Фридрих Ницше смотрит в ХХІ век. Сергей Целух
Ницше – любимец всего мира
.jpg "Фридрих Ницше, 1875 год.")
Фридрих Ницше, 1875 год.
Прошло 115 лет со дня смерти Фридриха Ницше (1844-1900), великого немецкого мыслителя, композитора, поэта, создателя самобытного философского учения, которое носит не академический характер и направлено, скорее, к сердцу человека, его душе, поэтому имеет такую широкую направленность и привлекательность. Ницше любимец всего мира, его произведения написаны приятным литературным языком, с добавлением народного перца. Читать его одно удовольствие. Большинство его произведений можно назвать экзистенциональной философской прозой, они несут яркий отпечаток личности автора. Ницше ничего не скрывает, он весь на виду: и в творчестве, и жизни. Каждый чувствует, где он говорит серьезно и мудро, а где просто удивляет и восхищает своим прекрасными шутками и словами Заратустры, которого большинство из нас, полюбило всей душой и воспринимает эту книгу, как новое Евангелие, новый образ Ницшевой философии. Литературно-философский стиль Ницше необычен, он мудр, привлекателен, книги читаются легко и с большим интересом. Над многими его идеями надо размышлять серьезно, многие воспринимаются с улыбкой, ведь сам Ницше говорит, что хочет научить нас смеяться. Творчество Ницше стало для всего мира духовным наследием, которое внимательно изучается, и мы не представляем современную духовную жизнь без этого немецкого мудреца.
Стимулом философствования для Ницше всегда выступало его недовольство современным человеком, которого он осуждал за его слабость, безволие и инертность в жизни. У писателя было страстное стремление к настоящему человеку, волевому, сильному, смелому, прогрессивному, которым он мог бы гордиться
Кем бы он только не называл слабовольного, инертного человека, и как бы его не осуждал, но упрекать философа за это, мы не имеем права. Ницше раньше других стал не похож на нас. Он дальше видел, острее чувствовал, что современный ему человек несколько обесценился своей моралью, обликом и поступками. Ему нравились сильные личности, красивые, разумные люди, с кем можно было бы войти в контакт, но, к большому сожалению, таких было мало, и все они были его друзьями. Созерцание плохих качеств человека вынуждало Заратустру любить не людей, а богов. Ницше признавался, что его антипатия к человеку была слишком велика, это была великая опасность, но она должна быть преодолена его поступками и моралью. Не без гордости говорил Заратустра: «Теперь, я люблю людей» [1].
Ницшева любовь к человеку, вызвана переменой его миросозерцания – с возвышенного человека на реального. Он говорил, что человека оправдывают не красивые слова, а действительность: его поступки и жизнь. И что человека преобразуют не законы природы, а его воля и мораль, которую Ницше нещадно критиковал за слабость, порочность и для того только, чтобы освободить человека от давления и поднять на более высокий уровень. Философ никогда не ограничивался простым изучением человека, как научного объекта, и всегда пытался понять его место в мире. Ницше указывал на то, что наше самомнение не отвечает нашему действительному положению. Человек, говорил он, «незаметный, слишком высоко о себе мнящий животный вид, время которого … ограничено» [2].
В афоризмах Ницше говорит: «Мое отвращение к человеку стало слишком велико. Равным образом обратное отвращение к моральному высокомерию моего идеализма. Я приближался ко всему презренному, я искал в себе как раз достойное презрения: мне хотелось умерить свой пыл. Я выступил /против/ всех /обвинителей/ человечества – я лишил их и себя права на /высокопарность /».
Ницше не оставил для нас четких утвердительных истин, как нам следует жить. То, что называют принципами его философии – это еще не высказывания о бытии. Он писал: «В моих сочинениях говорится только о моих преодолениях» [3]. Ницше называл свои сочинения «школой подозрения». Его действительность при проверке иногда оказывается печальной. Он называл свою философию, – экспериментальной, протекающей в форме опытов и продумывании возможностей. И хотя все, что написано Ницше, сохранилось в полном объеме, его философия еще требует нового осмысления и верной трактовки.
Главным в освоении Ницше является не столько интерпретация его работ, сколько соприкосновение с его истоками. «Понять Ницше, говорит Карл Ясперс, значит не воспринимать его, а, скорее, создать себя, но это подразумевает никогда не создать себя окончательно [4].
Ницше всегда не последователен. Его самооценки часто меняются – от самых высоких, до самих низких. При их анализе становится ясно, что он хорошо осознал величие своей задачи, но колебался лишь в ее исполнении. Ницше всегда чувствовал свои возможности: это подготовить момент высшего самоосмысления человечества человеком, стоящего на переломных рубежах века. Временами его мысли кажутся для нас странными: «Если я не дойду до того, чтобы целые тысячелетия клялись моим именем, то я ничего не достиг в собственных глазах». Или другое: «Заблистать через 300 лет, моя жажда славы» В этом чувствуется сильная воля писателя и желание утвердить себя как выдающуюся личность. Как философ вечного возвращения, Ницше считал себя медиумом бытия, и его самооценки своей личности, в большинстве совпадают с действительностью.
Чем привлекателен для нас Ницше? Своими глубокими знаниями, охватом всевозможных тем, реальной оценкой действительности, зорким глазом на мир и человека, афористичностью, лирикой, широтой души, самокритикой и пессимизмом. Иногда его пессимизм переходит границы, а оценки отдельных философов – Гегеля, Фихте, Шопенгауэра и других, слишком суровы, даже обидны, но он говорит так, как считает нужным: без притворства, фальши и всегда честно. Ницше довольно часто критикует тех или иных мыслителей, особенно великих, хотя и заявляет, что он не критикует, а указывает на их недостатки. И если мы внимательно присмотримся к этому, то поймем, что в критике других, Ницше видит самого себя. Борис Марков называет его «новым евангелистом, направившим свое послание всему человечеству» [5].
