26 марта в 19:00 в Московском доме книги состоится презентация книги «Николай Рерих». Круглый стол «Наследие Николая Рериха – культурный мост между Россией и Индией» (Дели). Выставка Международного Центра Рерихов «Вселенная Мастера», посвященная 150-летию Н.К. Рериха, в Индии Выставка «Издания Международного Центра Рерихов» в Новосибирске. Новости буддизма в Санкт-Петербурге. Благотворительный фонд помощи бездомным животным. Сбор средств для восстановления культурной деятельности общественного Музея имени Н.К. Рериха. «Музей, который потеряла Россия». Виртуальный тур по залам Общественного музея им. Н.К. Рериха. Вся правда о Международном Центре Рерихов, его культурно-просветительской деятельности и достижениях. Фотохроника погрома общественного Музея имени Н.К. Рериха.

Начинающим Галереи Информация Авторам Контакты

Реклама



«И я зажег этот огонь». Часть 3. Л.В. Шапошникова


 Худ.Сергей Трошин. Портрет К.Э.Циалковского. 2013

 

 

Пытаясь представить себе Иерархию Космоса, Циолковский интуитивно догадывался о некоторых моментах, связанных с ней. Иногда эти догадки носили характер озарений и неожиданных прозрений. «Так вот, – размышлял он, – этот высочайший избранный гений космоса, созданный бесконечностью пространства, материи и времени, – не правит ли он вселенной с помощью организации из подобных же высших существ? Может быть, существует правитель у каждой солнечной системы, высший правитель у Млечного Пути, еще высший у их группы, плавающей в эфирной изолированной массе, и т.д., вплоть до самого высочайшего, или гения космоса. Но как его представить, когда космос беспределен!»[1] Называя космических Иерархов правителями той или иной области Космоса, он, конечно, не вкладывал в это слово – правитель – того узкоземного смысла, который вкладываем мы. Ему, который прозревал существование подобных высоких сущностей, было крайне трудно найти им точное словесное определение, выражающее смысл самого субъекта. «Но как его представить, когда космос беспределен!» – восклицает он. Сквозь космическую беспредельность и бесконечное время прошедших манвантар было очень трудно и почти невозможно определить суть и смысл высочайших Иерархов, на чьих творческих силах и энергии держалось Мироздание. Но Циолковский сделал огромный шаг в его познании, осознав существование подобных высочайших Иерархов. Иерархия была важнейшей проблемой космической эволюции, и ее решение уже не казалось ему невозможным. «Бог есть совершеннейшая организованная часть мира, обладающая мыслительною силою, совершенством, непостижимым для человека, – таким же непостижимым всемогуществом и другими хорошими качествами. (Эти свойства вполне естественны, но непонятны человеку по ограниченности его умственных сил.) Кроме него (бога) образовалась еще бесконечная лестница существ, более или менее близких к нему по их свойствам и находящихся в координации, или согласии, с ним. Такое представление о боге имеет некоторое подобие с представлением о необыкновенном, добром и могущественном человеке. Это весьма возможно. Но как же расстаться с необходимостью другого бога – первопричины!..»[2] Он с ней и не расстался, развернув ее смысл в своем кредо 1932 года. Он не смог пожертвовать этой первопричиной во имя самого слова – бог, смысл которого так по-разному трактовался в самом человечестве. Что же касается лестницы совершенных, то она вызывает образ Лестницы Иакова, о которой мы читаем в Библии. И этот момент крайне важен в создании новой картины Мироздания, которая опирается на нахождения, известные человечеству с глубокой древности, но обретшие в наше время новую форму. Он поднимался мыслью по этой лестнице и, минуя множество богов или иерархов, достигал самого Высшего, в котором и скрывалась самая великая тайна Мироздания. «Этот высший бог порожден Вселенной и, может быть, и есть сам КОСМОС. Итак, мы должны признать существование множества богов самых разных рангов. Чем они выше, тем дальше от человека, тем непостижимее ему»[3], – рассуждал он.

 

«Есть ли он (высший бог. – Л.Ш.) сам КОСМОС или некое выделение из него, так сказать, личный бог (некое отдаленное подобие высшего воображаемого человека), сказать трудно. Форма его, размеры, органы, свойства и т.д. – все это совершенно для нашего сведения недоступно. Однако, принимая Вселенную бесконечной, что весьма вероятно, не будет конца рангам божеств»[4].

 

Он сумел своей мыслью проникнуть в самую глубину космических уровней и прозреть в них космическую Иерархию самых высоких степеней. Но «ослепление Землей», как он называл этот энергетический процесс, помешало ему проникнуть в реальность и суть этих космических сил. На этом пути он встретился с неизбежной диалектикой явления Земля–Космос. Он пришел на Землю, наполненный дыханием Космоса и богатством знаний о нем. Он должен был донести их до людей. Но энергетические эманации плотной материи Земли не дали ему возможности увидеть космическую реальность во всем ее богатстве и найти к ее определению соответствующие слова земного языка. Космос каждый раз ставил перед ним проблемы, в решении которых ему не могла помочь эмпирическая наука с ее мощным экспериментальным аппаратом. Там, куда доходила его мысль, откуда шли его озарения и прозрения, земной научный эксперимент оказывался бессильным. Он хорошо понимал, что именно человеческое сознание выстраивает мосты между земным познанием и космическим предметом или явлением эмпирического исследования. Но моста к высшей космической Иерархии не было, он был утрачен наукой еще в прошлом. Можно ли его восстановить теми средствами, которыми обладала земная эмпирическая наука? Он не мог ответить на этот вопрос. Он только осознавал, что отрицательный ответ рано или поздно приведет науку, которую он так боготворил, к кризисным явлениям. Как он мог облечь в научные термины голос Вселенной, который звучал в глубинах его внутреннего мира, какая экспериментальная аппаратура плотного мира могла его поймать? Но, кроме этого голоса, Вселенная обладала и волей. И временами ему казалось, что то, что существует в самом человеке и предназначено к познанию, намного тоньше, совершеннее и восприимчивей, чем самая лучшая аппаратура земных экспериментальных исследований. Возможно, что именно эмпирическая наука более, чем любая другая область познания, «ослеплена Землей», ее плотной материей. Интуиция подсказывала ему, что плотная материя Земли не есть единственное ее состояние, что существуют миры иных состояний материи, иных измерений, более высоких уровней сознания. И именно через эти миры Космос проявляет свою волю и власть. «Но кроме миров, подобных человеческим, возможны миры из веществ иных плотностей и иных размеров <…> Делимость материи, вероятно, беспредельна»[5], – отмечал он. Размышляя о делимости материи и ее преображении, он высказал мысль о том, что в тонких мирах существуют тонкие обитатели, и не они ли входят в тело плотного человека в виде души. Это было удивительное прозрение, получившее позже свое подтверждение, но не в такой прямолинейной форме. «Ослепление Землей» продолжало действовать, и он сам же отверг свое предположение. Однако даже «ослепление Землей» не смогло изменить или исказить его идею о Иерархии разумных сил и ее воле. «Воля человека, – утверждал он, – и всяких других существ – высших и низших – есть только проявление воли Вселенной. Голос человека, его мысли, открытия, понятия, истины и заблуждения есть только голос Вселенной. Все от нее. Но прежде, чем дать истину, она колеблется в нас между правдой и заблуждением. Приходит, однако, время, когда истина устанавливается, как она, наверно, установилась в достаточно живших мирах, т.е. почти во всей Вселенной. Ни у одного существа ее, хотя бы превосходящего разумом человека в миллионы раз, нет воли и свободы действий с точки зрения вне космической»[6]. И еще: «Этот голос (Вселенной. – Л.Ш.) давно шумит во всем космосе и есть преобладающий знак истины. Земля сейчас еще до нее не доросла вследствие ее младенческого возраста»[7].

 

Есть воля Вселенной, и есть свободная воля человека. Воля Вселенной не действует насильственно, она не несет наказания ослушавшемуся. Когда свободная воля человека приходит в противоречие с волей Вселенной, что часто происходит в плотном мире, то в энергетике Мироздания объективно возникают процессы, несущие негативные последствия тому, кто сделал неверный шаг. Взаимодействие воли Вселенной и свободной воли человека есть драматическая и тяжелая проблема человеческого бытия. Эту драму ощутил Циолковский, выразив ее словами о колебании свободной воли человека «между заблуждением и правдой». Амплитуда этого колебания зависела от уровня сознания выбирающего решение и его понимания роли Космоса в жизни Земли и в его собственной. Чем тоньше материя и выше сознание человека, тем лучше он слышит и ощущает волю Вселенной и осознает необходимость ее принять и подчиниться ей. Он в этом подчинении не ощущает никакого дискомфорта или гнета, ибо, в конце концов, в этой общей воле Вселенной есть и часть его сознательной и свободной воли. Циолковский считал, и, видимо, справедливо, что воля Вселенной реализуется через ее разумные силы, которые вмешиваются время от времени в жизнь земного человечества. Существуют явления, замечает он, которые свидетельствуют «о проникновении каких-то разумных сил в наш мозг и вмешательстве их в человеческие дела. Я сам два раза в жизни был свидетелем таких явлений и поэтому не могу их отрицать. Если же они со мной были, то почему не могли быть с другими. На этом основании я допускаю, что некоторая часть такого рода явлений не иллюзия, а действительное доказательство пребывания в космосе неизвестных разумных сил, каких-то существ, устроенных не так, как мы, по крайней мере, из несравненно более разреженной материи»[8].

