ослепив его, оно позволило ему представить, как его коллеги кинутся пролистывать том Брейтвейта, чтобы убедиться в том, что я могу научить их каким-то стóящим знаниям, с помощью которых можно облегчать человеческие страдания; он должен учесть опыт молодого помощника хирурга из Галле, который тоже отважился рассказать правду об увиденных им исцелениях «неизлечимых» пациентов, которые я производил! В том же «Приложении к «Теософу»» (за май 1883 года) любознательный читатель может найти медицинское заключение, направленное в редакцию местного журнала «Восток» Пурной Чундрой Сеном, врачом-гомеопатом и хирургом из Дакки. В нём говорится том, как я за двадцать минут излечил два тяжелейших пациента от малярийной лихорадки, сопровождавшейся увеличением селезёнки и нарушением функции сердца, приведших к острой истерии. Кроме этого, в июньском «Приложении к «Теософу»» за 1883 год доктор Ладли Мохун Гхош опубликовал описание вылеченных мною десяти пациентов. Среди них он проводит свой собственный случай слепоты левого глаза, заболевание которого после обследования докторами Кэйли и Макнамарой из Калькутты было признано неизлечимым и, вероятно, врождённым. «Сегодня», – пишет доктор Ладли Мохун, – «за несколько минут простого месмерического лечения, заключавшегося в выдыхании воздуха через маленькую серебряную трубочку, полковник Олькотт восстановил моё зрение. Он попросил меня закрыть правый глаз и до сих пор бесполезным левым глазом прочитать обычный текст. Представьте мои чувства, которые не поддаются описанию». А кроме этого представьте чувства двух выдающихся окулистов и офтальмохирургов, которые признали мой глаз неизлечимым!
Из Арраха я отравился в Банкипур, где опять всё прошло по обычному сценарию: меня там очень доброжелательно встретили, и на всём протяжении визита в этот город я лечил людей. Аудитория, собравшаяся в зале колледжа на мою лекцию, была очень многочисленной и внушительной, а когда я выступил со специальным обращением к ученикам колледжа, она стала ещё большей. Проговорив целый час, я уже собирался остановиться, но аудитория наполнилась возгласами: «Продолжайте! Пожалуйста, продолжайте!». Поэтому я продлил своё выступление ещё на один час, и, я подозреваю, молодёжь продержала бы меня всю ночь, если бы я не сказал ей, что проголодался и должен идти домой, чтобы поужинать. Дорогие молодые коллеги! Какие же безграничные возможности заключаются в школьниках и студентах колледжей Индии, если они вас знают и любят! И эти возможности ценнее всех остальных, поскольку молодые люди ещё не испорчены жизнью, и чистота их юных натур ещё не запятнана контактом с обществом. Когда я умру и уйду с этого плана, я хочу остаться в памяти Другом Детей, и лучшей эпитафии мне не надо.
______________________________
1 – название кланов браминов, ведущих своё происхождение от божеств – прим. преводчика
2 – «От индуизма к индуизму».
3 – бамбуковые сетки или решётки, предназначенные для занавешивания дверей и окон, по которым стекает вода, чтобы увлажнять и охлаждать заходящий внутрь помещения воздух – прим. переводчика
4 – индийское название члена афганского племени патанов – прим. переводчика.