.jpg "Фридрих Ницше в 1861 году")
Фридрих Ницше в 1861 году
Нам приглянулась книга Бориса Маркова. Почти 800 страниц своего солидного труда он посвятил Фридриху Ницше: исследовал его в творчестве, жизни и понял так, как никто другой, хотя преимущественно подходил к нему благожелательно, объективно и с большим уважением. И когда в интервью от 17 ноября 2013 года Маркова спросили: «С кем Вы, господа интеллигенты? Или вы всё еще с Марксом? Или с модными постмодернистами? Вы свободный ум, который сам по себе и ни с кем?», то в ответ услышали следующее признание философа:
«Я по природе консерватор, уже довольно-таки старый. Для своего поколения я вполне сойду за постмодерниста, для вашего поколения я уже философский пенсионер и отстрелянный патрон. Моя позиция всегда была «между», между молодыми и старыми. Молодым я всегда помогал при защите их прорывных диссертаций (например, только что выступавшими с докладами здесь, на «Ницше-семинаре» В. Сухачеву, А. Исакову), языка которых старшее поколение в 80-х годах вообще не понимало. Я таким и остался, – я ни тут, ни там. В этом и трагизм, и комизм моего положения. Ведь и сам Ницше был сторонником не только трагизма в жизни, но и комизма с его лозунгом «научитесь смеяться, друзья мои». Нельзя, конечно, в этом скатываться до подмигивания и насмешки, я могу быть и вполне серьезен. Но всё должно быть в меру. И глобальные, философские вопросы и повседневность, которая также была темой Ницше. Всё новое приходит на голубиных лапках. И сверхчеловек может вполне оказаться самым умеренным человеком на Земле, знающим меру господства и меру подчинения. Ни деспот-диктатор, ни прислужник-раб не могут быть здесь образцами» [6]. Марков считает, что академическую школу философствования надо проходить каждому в обязательном порядке, так же как живописцы или музыканты проходят школу своих искусств, чтобы потом стать самостоятельным творцом, освободиться от академичности и творить по-своему. Для него философия, изложенная литературным языком, есть замечательное достижение Ницше, сделавшее его популярным среди философов и наиболее понятным и доступным большинству людей, не являющихся профессиональными философами. Но в этом Марков видит и опасность, потому что без интерпретаций и комментариев тексты Ницше могут оказать негативное действие. «Здесь должна иметь место некая игра: прочтение Ницше как манифеста к действию (в стиле коммунистического Манифеста Маркса) должно завершаться ковшом холодной воды, который академические профессора выливают на юные или страстные натуры, принявшие Ницше слишком близко к сердцу. В этой взаимной игре сил, Ницше и состоится как современный мыслитель, как действующая фигура. Ни фашистского демарша, ни иссушающего академизма в отношении Ницше мы допустить не должны». [7]. (Там же).
Философ Марков сожалеет, что даже на философском факультете Санкт-Петербургского университета, после распада .jpg "Философ Борис Марков")
централизованного диамата, философские исследования попрятались по отдельным квартиркам. Даже «Ницше-семинар» является одновременно открытым и закрытым. Академические профессионалы живут своими интересами в Ницше, непрофессионалы их вовсе не признают, и живут другими интересами. Перегородок никаких нет, замечает он, но они всё равно непроницаемы. Это напоминает ему распад социальных пространств в современных мегаполисах. «Раньше люди чувствовали свою общность, собирались на центральной площади или в университетах. Теперь же все живут сами по себе, мелкими коммунами или поодиночке, а университет перестал определять интеллектуальный климат города. Все ушли в Интернет, на сайты, в социальные сети». [8]
Не лишне напомнить, что по данным Библиотеки Конгресса США Фридрих Ницше входит в десятку наиболее изученных личностей в истории. Такое же состояние наблюдается и в России. Книжный рынок страны заполнен произведениями Ницше, не говоря уже об Интернете и его знаменитом сайте Дмитрия Фюче : «Фридрих Ницше. 6000 футов над уровнем человека» [9].
Благодаря Борису Маркову у нас появилась серия фундаментальных книг о Фридрихе Ницше, под название «Мировая Ницшениана», которые за 10 лет своего существования стали библиографической редкостью. Это книги Мартина Хайдеггера, Карла Лёвита, Карла Ясперса, Маркова и других. Серия прекратила свое существование лишь из-за нехватки средств на ее продолжение, о чем мы глубоко сожалеем. Продолжать свое дело Борис Марков пожелал молодым философам. Известно, что издательством «Культурная революция» (Москва) впервые издано «Полное собрание сочинений Фридриха Ницше в 13 томах», что является большим культурным событием страны [10].
И все же Ницше для нас – выдающаяся личность, своими произведениями облагородившая планету, и заставившая человечество по-новому взглянуть на мир и человека и увидеть в них смыл своей жизни.
Кто вы, мистер Фридрих Ницше?
Фридрих Ницше родился в 1844 году в Рёккене (недалеко от Лейпцига, восточная Германия), в семье лютеранского пастора Карла Людвига Ницше (1813-1849). В 1846 году у него появилась сестра Элизабет, затем брат Людвиг Йозеф, умерший в 1849 году, спустя полгода после смерти их отца.
Воспитывался Фридрих матерью, пока в 1858 году не уехал учиться в знаменитую гимназию-интернат «Пфорта». Там он увлекся изучением античной литературы, осуществил первые пробы писательства, пережил сильное желание стать музыкантом, живо интересовался философскими и этическими проблемами, с удовольствием читал Шиллера, Байрона и, особенно, Гёльдерлина, а также впервые познакомился с музыкой Вагнера.
В октябре 1862 года Ницше поступил в Боннский университет, где начал изучать теологию и филологию, но быстро разочаровался в студенческом быте. Он попытался быть лидером среди сокурсников, но оказался ими непонятым и отвергнутым. Это было одной из причин его скорого переезда в Лейпцигский университет, вслед за своим наставником профессором Фридрихом Ричлем. Однако на новом месте обучение филологии не принесло Ницше удовлетворения, несмотря на блестящий ум и знания в этом деле. Не случайно в 24-х летнем возрасте, будучи студентом, он был приглашен на должность профессора классической филологии в Базельский университет, что было беспрецедентным случаем в истории университетов Европы.
С октября 1870 года Ницше участвовал добровольцем во Франко-прусской войне, хотя в боях участия не принимал из-за отказа от прусского гражданства, а власти нейтральной Швейцарии запретили ему воевать, разрешив лишь службу санитаром. Сопровождая вагон с ранеными, Ницше заразился дизентерией и дифтеритом.
Осенью 1868 года Ницше познакомился с Рихардом Вагнером, что способствовало их обоюдному творческому развитию. Вагнер резко отличался от других его друзей и произвёл на философа сильное впечатление. Их объединяло увлечение искусством древних греков, музыка и любовь к творчеству Шопенгауэра, вплоть до чаяний переустройства мира и возрождения духа нации. Ницше писал Эрвину Роде: «Долгий разговор о Шопенгауэре: ах. Ты поймешь это, каким наслаждением было для меня слушать его, с неописуемой теплотой о Шопенгауэре, чем он ему обязан и что это единственный философ, постигший сущность музыки» [11]. Вагнер просит Ницше посещать его для взаимных занятий музыкой и философией. У Ницше был дар музыканта и композитора, он сам писал музыку, и она исполнялась во многих театрах.