 

Иными словами, Циолковский прослеживает в Космосе деятельность различных разумных сил, влияние которых ощущается на Земле. Но сами жители Земли, по мнению Циолковского, к такому контакту не готовы, и опять-таки в силу своего незначительного уровня сознания, невежества, а подчас и фанатизма. «Заявление иных миров произведет невообразимый переполох на Земле. Явление не будет понято, и фанатизм поднимет голову, начнутся войны, погромы и черт знает что. Когда же распространится просвещение, возвысится культурный уровень, тогда мы узнаем многое о жителях других планет. Пока довольно и того, что я вам сообщаю. Это необходимая предварительная прививка»[9]. Здесь Циолковский явно переоценил землян. Большинство из них о подобном контакте просто бы не знали, другие бы не заметили, третьи не поняли бы, четвертые – не поверили бы и т.д. Никакими глобальными катастрофами этот контакт нам не грозил бы. Плотная материя будет всегда сопротивляться такому знанию, как она делает и теперь, много лет спустя после ухода Циолковского. «Таинства материи и сил, – писал он, – открываются непрерывно. Расширяется представление о Вселенной и ее причине. Все изменяется, все течет, в общем, к высшему, к лучшему»[10].

 

Циолковский был одним из первых ученых, постигших бесконечность идущих в Космосе изменений, беспредельность самой Вселенной и безначальность жизни, заполняющей этот Космос.

 

«Вселенная никогда не умирает, не угасает, не исчезает, вечно горят ее огни, вечно живут ее существа, господствует над всем высший разум. Если одни солнца угасают, то другие возникают. Общий огонь Вселенной никогда не потухает <…> Если Вселенная и угасает, то может снова возникнуть. Жизнь ее оказывается периодичной, а это еще не гибель. Вечное возобновление, так сказать, воскресение еще не приводит нас в отчаяние <…> Раз Вселенная всегда горела огнями и жизнями, то не может она и погаснуть <…> Выходит, что космос не умирает. А если и умирает, то снова возникает – без конца»[11]. Много позже наука проникнет в процесс умирания и воскрешения Вселенной, но многое в этом процессе останется для ученых еще неясным. Картина же периодов умирания и воскресения Вселенной, нарисованная гениальной мыслью Циолковского, останется для науки путеводным маяком, ибо в ней был заключен Великий закон Космоса – движение космической эволюции через бесконечность противоположения жизни и смерти, воскресения и умирания. Начиная от человека и кончая беспредельными пространствами космических тел и межзвездного вещества – везде неуклонно действовал этот закон. Противоположения – это то, что двигало эволюцию человека, планеты, Вселенной. Он со всей остротой своей интуиции прозревал, что без противоположений, без двух полюсов с противоположными знаками не может существовать ни одно явление в Мироздании. Если по каким-либо причинам оставался один полюс, явление переставало быть явлением, утрачивая способность к развитию и поступательному движению. На земле особенно ярко был выражен этот двухполюсный мир – добро и зло, Христос и Антихрист, свет и тьма.

 

«Между противоположными полюсами – высшей степенью добра и высшей степенью зла – существует множество промежуточных ступеней. Посередине стоит средний человек, обыватель, ни то ни се, ни горячий, ни холодный: непостоянный человек»[12], – писал он. И, разъясняя эту особенность космической эволюции, отмечал: «Долгое время отрицательная сила преобладает. Но в конце концов, через определенный, сравнительно небольшой промежуток времени, она должна сдаться и уступить положительному полюсу»[13]. Существование однополюсного мира может привести к его разрушению. Здесь мы имеем дело с несколько прямолинейным осмыслением закона противоположения. В мире плотной материи, где уровень дифференциации крайне высок, зло не сможет быть побеждено без преображения самой материи.

 

У него была своя миссия на Земле, и он выполнял ее так, как удавалось очень немногим. И, конечно, он спешил. Он понимал, что то, что он задумал, делается не сразу, на это, возможно, уйдут века. Но где-то в сокровенной глубине своей души он ощущал непреодолимое желание увидеть все это воочию, почувствовать космическую невесомость, о которой он писал, увидеть небо за пределами земной атмосферы и преодолеть земное тяготение с помощью мощных двигателей космической ракеты, которую он так точно и подробно себе представлял. «Ничто меня так не занимает, – писал он, – как задача одоления земной тяжести и космические полеты. Кажется, половину своего времени, половину своих сил я отдаю разработке этого вопроса. Мне вот уже 78 лет, а я все продолжаю вычислять и изобретать касающееся реактивной машины. Сколько я передумал, какие только мысли прошли через мой мозг! Это уже были не фантазии, а точное знание, основанное на законах природы; готовятся новые открытия и новые сочинения. Но фантазия также меня привлекала. Много раз я брался за сочинения на тему “Космические путешествия”, но кончал тем, что увлекался точными соображениями и переходил на серьезную работу»[14]. Последняя фраза этого значительного фрагмента открывает тайну творчества самого Циолковского, в котором тесно взаимодействовала фантазия с реальной наукой и сама фантазия плавно переходила в вычисления и формулы. В этом случае можно спросить, что же такое фантазия, посещавшая ученого, озарявшая его и служившая отправным пунктом научно-практической деятельности? Где был ее источник? У Циолковского с фантазии начиналась серьезная научная работа, подтверждавшая ее реальность. Фантазии эти существовали в духовном пространстве человеческого познания. В своей работе «Вне Земли» он подробно описал жизнь на борту космической ракеты, выход космонавтов в открытый Космос, а также путешествие на Луну и приводнение после спуска летательного аппарата. С фантазии начиналась его идея о заселении землянами околосолнечного пространства, а кончилось все подробным описанием их космических жилищ, их образа жизни, их метода питания и много другого, что может вызвать неподдельный интерес серьезных ученых. Подробности этих описаний, опять же, столь реальны и столь неожиданны, что невольно при их чтении возникает ощущение присутствия. Такие детали мог изобразить только реальный свидетель. «Поместимся в тени его (космического жилища. – Л.Ш.). Солнца не видно, общая картина окажется очень странной. Мы почувствуем себя в центре небольшого черного шара, усыпанного разноцветными точками: звездами и туманными пятнышками. Кроме того, через весь шар тянется широкая туманная полоса Млечного Пути, кое-где раздваивающаяся. Каждый раз, заслонясь от Солнца, мы погружаемся в ночь. Удалившись от жилища и не выходя из его тени, мы зараз увидим почти все небо, всю сферу. Солнце бы нас убило своими ультрафиолетовыми лучами, если бы обыкновенные стекла нашей одежды и жилища не предохраняли нас от них. На Земле нас хранит от них атмосфера. Выплыв из тени, мы увидим Солнце. Оно покажется нам гораздо меньше, чем с Земли, таким же уменьшенным, как и небесная сфера. Это субъективно, оно нисколько не уменьшилось. Трудно представить себе, что чувствует человек среди Вселенной, среди этого мизерного черного шара, украшенного разноцветными блестящими точками и замазанного серебристым туманом. Нет ничего у человека ни под ногами, ни над головой. Может быть, ему представится, что он вот-вот упадет на дно этого шара, в ту сторону, куда обращены его ноги»[15]. Далее он описывает космические жилища, где поддерживаются нужная температура, влажность, добываются с помощью соответствующей аппаратуры вода, пропитание и все остальное, что нужно человеку для жизни. «Солнце, – продолжает он, – может нам давать древесину, уголь, крахмал, сахар и все бесчисленные множества веществ, доставляемых и сейчас растениями на Земле. Они такой же источник силы, как и каменный уголь, водопады и ветер на нашей планете»[16]. Циолковский создавал чертежи космических ракет, рассчитывал конструкции околосолнечных жилищ человека, изобретал крылья для передвижения человека в Космосе. «Человечество, – утверждал он, – не останется вечно на Земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство»[17]. Он раскрывал перед человечеством грандиозную перспективу заселения Космоса, раздвигал узкие земные границы, суля невиданное ему будущее и вечную счастливую жизнь. Он подкреплял все это реальностью науки, забывая порой о реальности самого Космоса, в котором шли свои сложнейшие процессы взаимодействия различных видов материи и энергий, подчиненные Великим космическим законам, рамки которых были точны и неумолимы. Но «ослепление Землей» сдвигало реальность этих рамок, делая допустимым то, что не могло быть допустимым. К «ослеплению Землей» у Циолковского добавилось и «ослепление наукой», которое в значительной мере вторгалось в его новаторские представления о космической эволюции. «Есть два рода жизни, – отмечал он. – Одна сама начинается на небесном теле и достигает известной степени развития, другая заселяет небесные тела и пространства путем переселения»[18]. Отвлекаясь от проблемы возникновения или вечности жизни, как таковой, можно сказать, что первую Циолковский отдает естественной эволюции, вторую же – науке и технике, которые рассматривает как основные инструменты эволюции человечества. Иными словами, если первая категория жизни идет в соответствии с законами космической эволюции и ее энергетики, то вторая – есть результат деятельности самого человека, вступающего в своеобразную конкуренцию с самой космической эволюцией и оставляющего за собой право вмешиваться в ход этой эволюции. Он смешивал оба способа жизни, стараясь ликвидировать то противоречие между ними, которое возникало неизбежно при их разделении. В этом случае произошло определенное столкновение философа и ученого в пространстве космической эволюции человечества. И если философ искал закономерности этой эволюции и немало сделал в этом отношении, то ученый стремился с помощью науки и техники «улучшить» эволюцию человечества, вмешиваясь в ее ход, что само по себе выглядело, с точки зрения законов этой эволюции, недопустимым. «Ослепление наукой», через которое проходил Циолковский, усиливало в нем традиционный взгляд на вещи и расширяло пространство, где переставало действовать Высшее начало, основной принцип космической эволюции. В этом случае человек помимо своей воли с помощью науки и техники ставил себя на место этого Высшего начала. Но уместна ли здесь подобная критика великого ученого? Полагаю, что нет, ибо сам Циолковский, его явление на Земле, были связаны со сложнейшими процессами самой космической эволюции, и поэтому мы обязаны понять его и доброжелательно осознать некоторые отклонения в его космическом учении, которые были связаны с очень серьезными моментами – «ослеплением Землей» и «ослеплением эмпирической наукой». История человечества и его подвижников знает лишь единичные случаи, когда удавалось преодолеть такое «ослепление». И чем выше был уровень эмпирических научных знаний индивидуальности, тем большая возникала опасность «ослепления».