.jpg)
ГЛАВА XXVIII
ВИТИЕВАТЫЕ КОМПЛИМЕНТЫ
Мне очень неприятно, что я вынужден уделять так много внимания рассказам о собственных путешествиях и делах. Но как я могу без этого обойтись? В течение всех первых лет теософского движения я пребывал на официальной должности и был центром всей нашей административной деятельности: Америка пока дремала, ожидая работы в будущем; Англия насчитывала одну группу друзей, которая сторонилась публичности, а другая (Ионическое Теософское Общество) – не имела средств, чтобы делать то, что она захочет; Е. П. Б. оставалась дома, чтобы редактировать «Теософ» и зарабатывать очерками, посылаемыми в русские журналы, а я должен был постоянно находиться в дороге и на сцене, чтобы привлекать внимание общественности и открывать местные Филиалы Общества. Учитывая, что работа целителя была навязана мне при обстоятельствах вне моего контроля и без какого-то умысла с моей стороны, а её результаты, явившись главной сенсацией Общества в тот год, вызвали такой широкий общественный резонанс и искренний интерес, читатель должен любезно извинить мне дальнейшее употребление слова «я» и не обвинять в эгоизме. Я хочу, чтобы читатель понял, что в этом заключалась работа президента Теософского Общества, проделанная исключительно для Общества. А что это было сделано ради него, а не моей скромной персоны, демонстрирует доброжелательное отношение людей и их благодарственные речи. Чтобы на примере проиллюстрировать, с чем мне приходилось сталкиваться лицом к лицу, и, предполагая, что это будет очень интересно, по совету моего английского друга, в здравомыслии которого я уверен, позвольте в качестве забавного отступления процитировать здесь перевод текста обращения, зачитанного мне в Бхагалпуре на санскрите. Однако в действительности, даже прячась в свой панцирь президентского титула, я не могу привести самые экстравагантные фразы, потому что некоторые пассажи, которые совершенно нормально воспринимаются местными жителями, будут также читаться и во многих далёких странах, где в жилах их обитателей течёт более холодная кровь, а воображение менее богато, чем в Индии. С изъятиями, обозначенными точками, я привожу текст приветствия, подготовленный и зачитанный мне учёными бенгальскими пандитами.
«(1) О, благородный и филантропичный полковник Олькотт! Мы, дети древней Ариаварты, собрались здесь, чтобы сердечно Тебя поприветствовать – мы, которые уже давно жаждали благословения Твоего присутствия. На наше счастье Ты оказался в этом городе, Бхагалпуре.
(2) Благословения и долгих Тебе лет жизни, великодушный Основатель Теософского Общества. От Твоего благородного присутствия улетучиваются наши худшие пороки. Благодаря Твоему заступничеству воскресают истлевшие кости Арийской Философии.
(3) O ..., в присутствии Твоих подобных лотосу стоп у местных жителей зацветают деревья желаний. Наши добрые дела прошлого рождения привели нас к долгожданному благословению Твоего присутствия среди нас.
(4) O ..., рассеивающий Своим приходом мрак, наполнивший наши сердца. Страсть, зависть, ненависть и весь груз кармы уступили место в нашем сознании, так непостоянном по своей природе, глубокому спокойствию. Сегодня Твои мистические чары вызвали в нас внезапные перемены и ввергли в состояние высшего блаженства.
(5) В Твоём присутствии растворяется в воздухе освящённое временем высокое звание випров[1], и, несмотря на Твоё иностранное происхождение, кажется, будто Ты с нами из одной касты.
Всё это – плоды йоги, которую Ты практиковал. …, Ты можешь принести пользу другим, благословляя их присутствием Твоей компании, подобной тебе самому.
(6) Самоотверженность, чистота, ведические знания, священные ритуалы, хорошие манеры, скромность, медитация, милосердие, благочестие, почитание дважды рождённых и старших – всё это и подобное ему, когда-то лежавшее в основе характера индуса, почти исчезло из нашей страны. Но всё это опять возрождается благодаря Твоему священному прикосновению.
(7) Злые великаны, когда-то поверженные Рамой и другими героями седой древности, ещё раз подняли свою голову благодаря протекции западной цивилизации, но были вновь выжжены палящим пламенем благородной философии.
(8) Многие, кто перестал верить в силу слов Риши и сошёл со своего пути, переняв всевозможные пороки чужеземцев себе во вред, теперь вернулись в паству, от которой отбились.
(9) Как можем мы Тебя отблагодарить за все старания, которые Ты приложил для того, чтобы в каждой стороне света пробудить в сознании людей святое почитание драгоценных истин, которые как кладезь покоятся в учениях, провозглашённых нашими древними Риши и представляющими собой плод их долгих жизней, прошедших в глубокой медитации?
(10) Слава тебе, Индия, ибо никто иной как сам полковник-карнала (карнала = всеслышащий) внимал благословенным словам Риши. Его благородный пример бросается нам в глаза, и нам, дважды рождённым из великой расы Ариев, стыдно за наше нынешнее вырождение.