В мае 1869 года Ницше посетил Вагнера в Трибшене, практически став для него членом семьи. В первых числах января 1872 года вышла в свет книга Ницше «Рождение трагедии или эллинство и пессимизм», один экземпляр которой он подарил другу. В ответ Вагнер написал: «Дорогой друг! Я не читал еще ничего более прекрасного, чем Ваша книга! Она великолепна! Пишу Вам наспех, так как чтение перевозбудило меня, и я должен еще придти в себя, чтобы прочесть ее как следует. Я сказал Козиме (жене), что после нее сразу же идете Вы; затем большой промежуток до Ленбаха, который написал поразительно похожий мой портрет» [12].
Однако по обоюдной вине двух великих людей вине, их дружба длилась недолго, всего три года. В том же году, когда Вагнер переехал в Байройт, отношения друзей несколько охладели. Ницше не смог смириться с возникшими переменами в музыке Вагнера, выразившихся, по его мнению, в измене их общим идеалам и потаканию интересам публики. А самой главной причинной было то, что Вагнер принял христианство, к которому Ницше испытывал неприязнь.
.jpg "Ницше с матерью")
Ницше с матерью
Через 11 лет Ницше назовет свою книгу «невозможной книгой». Такой она показалась его друзьям и профессору Ричлю, назвавшего ее «остроумным похмельем». Еще один камень полетел в огород Вагнера, когда Ницше издал новый труд – «Человеческое, слишком человеческое», в котором осудил своего друга за «упадническое» творчество и другие грехи. «Так, в Германии существует двоякое течение в музыкальном развитии: с одной стороны, несколько десятков тысяч людей, со все более высокими и тонкими запросами, внимающие только «значению», а с другой – огромное большинство, которое с каждым годом все менее становится способным понимать значительное в чувственно безобразной форме и потому все более научается непосредственно довольствоваться безобразным и отвратительным, т. е. низменно-чувственным в музыке» [13].
Такие слова Ницше, сказанные в адрес друга, задели самолюбие Вагнера, и он ответил ему статьей – «Публика и популярность», в которой негативно отозвался о философе и музыканте Ницше. Ответ Ницше последовал сразу: «Вчера, – писал он, – читал злобные, почти мстительные страницы Вагнера, направленные против меня. Боже, какая неуклюжая полемика!». (Письмо издателю Шмейшнеру, 3 сентября 1878). [14]. Но, несмотря на разногласия в творчестве, дружба двух великих людей продолжалась.
Ницше обладал большой силой воли, но не отличался крепким здоровьем. Уже с юношеских лет он стал испытывать сильные головные боли, что сказалось на его физическом развитии. Ницше много страдал, хотя боролся за свое здоровье всеми доступными методами. Философ считал боль и страдания величайшими творческими силами, необходимым условием самого творчества, его глубины и выразительности. «Страдание не делает человека лучше, оно делает его глубже»", – писал он, и утверждал, что боль и страдание не оставляют подвижнику права на поражение. Даже слабость человеческую он преобразовывал в силу – силу духа. Собственное страдание Ницше превращает в объект наблюдения и анализа, в поучительный эксперимент над сферой духа.
В 1880-м он признавался своему врачу, доктору Эйзеру:
"Существование стало для меня мучительным бременем, и я давно покончил бы с ним, если бы терзающий меня недуг и необходимость ограничивать себя решительно во всем не давали мне материала для самых поучительных экспериментов и наблюдений над сферою нашего духа и нравственности... Постоянные изнурительные страдания; многочасовые приступы дурноты, какие бывают при морской болезни; общая расслабленность, чуть ли не паралич, когда я чувствую, что язык у меня отнимается, и в довершение всего жесточайшие припадки, сопровождаемые неудержимой рвотой (в последний раз она продолжалась трое суток, без минуты облегчения. Я думал, что не выдержу этого. Я хотел умереть)… Как рассказать вам об этой всечасной муке, об этой непрекращающейся головной боли, о тяжести, которая давит мне на мозг и на глаза, о том, как все тело мое немеет от головы до кончиков пальцев на ногах!" [15].
Но болезнь была сильнее Ницше. Философ терял зрение, у него усилились головные боли, которые он лечил от случая к случаю; кроме того возникли проблемы с желудком. Все это привело тому, что 2 мая 1879 года Ницше оставил преподавание в университете, получил пенсию с годовым содержанием 3000 франков и отправился в странствия по городам и весям лечиться и набираться сил. Дальнейшая жизнь Ницше – это, в полном понимании слова, жестокая борьба с недугами во имя жизни, утверждение себя как писателя, философа и полноценного человека. О своих проблемах он писал так:
«…в тридцать шесть лет я опустился до самого низшего предела своей витальности – я ещё жил, но не видел на расстоянии трех шагов впереди себя. В то время – это было в 1879 году – я покинул профессуру в Базеле, прожил летом как тень в Санкт-Морице, а следующую зиму, самую бедную солнцем зиму моей жизни, провел как тень в Наумбурге. Это был мой минимум: «Странник и его тень» возник тем временем. Без сомнения, я знал тогда толк в тенях… В следующую зиму, мою первую зиму в Генуе, то смягчение и одухотворение, которые почти обусловлены крайним оскудением в крови и мускулах, создали «Утреннюю зарю». Совершенная ясность, прозрачность, даже чрезмерность духа, отразившиеся в названном произведении, уживались во мне не только с самой глубокой физиологической слабостью, но и с эксцессом чувства боли. Среди пытки трехдневных непрерывных головных болей, сопровождавшихся мучительной рвотой со слизью, я обладал ясностью диалектика par exellence, очень хладнокровно размышлял о вещах, для которых в более здоровых условиях не нашел бы в себе достаточно утонченности и спокойствия, не нашел бы дерзости скалолаза». [16].
Философ прошел трудный путь, чтобы если не победить, то хотя бы усмирить болезнь, которая разбушевалась не на шутку. Он взял себя в руки, установил рацион питания и лично сам, без помощи друзей, старался вырвать себя из хищных лап недугов. Именно в борьбе с ними, Ницше создал свою философию, которая привлекает нас своей необычностью, диалектизмом и парадоксальностью. Он перестал быть пессимистом, по-иному взглянул на мир и увидел в нем иные краски и иные звуки. Во имя жизни, Ницше многое пропускает мимо, много не замечает и о многом умалчивает. Он не все принимает к сердцу. Он достаточно силен, чтобы свои беды обращать себе во благо. Впереди у него большой творческий период и надо успеть сказать людям, как он их глубоко любит, уважает, хотя и критикует, и как радует его мир и сама жизнь.