 

Но вместе с тем, когда под влиянием каких-то обстоятельств уходил туман этого «ослепления», он четко видел реальность Космоса и его влияния на земную жизнь. «В земной жизни, – утверждал он, – и в жизни Космоса далеко не все так просто, как думают наши ученые и философы, и высокий разум мыслящих существ уже не раз вмешивался в стихийные силы природы, в явления космических масштабов, только мы еще не научились замечать эти вмешательства. Но с прогрессом науки мало-помалу будут вскрыты те конструктивные изменения, которые внес высокий разум мыслящих существ в высокие, но слепые силы материи. Для того чтобы заметить эти влияния, понадобится несколько столетий или даже тысячелетий упорной работы ученых, если в один прекрасный день космический корабль, прилетевший из далекой галактики, не раскроет нам основные законы Вселенной»[19]. Но пока этот космический корабль еще не прилетел и не ожидался даже в недалеком будущем, ученым и, в частности, самому Циолковскому приходилось самим справляться с проблемами космической эволюции. И возникавшие при этом различного рода отклонения были не ошибками или недостатками самих ученых, а наиболее драматическими моментами в их творчестве. Циолковский полагал, что заселение человеком Космоса приведет к существенным в нем изменениям. «Будет полный простор для развития как общественных, так и индивидуальных свойств человека, не вредящих людям. Картину душевного мира будущего человека, его обеспеченности, комфорта, понимания Вселенной, спокойной радости и уверенности в безоблачном и нескончаемом счастье трудно себе представить. Ничего подобного ни один миллиардер сейчас не может иметь»[20].

 

_____________________________

 

Примечания

 

Циолковский К.Э. Космическая философия. С. 29.

2 Там же. С. 30.

Циолковский К.Э. Гений среди людей. С. 247.

Циолковский К.Э. Гений среду людей. С. 248.

5 Там же. С. 234.

6 Там же. С. 232.

7 Там же. 233.

Циолковский К.Э. Гений среди людей. С. 230.

Циолковский К.Э. Монизм Вселенной. Калуга, 1931. С. 58.

10 Там же. С. 64.

11 Циолковский К.Э. Гений среди людей. С. 253.

12 Циолковский К.Э. Космическая философия. С. 188.

13 Там же. С. 189.

14 Циолковский К.Э. Гений среди людей. С. 121.

15 Циолковский К.Э. Гений среди людей. С. 104.

16 Там же. С. 111.

17 Там же. С. 13.

18 Там же. С. 123.

19 Чижевский А.Л. На берегу Вселенной. С. 410.

20 Циолковский К.Э. Гений среди людей. С. 171

 

 

 

*    *    *

 

 

 

 

 

Намаявшись и настрадавшись в плотном мире Земли, наполненном противоречиями, злом, смертельными конфликтами и т.д. и т.п., Циолковский стал мечтать о мире совершенного счастья и покоя, существование которого в корне противоречило законам космической эволюции. Ибо в таком мире отсутствовали противоположения, какими бы они ни были, на которых держалась энергетически эта эволюция.

 

«Техника будущего, – утверждал он, – даст возможность одолеть земную тяжесть и путешествовать по всей Солнечной системе. Посетят и изучат все ее планеты. Несовершенные миры ликвидируют и заменят собственным населением. Окружат Солнце искусственными жилищами, заимствуя материал от астероидов, планет и их спутников. Это даст возможность существовать населению в два миллиарда раз более многочисленному, чем население Земли. Отчасти она будет отдавать небесным колониям свой избыток людей, отчасти переселенные кадры сами будут размножаться <…> Кругом Солнца, поблизости астероидов, будут расти и совершенствоваться миллиарды миллиардов существ. Получатся очень разнообразные породы совершенных: пригодные для жизни в разных атмосферах, при разной тяжести, на разных планетах, пригодные для существования в пустоте или в разреженном газе, живущие пищей и живущие без нее – одними солнечными лучами, существа, переносящие жар, существа, переносящие холод, переносящие резкие и значительные изменения температуры. Впрочем, будет господствующим наиболее совершенный тип организма, живущего в эфире и питающегося непосредственно солнечной энергией (как растения) <…> После заселения нашей Солнечной системы начнут заселяться иные солнечные системы нашего Млечного Пути <…> Земля оказывается исходным пунктом расселения совершенных в Млечном Пути. Где на планетах встретят пустыню или недоразвившийся уродливый мир, там безболезненно ликвидируют его, заменив своим миром <…> Тяжкую дорогу прошло население Земли. Страдальческий и длинный был путь. И еще осталось много времени для мучительного развития. Нежелателен этот путь. Но Земля, расселяясь в своей спиральной туманности (т.е. в Млечном Пути), устраняет эту тяжелую дорогу для других и заменяет ее легкой, исключающей страдания и не отнимающей миллиарды лет, необходимых для самозарождения»[1].

 

Все, что здесь написано Циолковским, может быть воспринято неверно. Мы нередко склонны трактовать подобные тексты плоско и прямолинейно, не вникая в суть сказанного. Проблема заселения Космоса может быть вполне реальной в отдаленном будущем. Однако вмешательство человека в космические миры в этой ситуации может создать положение, при котором искусственно созданный человеком космический мир может столкнуться с процессами самой космической эволюции и создать острые кризисные явления. И если к тому времени космический корабль из другой галактики еще не доставит на Землю информацию о законах Вселенной, то такое вмешательство человека, без знания этих законов, может привести к космической катастрофе и нарушению процессов, идущих в пространстве самой космической эволюции. И тогда искусственные миры счастья и добра могут вновь превратиться в миры зла и страданий. Но в подобных фантазиях-знаниях не все лежит на поверхности. Мысли ученого о важной роли Земли не являются, например, утверждением приоритета этой планеты в Космосе. Скорее, здесь выражена ее роль как мира плотной материи в космической эволюции. Плотный мир со всей его высокой дифференциацией, острыми противоречиями, страданиями и гибельными опасностями необходим для продвижения человечества так же, как и миры более высоких состояний материи. И эта гениальная мысль Циолковского о земном этапе космической эволюции крайне важна для понимания этой эволюции, как таковой. «Роль Земли, – писал Циолковский, – и подобных немногих планет хотя и страдальческая, но почетная. Земному усовершенствованному потоку жизни предназначено пополнять убыль регрессирующих пород космоса. На долю земного населения выпал тяжелый жребий, высокий подвиг. Немногие планеты его получают»[2].