(11-12) О Ты, чья великая душа относится ко всем людям мира как своих родственникам, чей путь есть путь браминов древности! Расставшись с имуществом, богатством и всеми земными хлопотами, разорвав все связи, которые привязывали Тебя к дорогой любому человеку родине, Ты взвалил на себя очень тяжёлое бремя – творить добро в далёкой стране.
(13) Где же твоя страна в далёкой Патале и где наша Арьяварта? Между ними огромное неизмеримое расстояние. Твой приезд к нам доказывает великую силу любви, принесённой из предыдущего состояния существования.
(14) Благородная Леди, движимая материнской заботой о благе человечества и по приказу Махатм «отбросившая все эгоистические мотивы» ради нас, падших, и Ты, о умудрённый годами полковник, вдохнули жизнь в зачахшую Теософию, получившей глоток свежего воздуха.
(15) Страны когда-то известные как чужеземные теперь стали ближе, чем наш собственный дом; наверное, и в мире, следующем за земным, мы будем их воспринимать как наше собственное жилище; люди, когда-то считавшиеся чужими друг другу, стали больше, чем братья благодаря взаимной любви. Ведь в свете Твоей дарящей любовь души всё прекращает своё раздельное существование.
(16) Что же попросить у Тебя, вошедшего в нашу семью и удовлетворившего все наши желания? Нам остаётся молиться за Тебя всем сердцем, желая долгой жизни, крепкого здоровья и удачи везде и во всём.
9 апреля1883 года».
Приведённый выше отрывок представляет собой пример весьма многочисленных посланий, которые получили Основатели после приезда в Индию. Их составление – древний обычай, и должно смениться много поколений, прежде чем он будет забыт.
Но вернёмся к месмерическим исцелениям. Необходимо отметить их особое значение в случаях, подобных нашему слепому Бадринатху. Я выяснил, что он является сверхчувствительным пациентом, который, вместе с тем, мог сидеть, позволяя мне проводить лечение в течение получаса, и не терял при этом сознание. Но как-то раз, когда мне в голову пришла мысль, что он мог бы поспать, его голова мгновенно откинулась назад, веки затрепетали, а глазные яблоки закатились вверх, и он быстро заснул. Только что он бодрствовал, наблюдая окружающую обстановку, и был готов говорить со мной или кем-то ещё, находившимся в комнате, но уже через миг перестал реагировать на звуки, и присутствующие тщетно пытались привлечь его внимание разными способами, даже когда кричали ему прямо в ухо. Этот случай явился прекрасным примером передачи мыслей из когда-либо зарегистрированных. Произошедшая с ним перемена была настолько внезапной, что я даже на мгновенье испугался. Всё выглядело так, словно его жизнь находилась в моих руках, и, казалось, что если я вздумал бы её погубить, он бы умер от сердечного приступа. Из этого случая я вынес хороший урок, заключавшийся в том, чтобы внимательно следить за работой собственного ума в то время, когда мозг месмеризованного субъекта фактически целиком подчиняется твоей воле. Предвидя гипотезу, которую могут выдвинуть некоторые читатели, искушённые в искусстве гипноза, я задаюсь вопросом о том, не мог ли Бадринатх Бабу, когда он находился в сознании в процессе моего лечения, в такой же степени подчиняться моим невысказанным мыслям, как когда он заснул, следуя моему мысленному приказу? Возможно, так оно и было, но в таком случае это предположение ещё убедительнее доказывает феномен телепатии, поскольку вначале я мысленно заставлял его бодрствовать и исцеляться, а затем – уснуть месмерическим сном. И насколько сильной чувствительностью должен обладать субъект, чтобы давать эти различные и противоположные друг другу реакции!