Портрет Фридриха Ницше, нарисованный Стефаном Цвейгом, как нельзя лучше показывает философа в повседневной обстановке. Нам, конечно, жаль его, одинокого странника, борца с мировым злом, неправдой и жестокостью, и мы верим, что «сражающийся» за жизнь философ преодолеет кризис и напишет еще много интересных книг:
«И вот он снова в маленькой, тесной, неуютной, скудно обставленной chambre garnie; стол завален бесчисленными листками, заметками, рукописями и корректурами, но нет на нем ни цветов, ни украшений, почти нет даже книг, и лишь изредка попадаются письма. В углу тяжелый, неуклюжий сундук, вмещающий все его имущество – две смены белья и второй, поношенный костюм. А затем лишь книги и рукописи, да на отдельном столике бесчисленные бутылочки и скляночки с микстурами и порошками: против головных болей, которые на целые часы лишают его способности мыслить, против желудочных судорог, против рвотных спазм, против вялости кишечника и, прежде всего, ужасные средства от бессонницы – хлорал и веронал. Грозный арсенал ядов и снадобий – его спасителей в этой пустынной тишине чужого дома, где единственный его отдых в кратком, искусственно вызванном сне. Надев пальто, укутавшись в шерстяной плед (печка дымит и не греет), с окоченевшими пальцами, почти прижав двойные очки к бумаге, торопливой рукой часами пишет он слова, которые потом едва расшифровывает его слабое зрение. Так сидит он и пишет целыми часами, пока не отказываются служить воспаленные глаза: редко выпадает счастливый случай, когда явится неожиданный помощник и, вооружившись пером, на час-другой предложит ему сострадательную руку. В хорошую погоду отшельник выходит на прогулку – всегда в одиночестве, всегда наедине со своими мыслями: без поклонов, без спутников, без встреч совершает он свой путь. Пасмурная погода, которую он не выносит, дождь и снег, от которого у него болят глаза, подвергают его жестокому заключению в четырех стенах его комнаты: никогда он не спустится вниз к людям, к обществу. И только вечером – чашка некрепкого чаю с кексом, и вновь непрерывное уединение со своими мыслями. Долгие часы проводит он еще без сна при свете коптящей и мигающей лампы, а напряжение докрасна накаленных нервов все не разрешается в мягкой усталости. Затем доза хлорала, порошок от бессонницы, и наконец – насильственно вызванный сон, сон обыкновенных людей, свободных от власти демона, от гнета мысли» [17].
Конечно, портрет Цвейга далек от известных персонажей ницшевского героизма. Но он правдив и передает героизм Ницше перед коварной природой. Ницше сражается, он сильный человек и свое перо держит крепкими руками. Он еще не все сказал, он сильный духом, он напишет еще много книг.
И в то же время, перед нами очень гордый, сильный, волевой человек, который, всеми силами борется за жизнь. Так случилось, что его последние годы жизни, оказались самыми трудными для философа. Болезнь и плохое настроение так быстро не проходят. В таком состоянии Ницше критикует всех: человека, его мораль, жизнь и веру, и считает их не то что не совершенными, а даже испорченными. Особенно достается от него христианской морали, на которую Ницше давно махнул рукой. Лишь Иисуса Христа философ считает первым и единственным христианином, потому что все остальные – ненадежные. Он пишет, что «Иисус из Назарета любил злых, а не добрых: даже его доводил до проклятий их морально негодующий вид. Всюду, где вершился суд, он выступал против судящих: он хотел быть истребителем морали». (Афоризм 105).
Для Ницше христианская мораль держится на Боге, она же падает вместе с ним. Критикует он и Канта, спасителя морали, оказавшегося ненадежным партнером в борьбе с христианской религией. Ницше считает, что мораль, основанная на разуме и навязанная внешней силой, например Богом, противоречит человеческой морали, она ему чужда. Такую мораль он называет устаревшей и отжившей, поскольку она построена на аффектах и не имеет под собой реальной основы. Цель ее – ложное истолкование и порча человека. Мораль, говорит он, обманывает нас относительно природы и заставляет покориться какому-то нереальному миру. Наша мораль чужда реальности, она построена для порчи человека и во вред ему.
Полный разрыв с композитором Вагнером произошел после появления очередной книги Ницше – «Казус Вагнер» (1888), в которой философ сознательно унизил музыкальное искусство композитора Вагнера, заявив, что: «В лице Вагнера современность говорит своим интимнейшим языком: она не скрывает ни своего добра, ни своего зла, она потеряла всякий стыд перед собою»» [18]. И добавляет: «Я слышал вчера – поверите ли – в двадцатый раз шедевр Бизе. Я снова вытерпел до конца с коротким благоговением, я снова не убежал. Эта победа над моим нетерпеньем поражает меня. Как совершенствует такое творение!
Становишься сам при этом «шедевром»… Эта музыка кажется мне совершенной. Она приближается легко, гибко, с учтивостью. Она любезна, она не вгоняет в пот» [19]. В то же время автор с грустью говорит: «Повернуться спиной к Вагнеру, было для меня чем-то роковым, снова полюбить что-нибудь после этого – победой [20). И, тем не менее, Ницше повернулся к Вагнеру спиной, как к устаревшему в творчестве человеку, и свою симпатию полностью отдал композитору Бизе.
В 1888 году выходят новые книги Ницше – «Переоценка всех ценностей», «Сумерки идолов» и «Esse Homo. Как становятся сами собой». В письме к Г. Брандесу от 20 ноября Ницше пишет, что в книге «Esse Homo» он с цинизмом рассказывает о самом себе. «Книга является бесцеремоннейшим покушением на Распятого, и она завершается раскатами грома и молнии против всего, что есть христианство или христианско-заразного, и что этого не выдержит ни один слух и не одно зрение» [21].
Артур Шопенгауэр и Фридрих Ницше
.jpg "Артур Шопенгауэр (1788-1860)")
Арту́р Шопенга́уэр (1788 - 1860) – немецкий философ, один из самых известных мыслителей иррационализма, мизантроп, был близок к немецкому романтизму, увлекался восточными науками, в том числе и мистикой. Философ высоко ценил основные работы Эммануила Канта, называя их «самым важным явлением, какое только знает философия в течение двух тысячелетий» [20].
Он считал, что философские идеи буддизма должны дать мощный толчок европейской философии. Шопенгауэр был сторонником Махабхараты и Упанишад (в его кабинете стояли бюст Канта и бронзовая статуэтка Будды), а также Эпиктета, Цицерона и других античных авторов. Любил критиковать своих знаменитых современников – Гегеля, Шеллинга, Фихте, причем писал о них в уничижительном тоне, хотя Гегель дал молодому Шопенгауэру путевку в жизнь. Существующий мир, в противоположность софистическим, называл «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».