 

Циолковский принадлежит к тем выдающимся личностям, научное и культурное значение которых вырастает с годами. Научный взрыв 20-х годов прошлого столетия много сделал для понимания тех знаний, которые были принесены Циолковским на Землю. «Мы видим, – отмечал он, – что европейская наука буквально подтверждает мои выводы как о полной возможности космических путешествий, так и возможности устройства там жилищ и заселения околосолнечного пространства. Последнее дает в 2 миллиарда раз больше солнечной энергии, чем какое получает Земля. Дело разгорается, и я зажег этот огонь»[3]. Он был глубоко прав. Именно он первый «зажег этот огонь». Огонь действенных космических знаний, огонь, который даст человеку через несколько десятков лет возможность, преодолев земное притяжение, на ракете, разработанной им, вырваться за пределы земной атмосферы и увидеть Космос таким, как видел его он в своих фантазиях-знаниях.

 

Создавая свою космическую философию и разрабатывая принципы космической ракеты, он не раз обращался к восточной философии, к древним знаниям культуры Востока. Особенно его интересовала индийская философия и, прежде всего, буддизм. Оттуда он взял ряд важных понятий, без которых, как он был убежден, теория космической эволюции была бы неполной. Закон причинно-следственных связей, или карма, упоминается Циолковским в ряде его работ. «В будущей жизни, – утверждает он, – неверные шаги настоящей жизни сказываются отдалением совершенства, царства истины, замедлением прогресса, остановкой его, даже движением вспять к первобытному или животному состоянию»[4]. И еще: «Наша воля, наши поступки – настоящие и будущие – результат давно прошедших времен. А эти родились от времен еще более ранних. Дециллионы лет тому назад, дециллионы дециллионов лет, дециллионы в дециллионной степени – вот времена, вот состояние мира, послужившее причиною современных и будущих лет»[5]. Карма обуславливает наши жизни в течение бесконечного количества лет существования Вселенной. Бесконечны и наши жизни, бессмертная часть которых переходит из одного времени в другое, из одного состояния материи в другое. Карма самым тесным образом взаимодействует с законом перевоплощения, или реинкарнации, который составляет основу космической эволюции человека и без которого эта эволюция теряет свой смысл.

 

Человек космичен во всех своих проявлениях и является странником в вечности, который несет свою бессмертную энергетику, усовершенствуя и одухотворяя ее от одной жизни к другой и таким образом продвигаясь по спирали космической эволюции.

 

« – Что же последует за вторым рождением?

 

– Третье, четвертое и так без конца, и все в новой форме.

 

– Однако может пройти столько биллионов лет, что и Земли тогда не будет. Как же я тогда оживу и где?

 

– Вместо Земли будут другие планеты. Вы на них оживете. Форма смертна, но материя бессмертна <…> Оживление, как и смерть, повторяется без конца»[6].

 

С процессом реинкарнации Циолковский связывал и проблему появления на Земле тех, кого он называл гениями и которые своим творчеством и своими идеями продвигают человечество. «Всякий раз, – утверждал он, – гениально одаренный творец один как бы подытоживает наработанное до него всеми, и затем один пролагает в будущее пути для всех»[7]. Иными словами, гений тот, кто прошел длинный путь бесконечных жизней и в каждой взял жемчужину, которые вместе составили дивное ожерелье, венчающее его. «Высшие люди, – разъясняет Циолковский, подтверждая этим эволюционный процесс реинкарнации, – выходят не из школ, не по аттестации профессоров, не по рекомендации авторитетов, а совершенно неожиданно, откуда их как будто никак нельзя ожидать»[8]. Это он, сам Циолковский, прошел вечным странником через беспредельность Космоса, чтобы принести людям плотного мира Земли знания, добытые им, и позвать их туда, где горит и сверкает множеством миров Красота высокого ума и бессмертного духа.

 

Мы только начинаем осваивать то, что он принес нам и выразил в беседах с другом и учеником, крупнейшим ученым нашего времени Александром Леонидовичем Чижевским. Они неповторимы и бесценны уже тем, что он, Циолковский, во время бесед чувствовал себя свободно и раскованно, ибо Чижевский понимал его с полуслова. Константин Эдуардович делился с ним мыслями, которые, обретая законченную форму, находили потом место в его статьях и книгах.

 

«…Никогда так не распалялась его душа, – вспоминал А.Л. Чижевский, – как во время дружеских обсуждений той или иной теории или работы, особенно когда эта тема хотя бы краем касалась его научных интересов. Тут он преображался. Сотни замечательных примеров, гипотез, теорий, как фейерверк, рождались в его уме. Он оживлялся, он кипел, как гейзер, как вулкан, вознося вверх свой душевный огонь. Из скромного учителя он превращался в блестящего ученого, эрудированного во многих областях. Он умел думать вслух, обращаясь к вам и к тем миллионам, которые невидимым строем стояли рядом с ним, с вами… Он обращался ко всему народу, зная, что только весь народ оценит его должным образом, а не отдельные лица. Поэтому Константина Эдуардовича всегда как бы лихорадило: он торопился скорее обосновать свою гипотезу и поскорее опубликовать ее, чтобы приняться за следующую. И так без устали от одной работы он переходил к другой, от другой к третьей и так далее. Это было вечное кипение, вечное стремление познать непознанное и закрепить его в печатном слове. Можно сказать, что это была своего рода мания. Но какая возвышенная и великолепная!»[9]

 

После бесед с Циолковским Чижевский записывал то, что слышал от него. Помимо этого, многое из того, что говорил Циолковский, как бы врезалось в память Александра Леонидовича. Учитель и ученик беседовали на самые различные темы – о времени и пространстве, о материи и энергии, о научном и техническом прогрессе и, конечно, больше всего о космической эволюции и необходимости познания реального Космоса. Циолковского занимала проблема времени, наиболее таинственного явления, суть которого так и осталась загадкой для современной науки.

 

«Мирового потока времени, – рассуждал он, – этого странного “явления”, никто и нигде не видел, не ощущал и не мог даже указать, где следует его искать! Этот термин как некоторая необходимость для роста человеческой цивилизации был вымучен из умозрения и дан нам как положение, как аксиома, не требующая доказательств»[10]. Он ставил вопрос о времени смело и иногда даже парадоксально, предвидя новые подходы к нему в будущем и не удовлетворяясь теми, которые существовали в современной науке. «Все современное естествознание, – говорил он Чижевскому, – состоит из догм, не обладающих способностью быть долговечными, ибо они, эти догмы, удовлетворяют мировоззрению сегодняшнего дня и не будут признаны уже завтра. Грядущее столетие будет думать о времени иначе, чем думали Ньютон и Галилей, и, очевидно, не так, как думаем мы. Поэтому мы можем позволить себе роскошь подумать о времени, невзирая на “несомненную” божественность авторитетов»[11]. Он считал, что слово «время» не отражает его космической сути, и то, что мы зовем временем, нужно назвать «энергией или еще чем-либо»[12]. Размышляя о феномене времени, он понимал несовершенство и относительность земных его мерок. Он говорил о человеке, который «все явления Солнечной системы, всей нашей Галактики и всего Космоса вообще стал выражать в земных секундах и тем самым любое явление в Космосе подчинил земному масштабу времени»[13]. Он не признавал такой масштаб, ибо последний искажал космическую суть времени, его беспредельность и безначалие. «…Говоря о космических событиях, их нельзя оценивать с позиций земных секунд, – утверждал он. – Это было бы нелогично и непредставимо. Так, земное время возрастает до таких колоссальных пределов, которые наш мозг (мозг человека в данном случае) охватить не может. Например, миллиарды миллиардов лет. Поэтому такого рода экстремум не имеет никакого смысла для человека. Мы не можем ни понять, что такое вечность, ни представить ее себе»[14].