Однако в дневниковой записи за 21 апреля я ставлю вопрос о том, насколько справедлива гипотеза об абсолютном психическом союзе между моим пациентом Бадринатхом и мною самим. Именно в этот день, когда мои мысли были сильно сосредоточены на лечении его глаз, он внезапно стал описывать наблюдаемый им сияющий облик человека, который доброжелательно глядел на него. По-видимому, у него частично развилось ясновидение, так как он видел это с закрытыми глазами. По сделанному им подробному описанию этого человека я не мог не узнать одного из наших самых почитаемых Учителей. Этот факт ещё более чудесным делало то, что он был неожиданным и не связанным с направлением течения моей собственной мысли. Даже допустив, что Бадринатх мог по ассоциации связать меня с присутствием какого-то человека, крайне маловероятно, чтобы он точно описал этого Учителя, имеющего голубые глаза, светлые развевающиеся волосы, светлую бороду и европейские черты лица, поскольку я не нашёл ни одной легенды о таком адепте среди браминов. И, тем не менее, приведённое выше описание точно соответствует существующему в действительности человеку, Учителю наших Учителей, Парамагуру, как таких Адептов называют в Индии. Это именно Он подарил мне свой небольшой цветной портрет в Нью-Йорке, перед тем, как мы отправились в Бомбей. Если же Бадринатх читал мои мысли, должно быть, он глубоко проник в мою субъективную память, так как со времени приезда в Индию мне ни разу не представился случай увидеть лицо этого Благословенного Учителя своим внутренним взором.
Приложения к «Теософу» за год 1883 год кишат заверенными свидетельствами об исцелениях во многих районах Индии, и я был очень счастлив, что во время моих длительных поездок того года мне удалось их совершить. Из них я приведу только одно, но не потому, что оно более впечатляющее, чем многие другие, а потому, что мне посчастливилось подписать его находившийся у меня под рукой готовый проект присутствующими в то время людьми. Этот случай произошёл в Банкипуре 22 апреля 1883 года. В документе говорится следующее:
«БАНКИПУР, 22/4/83.
Мы, подписавшиеся под свидетельством, подтверждаем, что к данному пациенту только что вернулась способность говорить благодаря длившемуся не более пяти минут месмерическому лечению, проведённому полковником Олькоттом. Также у пациента восстановилась правая рука, которая до лечения была настолько слаба, что он не мог поднять вес в один фунт. Он потерял способность произносить слова в марте 1882 года.
(Подпись) РАМ КИШЕН ЛАЛ.
Засвидетельствовано двоюродным братом пациента.
(Подпись) РАМБИЛАС.
Данное чудесное исцеление произошло в нашем присутствии и описано выше.
(Подписи) Соши Бхушан Моитра, Амджад Али, Джогаш Чандра Банерджи, Говинда Херан, Амир Хайдар (адвокат), Мохас Нараян, Гаджа Дхар Першад (адвокат и судья), Садживан, Лал Вихари Боуз, Харан Чандра Миттра, Пурна Чандра Мукерджи, Бани Натх Банерджи, Гириджа Сакхат Банерджи, Хем Чандра Сингх, Ананда Чаран Мукерджи, Ишвар Чандра Гхош, Балдео Лал, Пурненду Нараян Сингх.
Чтобы покончить с этим вопросом, можно сказать, что все исцеления происходили не в тайне, без свидетелей, с привлечением каких-то мистических предметов и одурачивания, но открыто, на глазах у всех людей, а иногда даже в храмах перед толпами прихожан. Поэтому каждый мой рассказ можно проверить, опросив живых свидетелей, не говоря уже об исцелённых пациентах, многие из которых, должно быть, были радикально вылечены, подобно сингальскому ювелиру, Дону Абрахаму, о котором я уже рассказывал раньше.
Той ночью я спал на скамейке железнодорожного вокзала, чтобы быть готовым отбыть очень ранним поездом и пожалеть своих друзей, избавив их от очень неприятной необходимости вставать до рассвета, чтобы прийти меня проводить. Я прибыл в следующий пункт, Дурбангх, в 13.00 и стал гостем махараджи, Лакшмисвара Сингха Бахадура, прекрасно образованного принца, который во всём оказывал мне внимание и впоследствии стал членом Общества. Следующим вечером перед большой аудиторией состоялась лекция, и был открыт 25-ый Филиал Теософского Общества, в который вошло десять членов. Этот махараджа был сказочно богат и владел новым дворцом, в котором находился зал (аудитория) для проведения дурбаров. Будучи внушительных размеров и имея архитектурные украшения, он был великолепен. Предполагая по своей наивности, что в будущем нас ждёт изобилие, в своём дневнике я записал: «Станет ли он Ашокой для Теософского Общества»? Последующие события ответили на этот вопрос решительным «нет», о чём будет рассказано дальше. Однако в то время нельзя было сыскать более любезного или обаятельного человека, чем он.