Основной философский труд А. Шопенгауэра – «Мир как воля и представление» (1819), завоевал многие умы в Германии и Европе. В 1843 году Шопенгауэр переиздал свой знаменитый трактат «Мир как воля и представление», добавив к нему отдельный солидный том.
В конце 60-е – 70-е годы XIX века учение Артура Шопенгауэра начало завоевывать Германию и другие страны Европы. Многие писатели нового поколения (Т. Фонтане, В. Раабе и др.) находились под его влиянием. В середине 60-х годов приступили к освоению учения Шопенгауэра и философы. Первая русская докторская диссертация, посвященная шопенгауэровской теории познания, была защищена графом Д. Цертелевым в Лейпциге в 1879 году. Куно Фишер в конце века, создавший многотомную историю философии, посвятил Шопенгауэру отдельный том. С 1912 года до наших дней выходит основанный Паулем Дойсеном ежегодник, посвященный Шопенгауэру. Под его влиянием, долгое время находились многие известные философы, и даже целые философские направления.
С 60-х годов XIX века и в начале XX века философия Шопенгауэра оказала мощное воздействие на духовную жизнь России.
Наиболее известным сторонником философии Шопенгауэра стал Фридрих Ницше, который в 1865 году, будучи студентом университета, купил главную книгу Шопенгауэра – «Мир, как воля и представления», которую читал четыре дня подряд. Он считал, что философ написал ее лично для него. В 1874 году в книге «Несвоевременные размышления» Ницше посвятил Шопенгауэру большой очерк («Шопенгауэр как воспитатель»), в котором, по его словам, «вписана моя внутренняя история, мое становление. Прежде всего, мой обет!» [23]. В книге Ницше четко определил точки соприкосновения с Учителем, и сказал свою знаменитую фразу: «Атеизм был тем, что привело меня к Шопенгауэру» [24].
Ницше стал последователем Шопенгауэра, он воспринял его афористический стиль, разнообразные знания, мораль и культуру. Он стал еще более ярким философом-поэтом, эссеистом, творцом огромного числа афоризмов, соединяющих в себе пафос и сарказм, веселость и трагизм. Под влиянием своего учителя, Ницше подарил немецкой и мировой прозе небывалую выразительность и яркость образов. Во весь голос он заявил: «Мы не какие-нибудь мыслящие лягушки, не объективирующие и регистрирующие аппараты с холодно расставленными потрохами, – мы должны непрестанно рожать наши мысли из нашей боли и по-матерински придавать им все, что в нас есть: кровь, сердце, огонь, веселость, страх, муку, судьбу, рок» [25]. Чтобы не только познать самого себя, но и вычистить из себя авгиевы конюшни.
Шопенгауэровские темы одиночества, страдания, творчества, критику человека и его дел, критику его жизни и морали, превратившиеся у Ницше в радикальную критику культуры и, наконец, воля – эти идеи Ницше принимает как руководство к действию. В своей книге – «Человеческое, слишком человеческое» он подчеркивал заслугу философии Шопенгауэра в утолении «метафизической потребности». По его мнению, Шопенгауэр, временно оттесняет от науки «наше чувство к старым, могущественным формам понимания мира и людей», к которым не так легко найти путь [26]. В то же время, Ницше критически пропускает через себя все учение своего Учителя.
Под впечатлением от прочитанного, в 1874 году Ницше пишет небольшой труд, под названием «Шопенгауэр, как воспитатель», как дань учителю от ученика. В приподнятом тоне и теплыми словами Ницше передает свое отношение к мэтру, называет его «большим мастером и великим философом», делает его примером для всех философов. Ницше пишет, что Шопенгауэр вызывает у него уважение и доверие не только своей прямотой и откровенностью, но и непривычным стилем: четкостью мыслей и свежестью идей. В его книгах раскрывается личность философа, глубокое знание своего предмета, доверие к читателю. «Шопенгауэр писал, так, как будто бы лично для меня» [27].
Но проходит время, меняется жизнь Ницше, его отношение к окружающему миру и, в частности, к философам. В его творчестве появляются критические нотки в адрес учения Шопенгауэра. Ницше начинает понимать и говорить об Учителе несколько иначе: без почитания, без лирики и без музыкальных звуков, словом, реально. Его совсем не радуют высказывания учителя о религии, что была оплотом государства. Ницше не верит его утверждению, что государство, право и закон могут существовать без поддержки религии, и ее догматов. Наоборот, он отделяет от религии право, государство и мораль, и утверждает, что этика должна строиться не на религии, а на метафизике, потому что в религии, особенно христианской, были таки случаи, от которых человеческая мораль должна была отойти навсегда. Ницше приводит в пример европейскую инквизицию и сожжение на кострах Джордано Бруно и Ванино Ванини, и гибель в Испании триста тысяч «еретиков». И что это за мораль, спрашивает философ, если она во имя какой-то дикой идеи уничтожает человеческую жизнь. Ницше видит свою миссию не в том, чтобы отказаться от христианской религии, а чтобы очистить ее от того негатива, жестокости и нетерпенья, что засоряют ее суть.
В книге – «Ессе homo». Как становятся сами собой», Ницше станет утверждать, что Шопенгауэр «ошибался во всем», и что «несвоевременность» первой книги, созданной Ницше, выражается в том, что от нее «отдает трупным запахом Шопенгауэра», у которого «рассудочность» и «разумность» любой ценой являются опасной силой, подрывающей жизнь [28]. Прославляя жизнь, и критикуя ее, Ницше представлял мир, как волю к власти. Это был главный принцип философа, выражающий его метафизику. Мир он понимал, как единый процесс становления, в котором все его члены являются центрами динамической энергии самой воли.
Волю к власти, свойственную и человеку, Ницше истолковывает в полном противоречии с Шопенгауэром, у которого она подобна всаднику, мчащемуся вперед. У Ницше же, воля трансформируется в саму жизнь, и приобретает качество власти. Ради могущества, говорит он, человек должен преодолеть волю, а не гасить ее, как это делает Шопенгауэр. Для Ницше, отрицание воли, навязанное Шопенгауэром, есть безумие или «приговор осужденных» [29]. (Ницше. Т. 2. С. 576).
Не принял Ницше и пессимизм философа, который считал родным братом декадансу и нигилизму. Он критиковал его этику сострадания и аскетизма. «Сострадание, – пишет Ницше, – отрицает жизнь, оно делает ее более достойной отрицания, – сострадание есть практика нигилизма... Этот угнетающий и заразительный инстинкт уничтожает те инстинкты, которые исходят из поддержания и повышения ценности жизни... сострадание увлекает в ничто!..» Шопенгауэр был глубоко одинокий философ, был большим эгоистом, и был враждебно настроен к жизни. Личная жизнь у него не сложилась, поэтому сострадание он сделал для себя помощником и добродетелью. Ницше на полном серьезе заявляет, что, «исходя из инстинкта жизни, нужно поскорее хирургическим путем удалить это болезненное и опасное скопление сострадания Шопенгауэра» [30].