 

Земное время не может дать представление о вечности. Вечность имеет иное качество, не соотносимое с ним. «Много лет, – продолжал Циолковский, – я искал объективное время в разнообразных явлениях природы, на Земле и в Космосе, но всюду обнаруживал только “земное”, иначе “человеческое”, время, созданное человеком, его гением, не имеющее ничего общего с объективными данными природы. Время не дано человеческому уму, как свет, а изобретено человеком, как “деталь” некоторой машины, созданной его же мозгом. Мы никогда не видим времени, не ощущаем его хода или его действия на те или иные предметы, но многое приписываем действию времени и часто приписываем без всякого смысла или логики. Так, старение организма мы относим за счет времени. В то же время и с таким же успехом старение можно было бы отнести за счет периодического изменения пространства, в котором этот организм помещается. Или еще что-нибудь другое»[15]. Земное и космическое время расходится не только в масштабах, но и еще в чем-то другом, концептуальном. Он считал, что нужно осмыслить отсутствие «объективного времени» в природе с точки зрения философской, ибо «отсюда вытекает основное философское утверждение о том, что Космос вечен и не сотворен когда-то и кем-то»[16].

 

Он говорил о том, что Эйнштейну и его последователям не удалось решить проблему времени, и опровергал Г.Минковского, который считал время четвертым измерением. Он размышлял над текстами Евангелия, утверждавшими, что время однажды остановилось, пытался понять древних философов, которые писали, что есть только «вечное теперь». Но и они не могли помочь ему в решении проблемы времени. И он продолжал выдвигать предположения, в истинности которых сам сомневался.

 

«Но “время” всегда стоит, – делился он своими соображениями с Чижевским, – движутся только окружающие тела, и мы это движение принимаем за “время”. Представим себе такое нелепое положение вещей – движение времени. Что это значит – я еще сам ничего не понимаю. Движение времени – абсурд, если время только наше представление. Если же время вещественно-материально, тогда оно существует вне нас, независимо от нашего сознания, и, следовательно, оно должно двигаться как некоторая материальная всепроникающая субстанция. Тогда, спрашивается, где она, эта субстанция?.. Открыта ли она в природе? Очевидно, нет»[17].

 

У него не было достаточной информации для размышления и не хватало ряда данных, чтобы представить себе точную и реальную картину Мироздания. Многие причины космических процессов были от него скрыты, а беря в расчет только земные следствия, решить проблему космического характера не представлялось возможным. Оставалось только надеяться на будущее. «…Пройдут десятилетия или столетия, и человечество освободится как от “мирового потока времени”, так и от времени относительного, хотя и будет носить карманные часы, необходимые ему в повседневной жизни. Тогда будет создана иная физическая картина мира, где времени не будет»[18]. Последняя фраза звучит как пророчество. Может быть, оно и сбудется. Однако современная наука таких надежд Циолковскому не оставляла.

 

Чижевский потом сделал к этой беседе свое заключение. «Итак, оказалось, что мы стоим у разбитого корыта, – записал он. – Так перед временем стоял великий Аристотель и все доаристотелевские философы. Так стоят и наши современники. Решения для времени еще не найдено! Так, по крайней мере, думал К.Э. Циолковский, и очень близок был к этому представлению Иоганн Вольфганг Гёте»[19].

 

В июле 1925 года Чижевский вновь посетил Циолковского. Была летняя ясная ночь, и они, покинув светелку, решили поговорить во дворе. «Звездная ночь объяла Калугу, – вспоминает Александр Леонидович. – На небе ни облачка. Мы с Константином Эдуардовичем сошли из светелки вниз, чтобы посидеть на завалинке, побеседовать на открытом воздухе и полюбоваться звездным небом.

 

Какое совершенство! Какое великолепие в этом блеске и сиянии, в этой игре и лучезарности звезд! Сверхземное и даже сверхчеловеческое! Невообразимое слепцу, но непостижимое уму! Смотри хоть тысячами глаз земное чудо – человек, в это величественное великолепие, но ни причины, ни следствия нигде не увидишь. Бесконечные времена проходят мимо него – этого “вечного теперь”. Звезды сияют как бы перед великим торжеством – сосредоточенно и молчаливо. И так всегда!

 

Звездное небо! Оба мы хорошо читали небесные иероглифы. Оба мы восторгались строгой геометрией созвездия Ориона, красивейшим блеском Лиры и Веги, лучистыми алмазами Арктура и Сириуса <…>

 

– Ух ты, какая красота, – громко, набирая воздух в легкие, произнес Константин Эдуардович, – Вселенная перед нами! Миллионы световых лет отделяют нас от них, но мы их видим и познаем. Чудо!.. И все-таки мы, люди, должны готовиться к полету в эту звездную Вселенную – готовиться не покладая рук. Мы должны завоевать его, этот мир, раскрытый перед нами и тем самым данный нам природой во владение. Настала новая эра – эра начала овладения Космосом на гигантских ракетах, которые полетят во все концы Вселенной в поисках новых земель и новых ресурсов энергии. Человечеству открыты пути усовершенствования своего бытия. А вы представьте себе, что если бы весь мир заключался только в Солнце и Земле. Абсолютно черное небо над атмосферой! И это было бы все! Какой ужас охватил бы человечество, когда Солнце стало бы остывать. Вся изумительная история человечества и закончилась бы на Земле… Как труп. Но перед людьми – колоссальное богатство, невероятные возможности, только надо уметь ими воспользоваться. Богатство Вселенной с бесконечным количеством миров, звезд и планет, с неисчерпаемыми источниками энергии, которой человек должен будет овладеть, и во что бы то ни стало. В этом назначение человечества, смысл его существования. И оно пойдет по этому пути, пойдет. Я верю в мощь человеческого разума и не боюсь этих несоизмеримых пространств»[20]. Эта беседа под звездным небом интересна еще и тем, что оба собеседника несли в себе то глубокое космическое ощущение, которое было свойственно далеко не всем. Даже философы, утверждавшие, что человек есть часть Космоса, не всегда сами обладали этим космическим ощущением. Такое соединение созерцания Вселенной и глубинного космического ощущения собеседников было необычным явлением на Земле. Беседа летом 1928 года представляла важнейший этап в развитии мировоззренческих взглядов и Циолковского и Чижевского.

 

Беседа началась с проблемы ритмических чередований противоположных состояний материи в Космосе, что занимало обостренную мысль Циолковского не однажды. «В этом мире, – рассуждал он, – ничто не вечно, кроме самого мира. Сам мир, сумма масс и энергий, – это констанс, но его части меняются. Эти части рождаются, живут и умирают для того, чтобы возникнуть снова. Мир – это феникс. Всякая смерть есть катаклизм. Ему подвержены звезды, Солнце, планеты, микробы, растения, животные и человек. Катаклизм есть обязательное и неизбежное качество всякой материальной индивидуальности»[21]. Он верил в человеческий разум, в его способность находить меры против подобных катаклизмов, но при этом понимал, что космическая эволюция идет соответственно законам Космоса. По всей видимости, катаклизмы, которые он ощущал и предвидел, и натолкнули Циолковского на идею расселения человечества в Космосе. Он опасался, что Земля может погибнуть от всеразрушительного катаклизма, и предполагал, что, возможно, подымется уровень Мирового океана, и тогда начнется Всемирный потоп, или землетрясения, или другие подобные стихийные бедствия. «Во всяком случае, – утверждал он, – человечество ждут впереди большие катастрофы, и к ним надо быть готовыми <…> Но уже пора кое-что предвидеть и принимать меры – в этом заключается научное предвидение. К сожалению, таким предвидением люди не обладают, более того, если кто-либо позволяет себе говорить об этом, его забрасывают камнями и называют лжеученым, мракобесом»[22].

 

Позже Чижевский включил в эту беседу свои стихи:

 

Смеется седой океан
И темную песню поет,
И в берег пленительных скал
Упорными волнами бьет.

Дробится о камень волна
И камень язвит и дробит –
Военной тревоги полна
И смертной истомой томит.

И пальмы на том берегу
Тревожно и глухо шумят,
И слушает зверь на бегу,
Что листья ему говорят.

Знакома им тайна одна –
Извечная тайна морей:
Стремится на берег волна,
И берег покорствует ей.

Пусть звезды в полночи горят,
И Солнце ликует весь день,
И люди, как пчелы, гудят
Столиц, городов, деревень.

Волна наступает на них,
Медлительно гибель несет:
Величье усилий людских
Под водной тоской погребет.

Смеется седой океан
И темную песню поет,
И в берег пленительных стран
Победными волнами бьет
[23].

 

 

_______________________________

 

Примечания

 

Циолковский К.Э. Гений среди людей. С. 171–172.

2 Там же. С. 174.

3 Там же. С. 94.

Циолковский К.Э. Космическая философия. С. 26.

Циолковский К.Э. Гений среди людей. С. 226.

6 Там же. С. 254–255.

Циолковский К.Э. Грезы о Земле и Небе. С. 429.

Циолковский К.Э. Космическая философия. С. 199.

Чижевский А.Л. На берегу Вселенной. С. 68.