Верховный суд, Янгон (Рангун) Прекрасное здание колониального периода
Следующую остановку я сделал в Рангуне. Здесь я гостил у Кумара Дакшинисвара Маллиаха, владельца двадцати пяти угольных шахт, который поселил меня на своей садовой вилле и был ко мне чрезвычайно добр. На следующий день состоялись месмерические (психопатические) сеансы, а вечером я организовал Серсольское (Searsole) Теософское Общество. После этого прошёл обычный вечер, устраиваемый научным сообществом, на котором я был вынужден отвечать на многочисленные вопросы, а в 1 час ночи уже двинулся в сторону Банкуры. Я получил возможность вздремнуть с 7 до 11.30 утра, а затем снова взялся за дело. Вечером того же дня состоялась лекция, на следующий день – исцеления и месмеризация восьми больших горшков воды с последующим распределением её среди больных, а вечером – заседание Отделения Теософского Общества с процедурой приёма в него шести новых членов. В 5.30 утра следующего дня я выехал в запряжённом лошадьми экипаже обратно в Серсол, проспал на станции до 3 часов, а затем сел на поезд до Бурдвана. Там меня встретили Деван Сахиб (ныне Раджа) Бун Бихари Карпур, доктор Мохиндранатх Лал Гупта и профессор Дутт из Колледжа Махараджи, которые затем разместили меня в превосходной резиденции Девана. В тот же вечер в колледже собралась очень большая и горящая энтузиазмом аудитория, а председателем той встречи был избран мистер Бейтон, проводящий заседания судья. Третьего мая в течение трёх или четырёх часов я исцелял больных в доме Девана, что происходило в присутствии махараджи и его высокопоставленных подданных. Остаток дня я провёл с Деваном в его дворце, а вечером открыл местный Филиал Общества, одним из членов которого стал сам Деван. Махараджа тоже хотел вступить в Общество, но я ему отказал, сославшись на его распущенность. Он, как и очень многие наши лучшие молодые принцы, полностью подорвал своё здоровье и нравственно разложился из-за распущенности придворных, которые его окружали. В качестве довольно убедительного доказательства врожденной доброты его сердца выступает тот факт, что мой отказ, кажется, увеличил, а не уменьшил его уважение ко мне, и я обладаю не одним подтверждением его доброжелательности, которую он проявлял до самой своей скоропостижной смерти, настигшей его спустя какое-то время.
В Чакдигхи, следующем пункте, который я посетил, меня разместили в самом изысканном и комфортабельно меблированном садовом домике, какой я когда-либо видел. Там я был гостем земиндара[2], которого звали Лалит Мохан Синха Райя, и в нём я увидел молодого человека, достойного большого уважения.
В тот же вечер был открыт Филиал Теософского Общества, а всё следующее утро заняли различные месмерические исцеления. На следующий день я снова был готов тронуться в путь, и меня уже ждала станция Чинсурах, где я тоже организовал новый Филиал Общества. Там, как обычно, состоялись исцеления больных, а в казармах перед огромной аудиторией я выступил с лекцией, собравшиеся на которую люди выражали свои приветствия очень бурно. Затем снова была Калькутта, в которую я добрался в 9.30 утра 8 мая уже довольно уставшим. Напомню, что всё это происходило в самый жаркий сезон года, когда любое дуновение ветра подобно дыханию раскалённой печи, а пыльные вихри удушают любого, кто перед заходом солнца отважится выйти за дверь.
________________________________
1 – випры – это знатоки карма-канды, то есть кармической деятельности, и они руководят удовлетворением материальных потребностей общества, тогда как брахманы – знатоки духовной науки о трансцендентном – прим. переводчика
2 – земиндар – сборщик ренты в Индии – прим. переводчика
Перевод с английского Алексея Куражова
.jpg)
21.04.2017 13:13
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".