В отличие от Шопенгауэра, Ницше отрицательно относится к христианскому состраданию. «Нет ничего более нездорового среди нашей нездоровой современности, – пишет он, – как христианское сострадание. Здесь надо быть врачом, здесь быть неумолимым, здесь действовать ножом, – это надлежит нам, это наш род любви к человеку, с которой живьем мы – философы. Мы – гипербореи!» [31].
Критиковал Ницше Шопенгауэра и по другим вопросам, особенно касающихся проблем этики. Здесь точки зрения двух философов разошлись в разные стороны. Но в этом ничего удивительного не было, ведь и Е.П. Блаватская, высоко оценивая философию немецкого философа Шопенгауэра, в то же время говорила, что философия Шопенгауэра не более, нежели слабое копирование седой древности и отражает лишь один аспект древних эзотерических философов. А его пессимизм мало напоминает Эзотерическую Философию, сердце и душу истинного Буддизма. И всю основу «внушительного сооружения» его учеников разрушает ясное, твердое понимание принципов Закона Кармы [32].
В противовес Шопенгауэру, Ницше предпринял великий поход на человеческую мораль, объявив о необходимости «переоценки всех ценностей», прежней и настоящей истории, поскольку вся ее мораль, как он понимает, покоится на лжи. Речь идет о саморазрушении слабого в человеке, ради созидания творца или сверхчеловека. Ницше пишет о сильном человеке, Заратустре, способном сказать «нет» всему общеобязательному, общезначимому и общеморальному, привести в пример свою мораль, очищенную от слабости и человеческих пороков.
Отрицая и изменяя философию Шопенгауэра, Ницше до конца своих дней не мог отрешиться от тех проблем, которые были им поставлены в юности. Идеи и дух размышлений воспитателя пронизывают все творчество Ницше. Воля как ядро мира, музыка как голос бытия, красота как средство открытия тайн мира, страдание как очищение, а также индивидуализм, эгоизм, массовое сознание, критика культуры - все это анализируется и обобщается со ссылкой на Шопенгауэра. Следует сказать откровенно, что философия Шопенгауэра положительно повлияла на Ницше, который стал использовать его язык, мысли, отношение к человеку и его жизни. Ницше стал писать более выразительно и поэтически. Только благодаря Шопенгауэру, Ницше преобразился в настоящего интеллектуала: поэта, эссеиста, философа, творца большого количества афоризмов, унаследовавшего сарказм, веселость и трагизм. Благодаря этому Ницше подарил не только своей нации, а всему миру литературную выразительность, философскую культуру, смелость мысли и парадоксальность высказываний. Все это он брал из произведений Шопенгауэра, других мыслителей и самой жизни.
Несколько слов скажем о самом философе Шопенгауэре, творце новых идей, наделавшего много шума в философии XIX столетия, а в XXI его философия пришлась по душе многим читателям. Несмотря на то, что он был противником любых философских систем, не воспринимал их, а их творцов беспощадно критиковал, тем не менее, он сам стал творцом такой системы, которая охватывает общность бытия и мышления. Все творческие устремления философа гуманистические, потому что его волнует проблема человеческого счастья, благополучия, судьба мира и развитие культуры. Он хочет научить людей быть счастливыми, но прекрасно сознает, что цель его недостижимая.
Ученные считают, что Шопенгауэр и Ницше оказали большое влияние на такие течения западной мысли XX века, как персонализм, экзистенциализм, философия жизни. В 20-е годы XX века творцы философских концепций на Шопенгауэра обращали меньше внимания, чем на Ницше или Киркегора. Тем не менее, просматривается его влияние на Г. Зиммеля, К. Ясперса, М. Хайдеггера. А. Гелена, Т. Адорно.
Ницше и Заратустра
В конце 1882 года Ницше совершил путешествие в Рим, где познакомился с Лу Саломе, оставившей значительный след в его жизни. Ницше сразу же был покорён её гибким умом и обаянием. Он нашёл в ней внимательного слушателя, умного собеседника и волевую женщину. Она же в свою очередь, была потрясена силой его мыслей, целеустремленностью, эрудицией и талантом. Ницше сделал ей предложение, но Лу отказала жениху, понимая, что объединить два разных мира под одной крышей невозможно. Чтобы не печалить друга, Лу предложила ему взамен свою дружбу. Вскоре, вместе с Паулем Рэ, другим женихом Саломе, они организуют союз трех, проживая под одной крышей и обсуждая новые идеи в философии и культуре. Но искусственный союз быстро распался. Причинной тому была сестра Ницше – Элизабет. Она была недовольна влиянием фрейлин Лу фон Саломе на её брата и бесцеремонно разрешила эту проблему, написав той резкое письмо.
.jpg "Ницше кавалерист. 1867-1868.")
Результат последовал быстро, союз втроем распался. А Лу Саломе и Ницше разошлись навсегда, оставив каждый в душе свои добрые чувства. Под влиянием Саломе, Ницше напишет первую часть знаменитого произведения «Так говорил Заратустра», в котором передаст мысли и дух русской барышни и их «идеальной дружбы». Ницше создаст и другие части своей книги. В апреле 1884 года одновременно выходят в свет вторая и третья части Заратустры, а в 1885 год, на собственные деньги, автор издает четвёртую, последнюю книгу в количестве 40 экземпляров, и раздает ее друзьям.
В книге «Так говорил Заратустра» (1883-1884) [33]. Ницше выразил самого себя, свои мысли, чувства, понимание мира и человека, надежды на их изменения, и передал тот тревожный дух, витавший в обществе в середине XIX века. В книге отражена и философия автора, правда, не в научной, а художественной форме. Если исключить стихотворения, украшающие книгу, то можно сказать, что других попыток, ни по форме, ни по содержанию Ницше больше не предпринимал. Главной темой произведения был сверхчеловек, воля к власти и вечное возвращение.
Обращение автора к поэтической форме обусловлено тем, что Ницше хотел не только передать свое учение, но одновременно наполнить его поэтическим духом. Образцом к такому своеобразию, послужил ему Платон, создавший в фигуре Сократа носителя новой теории, который знает больше, глубже и всегда готов к тому, чтобы при необходимости изменять свои взгляды.