10 Чижевский А.Л. Аэроины и жизнь: Беседы с Циолковском. М., 1999. С. 681. (В дальнейшем: Чижевский А.Л. …Беседы с Циолковским.)

11 Там же. С. 682.

12 Там же.

13 Там же. С. 684.

14 Там же. С. 685.

15 Чижевский А.Л. …Беседы с Циолковским. С. 685.

16 Там же. С. 688.

17 Там же. С. 693.

18 Там же. С. 697.

19 Там же. С. 698.

20 Чижевский А.Л. На берегу Вселенной. С. 384.

21 Там же. С. 396.

22 Чижевский А.Л. На берегу Вселенной. С. 400.

23 Там же. С. 401–402.

 

 

 

*   *   *

 

 


Худ.Алексей Таранин. К.Э.Циолковский


 

 

Во время беседы Циолковский прочел Чижевскому выдержки из Апокалипсиса, где описана катастрофа Земли.

 

«И вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь;

 

И звезды небесные пали на Землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет нежные смоквы свои;

 

И небо скрылось, свившись, как свиток, и всякая гора и остров сдвинулись с мест своих»[1].

 

Процитировав Библию, Циолковский продолжал: «Если величайшие горные кряжи бесследно исчезнут в потоке времени, то малейшее движение человеческого духа сохранится и станет бессмертным. Только в потомках – когда человек расселится по Космосу»[2]. Чижевский тут же комментировал сказанное: «Это представление было истинным фундаментом космизма»[3].

 

«Говоря между нами, – размышлял вслух Циолковский, – не кажется ли вам, Александр Леонидович, смешным или даже, более того, психопатичным, что бывший учитель епархиального училища, каким являюсь, по сути дела, я, думает о будущем человечества. Да еще о каком будущем – за несколько тысячелетий вперед, и хочет заставить своих соотечественников также думать об этом? Хочет заставить отечественных инженеров, физиков и химиков думать о космических полетах и строить корабли-ракеты для этих необычайных путешествий? Да, мне очень хотелось бы, чтобы мы, русские, первые перешагнули порог великого Космоса»[4]. И продолжал: «Конечно, это будет русская ракета, и, конечно, полетит на ней русский человек. Да, да, именно русский человек – богатырь, отважный, смелый, храбрый первый звездоплаватель, именно русский, а не немец, не француз, не англичанин, не американец. Русские ученые и инженеры построят мощный космический корабль, а русский богатырь выведет его навстречу Космосу, откроет людям путь в Космос. Это было бы поистине великое завершение моих мечтаний и моих расчетов. Космическая ракета возможна, и она будет <…> Какой это будет счастливый день для нашей науки, когда русские люди поднимут ракетный корабль навстречу звездам! Этот день станут считать первым днем космической эры в жизни человечества. Не будет границ торжеству и величию русской науки! Этот день и имя первого космонавта войдут в историю человечества. Это – бессмертие…»[5]

 

Сегодня можно удивляться тому, как точно Циолковский описал событие, свершившееся в 1961 году и навеки связавшееся с именем первого космонавта Юрия Гагарина. Это было действительно начало космической эры, но какое красивое! Ракета, похожая на гигантскую иглу, пронзив атмосферу планеты и сбросив с себя земную тяжесть, вырвалась в просторы Космоса и соединила навечно Землю с этими еще неведомыми нам просторами.

 

Но тогда, в прошлом веке, скромный учитель из провинциальной Калуги поставил перед своим собеседником вопрос: зачем все это? Вопрос, несмотря на его краткость, был крайне сложным. И он сам начал на него отвечать, опираясь не только на современную науку, но и входя в пространство иного, духовного познания, в котором человечество в течение многих тысячелетий накопило самым таинственным образом метанаучные знания.

 

«Глубокое познание строения материи, – говорил он Чижевскому, – нам пока недоступно. Но некогда наступит переломный момент, когда человечество приблизится к этому “эзотерическому” знанию, тогда и подойдет вплотную к вопросу: “Зачем?” Но для этого должны пройти целые космические эры»[6]. К таким эрам он еще вернется в ходе беседы. Но в начале, обращаясь в разговоре к метанаучному знанию, он как бы расширял пространство не только самого вопроса, но и всего нашего бытия, понимая, что между этими пространствами существует какая-то таинственная, неуловимая связь. И он рассуждал: «Дирижабли, ракеты, второе начало термодинамики – это дело нашего дня, а вот ночью мы живем другой жизнью, если зададим себе этот проклятый вопрос»[7]. Введя ночную жизнь в научный оборот, он, таким образом, сформулировал свою мысль о материи различных состояний. Днем мы имеем дело с плотной материей, ночью, когда видим сны, – с тонкой. Но и днем и ночью вопрос «Зачем?» остается таким же актуальным, хотя ответы на него могут быть разными. Его утверждение, что «ночью мы живем другой жизнью», заслуживает особого внимания.

 

«Этот вопрос, – продолжал он, – не требует ни лабораторий, ни трибун, ни афинских академий. Его не разрешил никто: ни наука, ни религия, ни философия. Он стоит перед человечеством – огромный, бескрайний, как весь этот мир, и вопиет: зачем? зачем? <…> Зачем и почему существует этот мир, ну и, конечно, все мы, то есть материя?»[8]

 

Обращаясь все время к вопросу «Зачем?», он сокрушался о несоответствующем уровне нашего научного знания и о недостаточном проникновении в него знаний, еще не проверенных экспериментом.

«Научно все, что мы держим в руках, ненаучно все, чего мы не понимаем! С таким ярлыком далеко не уедешь <…> Еще весь мир нам предстоит изучить. Так много в нем неизвестного и просто-напросто непонятного, а мы уже устраиваем заборы: это вот можно, а этого вот нельзя!.. Это бери и изучай, а этого не смей трогать! Запрет!»[9]

 

Но кто же, в конце концов, ограничивает и запрещает исследовать неясные вопросы? И отвечал – академическая наука. Но подобный ответ не был все-таки однозначен. Здесь таилась одна из сложных проблем познания. С одной стороны и с другой стороны. И снова он размышлял на эту тему: «…близкое знакомство с некоторыми вещами может быть весьма пагубно для людей, даже убийственно. Ну, представьте себе, что мы вдруг научились бы вещество-материю полностью превращать в энергию, то есть воплотили бы формальное знание, идущее еще от Дж. Дж. Томсона – от 1897 года через идеи П.Н. Лебедева и других, в действительность. Ну, тогда – при всей сегодняшней человеческой морали – пиши “пропало”, не снести бы людям головы. Земля превратилась бы в ад кромешный: люди показали бы свою голубиную умонастроенность – камня на камне не осталось бы. Человечество было бы уничтожено! Помните, – обратился он к Чижевскому, – мы как-то говорили с вами о конце света. Он – близок, если не восторжествует ум! Вот тут-то и необходимо запрещение – строгий запрет в разработке проблем о структуре материи. С другой стороны, если наложить запрет на эту область физики, то надо затормозить и ракету, ибо ей-то необходимо атомное горючее… Одно цепляется за другое. По-видимому, прогресс невозможен без риска!»[10] Эта проблема потом встанет перед человечеством XX–XXI веков во весь свой трагический рост. И если проследить, о чем Циолковский писал и о чем говорил, то будет ясно, что он предвидел все основные кризисные явления, которые ожидали человечество. И многое из того, что он предчувствовал и прозревал, уже сейчас превратилось в действительность. Его интересовало все, что было связано с особенностями материи и процессами, которые шли в ней. Материя и энергия были теми явлениями, которые соединяли Землю со всем разнообразием Космоса. В этой беседе он развивал идею о преобразовании материи в лучистый или какой-либо другой вид энергии, считая, что подобный процесс имеет двухстороннее движение и обратим. Он утверждал, что такой вид преображенной материи будет существовать в одну из отдаленных космических эр. Ему самому была удивительна эта тема, о которой они говорили с Чижевским в канун начала космической эры Земли. Он видел, сколь не соотносима она с современной ему действительностью. «Если бы нас с вами, – рассуждал Циолковский, обращаясь к Чижевскому, – кто-нибудь сейчас подслушал, то сказал бы примерно так: вот, старый фантазер развивает свои мысли перед молодым, а тот его слушает и не возражает. Но уверяю вас, что дело это совсем не такое пустяковое, как кто-либо думает. Это дело – величайшей и сокровенной философской важности, о которой-то и говорить страшно. Поэтому-то люди такого рода мысли назвали “ошибочными”, “антинаучными” и приказали держать язык за зубами. Но человеческая мысль прорывается сквозь этот барьер, она не признает никаких запретов и преград и не читает ярлыков, которые невежды навесили на языки и головы…»[11]

 

«Всюду и везде – одна материя, но в ней-то – вся суть дела, – вслух размышлял Циолковский. – Отбросив ложные представления людей, обратим внимание на некоторую символику. “Душа”, “потусторонний мир”, “вечное блаженство”, “вечная жизнь” – это суть символы, туманные догадки многих миллионов мыслящих людей, которые свою глубокую интуицию передавали в самых материальных образах. Это – парадоксально, но факт, да и иначе и быть не могло. “Душа” у них обладала местом и весом, “потусторонний мир”, “рай” и “ад” находились на определенной территории Земли или где-то в космическом пространстве и т.д. В наше время у мыслящих людей от этих представлений ничего не осталось, кроме символики – смутной догадки о будущем человечества. Мы должны признать за ней право на существование, ибо нельзя многие миллионы людей признать полоумными или просто глупцами! Над этими общепринятыми во всех религиях символами надо глубоко поработать, полнее расшифровать их с космической точки зрения»[12].