Если у Платона главное лицо произведений Сократ, то у Ницше эту миссию выполняет сверхчеловек Заратустра. Он не учит нас жить, не передает свое учение, влияющее на читателя, а в образах показывает, как не сбывшееся, может стать реальным. Сократ мастер своего дела, глубокий мыслитель и тонкий диалектик, а вот его прототип, Заратустра, скорее пророк, человек-трибун, или маска, под которой прячется сам Ницше, и это не трудно разгадать. Вызывает удивление, как удалось Ницше совместить в лице Заратустры – Сократа и Христа – двух персонажей разной идеологии? Ницше мастер противоположностей, свою миссию в этих вопросах он выполняет безукоризненно. Он, как Сократ, перевел мораль на уровень метафизики, а как Христос, передает предание в границах этой метафизики. Миф, главенствующий в книге Ницце, использовал в своей философии и Платон, но мастерством и виртуозностью в этом деле, Ницше превзошел его. Его рассказы в форме мифа напоминают нам евангельские сказания, с их языком, способом передачи мыслей и влиянием на читателя.
Нет смысла пересказывать содержание книги «Так говорил Заратустра». Ницше сам сообщил о том, как создавался этот труд, какие проблемы хотел осветить, какие в нем новые приемы изложения и каким языком передал свои мысли, чтобы книга о Заратустре потрясла мир. Ницше достиг своей цели – его книга до сегодняшнего дня поражает воображение читателя, радует душу и наполняет ее новым, глубоким смыслом. Ницше рассказывает: «Основная концепция этой работы, мысль о вечном возвращении, эта высшая формула утверждения, которая вообще может быть достигнута, относится к августу 1881 года: она набросана на листке бумаги с подписью «6000 футов по ту сторону человека и времени». Я шел в тот день лесами у озера Сильваплана; у могучего пирамидального камня поблизости от Сурлея остановился. Там и пришла ко мне эта мысль. Когда я отсчитываю от этого дня несколько месяцев назад, то нахожу как предзнаменование внезапную и в глубочайшем смысле решающую перемену моего вкуса, прежде всего в музыке. Может быть, всего «Заратустру» позволительно причислить к музыке — несомненно, его предварительным условием было то, что я возродился к искусству слышать. В Рекаро, маленьком горном курорте поблизости от Виченцы, где я провел весну 1881 года, мы с моим маэстро и другом Петером Гастом, еще одним «возродившимся», вдруг поняли, что мимо нас пролетел феникс Музыка с оперением более легким и светоносным, чем когда-либо прежде [34].
Позже писатель пояснит, что своей книгой он сделал человечеству величайший подарок из всех, какие доставались ему от сотворения мира. «Эта книга с голосом, звучащим над тысячелетиями, есть не только высшая из существующих на свете книг – настоящая книга воздуха высот: самый факт человека лежит чудовищно ниже ее, – она также книга глубочайшая, рожденная из сокровеннейшего богатства истины, неисчерпаемый колодец, откуда всякое погрузившееся ведро возвращается на поверхность полным золота и доброты. Здесь говорит не «пророк», не какой-нибудь из тех ужасных гермафродитов болезни и воли к власти, которые зовутся основателями религий. Прежде всего, надо правильно вслушаться в тон, исходящий из этих уст, в этот алкионический тон, чтобы не ошибиться жалким образом в смысле его мудрости. «Самые тихие слова – те, что приносят бурю. Мысли, приходящие на голубиных лапках, управляют миром» [35].
«Есть ли у вас мужество, о братья мои?»
В «Заратустре» говорит не фанатик, в ней не «проповедуют», не требуют веры: из бесконечной полноты света и глубины счастья падает капля за каплей, слово за словом мудрость автора, его величайший заряд позитивной энергии, его воли, целеустремленности по изменению мира и человека. Заратустра говорит такие вещи и таким афористическим языком, что дух захватывает. Закрадывается мысль, не соблазнитель ли Заратустра? Не вводит ли он в некий блуд, чтобы подорвать у нас христианскую веру, вызвать недоверие к Иисусу Христу и Евангельским книгам, а на их место водрузить безверье, хаос и насилие? Ничего подобного, таких мыслей в его книге мы не нашли.
Что же и о чем говорит Заратустра, созданный авторской фантазией, какие мысли и идеи проповедует, куда ведет человечество? Что хочет от нас? А говорит он прямо противоположное тому, что сказал бы в этом случае «Спаситель мира», античный «мудрец», средневековый «святой» или ученый. Заратустра не только говорит по-иному, он и есть иной, он новый человек, сверхчеловек, способный преобразовать мир и сделать нас другими.
«К сверхчеловеку лежит сердце мое, он для меня первое и единственное, – а не человек: не ближний, не самый бедный. Не самый страждущий, не самый лучший».[36]. Если что может любить в человеке Заратустра, так только то, что он есть переход и гибель. Но уточняет, что даже в людях есть многое, что пробуждает в нем любовь и надежду. Ницше спрашивает: «есть ли у вас мужество, о братья мои? Есть ли сердце в вас? Не мужество перед свидетелями, а мужество отшельника, на которое уже не смотрит даже Бог?».
В «Заратустре» Ницше вывел главным действующим лицом Сверхчеловека, существо, которое по своему могуществу должно превзойти современного человека настолько, насколько последний превзошёл обезьяну. Сверхчеловек, будучи закономерным видом человеческой эволюции, должен олицетворять средоточие всех форм нашей жизни. По словам Бориса Маркова, Сверхчеловек – это радикальный эгоцентрик, благословляющий жизнь в наиболее экстремальных её проявлениях, а также творец, могущественная воля которого направляет вектор исторического развития.
К прототипам Сверхчеловека, являющимися собой «виртуозов жизни», Ницше относил Александра Македонского, Юлия Цезаря, Чезаре Борджиа и Наполеона. Он пишет: «Слово «сверхчеловек» для обозначения типа самой высокой удачливости, в противоположность «современным» людям, «добрым» людям, христианам и прочим нигилистам – слово, которое в устах Заратустры, истребителя морали, вызывает множество толков, – почти всюду было понято с полной невинностью в смысле ценностей, противоположных тем, которые были представлены в образе Заратустры: я хочу сказать, как «идеалистический» тип высшей породы людей, как «полусвятой», как «полугений»… Другой ученый рогатый скот заподозрил меня из-за него в дарвинизме: в нём находили даже столь зло отвергнутый мною «культ героев» Карлейля, этого крупного фальшивомонетчика знания и воли. Когда же я шептал на ухо, что скорее в нём можно видеть Чезаре Борджа, чем Парсифаля, то не верили своим ушам» [37].