 

Циолковский возвращался опять к знаниям, полученным в духовном пространстве, и ставил вопрос о необходимости их расшифровки «с космической точки зрения». Эта космическая точка зрения, как один из важнейших устоев формировавшегося нового мышления, определялась им как более плодотворный подход к исследованию различных явлений и процессов, идущих в окружающем мире. Подход же, не связанный с особенностями развития Космоса, он считал устаревшим и не дающим нужных для современной науки результатов. Эту космическую точку зрения ему пришлось пробивать с большим трудом. Академическая наука того времени в целом не признавала ее, ибо многое в ней было непонятным значительной части традиционно настроенных ученых. Он не случайно в беседе с Чижевским заменил научную точку зрения космической. Одна эта фраза свидетельствовала о революционном процессе, шедшем в пространстве научной мысли. Циолковский же был его важнейшим выразителем.

 

«Эволюция Космоса, – объяснял он, – придает нашим воззрениям новое бытие, освобожденное от вымысла и от первичных детски-наивных представлений о душе или потустороннем мире. Сразу же все преображается, становится более или менее ясным и доходчивым <…> Иначе говоря, получаем право посмотреть на материю не с идеалистической, а с истинно космической точки зрения»[13].

 

«Эволюция есть движение вперед, – размышлял он. – Человечество как единый объект эволюции тоже изменяется и, наконец, через миллиарды лет превращается в единый вид некоторой энергии (лучистой. – Л.Ш.)»[14].

 

«Итак, – добавил он, – значит, мы пришли к выводу, что материя через посредство человека не только восходит на высший уровень своего развития, но и начинает мало-помалу познавать самое себя!»[15]

 

На глазах потрясенного собеседника складывалась и разворачивалась небывалая космическая философия, освещавшая каким-то внутренним светом новое мышление XX века, в которой и сам человек уже занимал совсем другое место, нежели в предыдущей картине Мироздания. Именно через человека материя начинает «познавать самое себя». Ни один философ до него так высоко не ставил роль и значение человека в космической эволюции. Человек, достигший вершин совершенства, человек космической эры, верил Циолковский, сможет ответить на вековой вопрос – зачем? Зачем человек, зачем Космос, каков смысл жизни?

 

«Все будет, – утверждал он, – в руках тех грядущих людей – все науки, религии, верования, техника, словом, все возможности, и ничем будущее знание не станет пренебрегать, как пренебрегаем мы – еще злостные невежды – данными религии, творениями философов, писателей и ученых древности. Даже вера в Перуна и та пригодится. И она будет нужна для создания истинной картины мира. Ведь Перун – это бог грома и молнии. А разве вы не поклонник атмосферного электричества? Да и я его тайный поклонник <…> Человечество не может жить в таких шорах, как живет, двигать своею мыслью по указке, ибо человек не машина, и это надо запомнить: человек настраивается природой в определенном тоне, это, безусловно, мажорный тон, требовательный тон, а не мольба о помиловании <…> Так заявляет о себе новая космическая эра, к которой мы подходим, медленно подходим, но верно <…> Вступление в космическую эру человечества – это поважнее, чем восшествие на престол Наполеона Бонапарта. Это грандиозное событие, касающееся всего земного шара»[16].

 

В этот день он говорил о телепатии, телепатическом поле Космоса, о переходе различных состояний материи из одного в другое, не раз возвращаясь к лучистому ее состоянию. И это лучистое состояние материи, отмечал он, тоже не окончательное, а имеет свое продолжение в неведомых нам глубинах Космоса. В небольшой светелке деревянного дома Циолковского как бы ощущалось дыхание космической беспредельности. Циолковский говорил о четырех космических эрах, о которых Чижевский никогда не слышал.

 

В первую космическую эру, по мнению Циолковского, человечество должно будет вступить через несколько десятков или сотен лет. Такой начальной космической эре суждено продлиться несколько миллиардов лет, согласно земному времени. Циолковский назвал ее «эрой рождения». За ней следует «эра становления», длящаяся сотни миллиардов лет и ознаменованная расселением человечества по всему Космосу. Общение людей, овладевших телепатическим полем, будет только телепатическое.

 

В третью эру – эру «расцвета человечества», будет достигнута полная телепатизация Космоса, включая и косную материю.

 

Четвертая эра – терминальная. «Во время этой эры, – сказал Циолковский, – человечество полностью ответит на вопрос: “Зачем?” – и сочтет за благо из корпускулярного вещества превратиться в иное состояние»[17]. Под «иным состоянием» он имел в виду лучистую форму. Длительность этой эры составляет несколько десятков миллиардов лет. Ну а что дальше? А дальше, опираясь на ритмичность космической эволюции, Циолковский развернул грандиозную картину процессов, идущих в Космосе и связанных с беспредельным количеством циклов и эр. Созидательные и разрушительные силы, взаимодействуя друг с другом, продвигают все выше и выше состояние объектов и субъектов, действующих в этих космических процессах и циклах. «…Через многие миллиарды лет, – говорил он глуховатым голосом, – данная эра Космоса снова превратится в корпускулярную, но более высокого уровня, чтобы все начать сначала: возникнут Солнца, туманности, созвездия, планеты, но по более совершенному закону, и снова в Космос придет новый, еще более совершенный человек, человек другого “покроя” <…> чтобы перейти через все высокие эры и через долгие миллиарды лет погаснуть снова, превратившись в сверхлучевое или сверхтелепатическое состояние, но тоже более высокого уровня. Пройдут миллиарды лет, и опять из лучей возникнет материя высшего класса, и появится, наконец, сверхновый человек, который будет разумом настолько выше нас, насколько мы выше косной материи. Он уже не будет спрашивать: “Зачем?” Он это будет знать и, исходя из своего знания, будет строить себе Космос по тому образцу, который сочтет более совершенным <…> Такова будет смена великих космических эр и великий рост разума! И так будет длиться до тех пор, пока этот разум не узнает всего, то есть многие миллиарды миллиардов лет, многие космические рождения и смерти. И вот, когда разум (или мыслящая материя) узнает все, само существование он сочтет ненужным и перейдет в телепатическое состояние высокого порядка, которое будет все знать и ничего не желать, то есть то состояние сознания, которое разум человека считает прерогативой богов. Космос превратится в великое совершенство»[18].

 

Во всей этой теории космических эр слышался отзвук древнего знания, существовавшего в индийской мифологии и в философии. Там это называлось «вдох и выдох бога Вишну», спящего на змее Шеше, олицетворяющем материю. Когда Вишну вдыхал, Вселенная собиралась в одну точку, когда выдыхал, Вселенная вновь возникала со всеми своими небесными телами и обитателями. С этим же мифом была связана и теория пралайи, свидетельствовавшая о том, что в конце каждой манвантары, или определенного космического цикла, Вселенная погружалась в «ночь Брахмы», которая через какое-то время сменялась «днем Брахмы». В «ночь Брахмы» Вселенная разрушалась, в «день Брахмы» возникала вновь. Чередование этих «дней» и «ночей» было бесконечным и знаменовало собой циклы «жизни» и «смерти» Вселенной, являвшиеся эволюционной закономерностью в развитии Космоса. Но было бы ошибкой сказать, что Циолковский следовал мифологии или древней философии Индии. Он построил свои космические эры, используя те знания, которые возникли из сокровенных духовных глубин его внутреннего мира, и то, что он уже знал из достижений современной науки. А древний отзвук, который несла его «теория космических эр», несомненно свидетельствовал о явном приближении этой теории к истине. Развитие Космоса и его устремление к более высоким структурам через жизнь и смерть, через «день» и «ночь», через созидание и разрушение, сжатие и расширение его пространства регулируется определенными законами, которые и ощутил Циолковский в своей «теории космических эр». Он оказался более близок, чем кто-либо из ученых, к признанию и пониманию важных законов Космоса. Но тогда, когда шла эта беседа, он не собирался публиковать свои мысли, высказанные Чижевскому, ибо был уверен, что его не поймут, как это не раз было раньше.

 

Космическая точка зрения Циолковского внесла ясность и в идею заселения человеком Космоса.

 

«Я всегда писал, – рассказывал он Чижевскому, – о том, что проникновение в Космос человечества нужно для “завоевания” околосолнечного пространства, а затем и дальнейшего пространства. Вообще говоря, конечно, это будет “завоевание” для нефилософа и проникновение в освоение Космоса и освоение материи для философа. Первое понятно всем, второе понятно только немногим. В частности, я немало размышлял по этому вопросу и пришел к выводу, что сама природа требует этого исключительно в познавательных целях, а не для того, чтобы искать вне Земли тучные поля, хлеб, мясо, овощи, фрукты»[19].

 

В отличие от своих предшественников, отмечает Чижевский, которые хотели себе представить, что такое Вселенная, Циолковский размышлял «о наивысших судьбах материи, тех судьбах, до которых еще не дошел современный человек, о которых он, современный человек, даже и не думал. Это было нечто вроде ясновидения, космической телепатии, а Константин Эдуардович – вроде великого посвященного»[20]. Полагаю, что Александр Леонидович в таком мнении был недалек от истины.

 

Космическая точка зрения помогла Циолковскому осмыслить его ракету и найти для нее место в огромном пространстве космического мироощущения. «Моя ракета, – сказал он в тот день Чижевскому, – должна послужить этой космической философии <…> Так называемый технический и научный прогресс – это не более как приближение к решению этого основного вопроса. Люди даже не представляют того, во имя чего они живут и действуют. Истинная задача жизни пока скрыта от людей полностью. Ее знали и знают несколько человек в мире»[21].

 

И Циолковский вновь повторил свою идею о том, что на подобный вопрос (Зачем? – Л.Ш.) может ответить человек только космического мироощущения и космической точки зрения, который появится в отдаленные космические эры, в частности в лучистой эре.

 

Когда-нибудь, продолжал он, кончатся «и материя, и время. Возможно, кончится и пространство. Не будем скупиться! Для эволюции бесконечного пространства с материей отведены миллиарды миллиардов лет всех космических эр. И вряд ли мы ошибемся в этой цифре. В самом деле, это не так уж много для познания самого себя, то есть для решения самой трудной философской задачи Космоса.

 

– А что далее? – невольно спросил я.

 

– Я думаю, что древние писания знают об этом больше, чем я. В Евангелии и в христианских погребальных песнопениях об этом говорится очень вразумительно, ибо конец мирового круга существования сопрягается с началом, хотя и в других формах. Бесконечно большое – с бесконечно малым. Древние мудрецы это знали хорошо и назвали это состояние “блаженством” и “жизнью бесконечной”. Это состояние можно назвать “великим совершенством”. Может возникнуть вопрос, отчего я оперирую не сотнями, даже не тысячами лет, а миллиардами. Это объясняется очень просто и, я думаю – более или менее достоверно. Время как-то связано с пространством. Впрочем, может быть, я ошибаюсь. Пространство же тесно связано с представлением о бесконечности <…> Но понять бесконечность как физическую категорию человеческому уму не дано… Только люди будущего, будущих космических эр поймут эту загадку и объяснят ее, наверное, самым простым образом. То же случится и с понятием о времени»[22].

 

«Константин Эдуардович, – вспоминает Чижевский, – кончив говорить о своей новой теории, поник головой. Было уже совсем темно. Только звездный свет проникал сквозь окна светелки. Я встал, зажег лампу и сел на свое место. Несколько минут мы молчали. Левая рука Константина Эдуардовича, державшая слуховую трубку, дрожала от усталости, но он этого не замечал. Я сделал ему знак опустить трубку на пол, как он это обычно делал в конце разговора. Я считал, что наш разговор окончен. Возражать, высказывать недоумение или задавать вопросы было просто нельзя. Я сам должен был “переварить” все им сказанное. Я пожал руку Константину Эдуардовичу и тихо спустился по лестнице из светелки вниз»[23].

 

Памятник К.Э. Циолковскому в Калуге

 

 

Много лет спустя я поднималась по той же деревянной лестнице. Лестница была неудобная и скрипучая и вела в ту знаменитую светелку, где происходили беседы двух великих людей XX века. Там стоял скромный письменный стол, на котором я увидела старинную керосиновую лампу, чернильницу и ручку. У стены помещалась узкая кровать под грубым одеялом. Из светелки дверь вела на веранду, где находился токарный станок, а на верстаке лежали инструменты и, подвешенные к потолку, плыли в воздухе модели диковинных дирижаблей и их отдельные части. И мне показалось, что хозяин этого дома только что покинул его и может вернуться в любую минуту. Я была одна в этом простом и ветхом жилище, стены которого видели так много. И самое главное – они видели самого Циолковского. Вот он сидел в этом кресле, приставив к уху свою знаменитую слуховую трубку, и что-то доказывал своему собеседнику. И это «что-то» всегда было связано с Космосом и будущим человечества. Он всегда обращался к этим темам. Кем же он был, этот великий мудрец, который все время жил Космосом и понимал его лучше, чем Землю? Земля доставила ему только трудности и страдания. Как ответить на этот вопрос? Был ли он посланником самого Космоса, пришедшим на Землю, чтобы, несмотря ни на что, принести ей весть о реальности этого Космоса? Или вечность исторгла его из своих глубин с какой-то таинственной и непостижимой для людей миссией? Я не могла найти ответа, но была только уверена, и до сих пор остаюсь в этой уверенности, что, несомненно, нечто подобное было с ним связано. Он, создавший свою ракету, изменил жизнь землян XX века и приблизил к ним не только высоту Космоса, но и проник своей мощной мыслью в его глубины. Ракета была принята, мысль не понята, а посему – отвергнута.

 

Но меня в этом старинном деревянном доме и в светелке заинтересовало другое. Это «другое» беспокойно билось в мой мозг, пока я осматривала этот дом, в котором теперь никто не жил и который назывался – «Мемориальный дом-музей К.Э. Циолковского». Что-то в этом доме было не так. И вдруг, как озарение, – «не так» была убогая обстановка, печное отопление и керосиновая лампа под стеклянным колпаком. XIX век мог оправдать все это, но не двадцатый… «Бытие определяет сознание» – гласила та философия, которая десятки лет была обязательной для миллионов наших граждан. И в тот момент собственного озарения я поняла, что он сломал и эту аксиому, доказав всей своей жизнью, что все наоборот: сознание определяет бытие. Иначе бы в этом деревянном доме с керосиновой лампой и печным отоплением не была бы рассчитана космическая ракета и не были бы написаны книги о космическом будущем человечества. С этого деревянного дома на окраине Калуги начинался и другой музей, Музей истории космонавтики имени К.Э. Циолковского с космическими ракетами, нацеленными в далекое будущее. Между этими двумя зданиями, большим и малым, прошла жизнь Циолковского – земная и космическая, завершившаяся его победой во имя Земли.

 

________________________________________

 

Примечания

 

1 Чижевский А.Л. На берегу Вселенной. С. 403.

Чижевский А.Л. На берегу Вселенной. С. 404.

3 Там же.

4 Там же. С. 407.

5 Там же. С. 407–408.

Чижевский А.Л. …Беседы с Циолковским. С. 660.

7 Там же. С. 661.

Чижевский А.Л. Беседы с Циолковским. С. 661–662.

9 Там же. С. 662.

10 Там же. С. 663.

11 Там же. С. 666.

12 Чижевский А.Л. Беседы с Циолковским. С. 667.

13 Там же.

14 Там же.

15 Там же. С. 668.

16 Циолковский К.Э. Грезы о Земле и Небе. С. 425.

17 Чижевский А.Л. …Беседы с Циолковским. С. 670.

18 Чижевский А.Л. Беседы с Циолковским. С. 670–671.

19 Там же. С. 674.

20 Там же.

21 Там же. С. 675–676.

22 Чижевский А.Л. Беседы с Циолковским. С. 676–677.

23 Там же. С. 678.

 

 

19.09.2020 14:15АВТОР: Л.В. Шапошникова | ПРОСМОТРОВ: 687


ИСТОЧНИК: МЦР



КОММЕНТАРИИ (0)

ВНИМАНИЕ:

В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:

1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".

2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.

3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".

4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.

5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".



Оставить комментарий

<< Вернуться к «Люди науки »