Существуют различные субъективные взгляды на ницшеанский образ сверхчеловека: религиозно-христианский; культурологический; расовый, когда в Третьем Рейхе под Сверхчеловеком понимался идеал арийской расы. Вместе с тем, Ницше часто говорит о высшем человеке, о высших людях, которые должны превзойти себя. В четвертой части «Заратустры», Ницше устами своего героя внушает народу, что они высшие люди, высшие перед Богом и этому должны научиться у него. Ницше напоминает: «Но теперь умер этот Бог! Вы, высшие люди, этот Бог был вашей величайшей опасностью. С тех пор как лежит он в могиле, вы впервые воскресли. Только теперь наступает великий полдень, только теперь высший человек становится – господином. …Ну что ж! вперед! высшие люди. Только теперь гора человеческого будущего мечется в родовых муках. Бог умер: теперь хотим мы, чтобы жил сверхчеловек» [38].
Нужно сказать, что вся философская проза Ницше - автобиографична. Он сам рассказывает о себе, а читатель должен лишь систематизировать его сведения и написать портрет Ницше. Методом философствования Ницше выбрал для себя человека или самого себя, свое тело и свою душу. Он рассказывает о себе почти все, хотя и о многом умалчивает. Например, его Заратустра молчит о здоровье Ницше, его горьком одиночестве, метаниях в поисках истины и смысла жизни. Заратустра не смог заглушить душевной боли автора за состояние мира, в котором он находился, и за состояние в нем человека. Человеку, как и автору книги, тяжело было жить в таком обществе, где культом была неправда, сила денег и плохая мораль. О многом промолчал Заратустра. Но главное сказал - оно заключалось в том, что человек сам хозяин своей судьбы. Он выбирает себе друзей, учение, свою мораль, свой образ жизни. От него зависит, как он проживет свою жизнь.
Ницше на примерах любимого героя продемонстрировал, что есть для человека добро, а что зло, что есть неправда, а что – правда, являющаяся носителем истины. Автор настоятельно рекомендует нам не быть рабом своих аффектов, не быть безвольным, инертным, а быть волевым и сильным, всеми силами преодолевать трудности и жить жизнью праведника. По большому счету, Ницше в своей книге выступает преобразователем мира, создателем новой морали, новой философии и нового человека. Он пишет, что все люди должны быть активны и выбирать для себя такой способ жизни, который украшает и продлевает жизнь. Заратустра делает человека украшением мира, а не рабом своих страстей.
В конце жизни Ницше решил подвести итог своему любимцу Заратустре, для этого перед читателями произнес о нем торжественную речь:
«Меня не спрашивали, меня должны были бы спросить, что собственно означает в моих устах, устах первого имморалиста, имя Заратустры: ибо то, что составляет чудовищную единственность этого перса в истории, является прямой противоположностью мне. Заратустра первый увидел в борьбе добра и зла истинное колесо в движении вещей - перенесение морали в метафизику, как силы, причины, цели в себе, есть его дело. Но этот вопрос был бы в сущности уже и ответом. Заратустра создал это роковое заблуждение, мораль: следовательно, он должен быть первым, кто познает его. Не только потому, что он имеет здесь более долгий и богатый опыт, чем всякий другой мыслитель; вся история есть не что иное, как экспериментальное опровержение тезиса о "нравственном миропорядке", – гораздо важнее то, что Заратустра правдивее всякого другого мыслителя. Его учение, и только оно одно, считает правдивость высшей добродетелью – это значит, противоположностью трусости "идеалиста", который обращается в бегство перед реальностью; у Заратустры больше мужества в теле, чем у всех мыслителей вместе взятых. Говорить правду и хорошо стрелять из лука – такова персидская добродетель. Понимают ли меня?.. Самопреодоление морали из правдивости, самопреодоление моралиста в его противоположность – в меня – это и означает в моих устах имя Заратустры» [39].
Генеалогическое древо Ницше или «Почему я так мудр»
.jpg "Ницше композитор")
Ницше композитор
Мы с пониманием относимся к стремлению Ницше выяснить свою родословную, такое желание естественно для каждого человека, тем более когда речь идет о такой знаменитости, как Ницше. Причину свою философ объясняет тем, что не далек тот день, когда он должен будет подвергнуть человечество испытанию более тяжкому, чем все те, каким оно подвергалось когда-либо, поэтому считает необходимым сказать миру, кто он. Знать это, говорит он, вовсе не секрет, поскольку автор не раз “свидетельствовал о себе”. Философ сознает, что несоответствие между величием его задачи и ничтожеством современников проявляется в том, что его не слышали и даже не видели. «Я живу на свой собственный кредит, и, быть может, то, что я живу, – один предрассудок?.. Мне достаточно только поговорить с каким-нибудь “культурным” человеком, проведшим лето в Верхнем Энгадине, чтобы убедиться, что я не живу… Выслушайте меня! Ибо я такой-то и такой-то. Прежде всего, не смешивайте меня с другими!» [40].
Мы считаем, что поиски, предпринятые Ницше своего генеалогического древа, обоснованы и свидетельствуют об открытости автора, его честности и ответственности перед историей. Такая идея осенила Ницше в поздний период его творчества, когда были написаны главные произведения, и когда болезнь начала более прогрессировать. Об интересе к родословной, Ницше сообщает сначала в письме к другу, затем пишет в статье «Почему я так мудр», в которой много теплых слов сказано и о своем отце. « Мой отец, – пишет он, – умер тридцати шести лет: он был хрупким, добрым и болезненным существом, которому суждено было пройти бесследно, – он был скорее добрым воспоминанием о жизни, чем самой жизнью. Его существование пришло в упадок в том же году, что и мое…» [41].
Однако в его поисках и оценках наблюдаются некоторые расхождения. Четкой позиции в данном вопросе читатель не видит. Ницше никак не может определиться, кто он: поляк или немец? Сначала он отдает предпочтение знатным польским корням, но, после небольших раздумий, переводит стрелки в противоположную сторону – к саксонским знаменитостям.
Первое сообщение о родословных корнях Ницше, мы находим в его письме к другу Г. Брандесу: «Vita1. Я родился 15 октября 1844 года на поле битвы под Лютценом. Первое услышанное мною имя было Густав Адольф.2 Мои предки были польские дворяне Ницкие; кажется, этот тип хорошо сохранился, несмотря на три поколения немецких матерей. За границей меня обычно принимают за поляка, еще этой зимой меня обозначили в ниццком списке иностранцев comme polonais3. Говорят, что моя голова подошла бы для картин Матейко4 Моя бабушка принадлежала к веймарскому шиллеровско-гётевскому кругу, ее брат стал преемником Гердера на посту генерал-суперинтенданта Веймара. Мне выпало счастье быть учеником славной Шулыгфорт5, из которой вышли столь многие значительные для немецкой литературы имена (Клопшток6, Фихте, Шлегель, Ранке" и т. д., и т. д.). У нас были учителя, которые сделали бы (или сделали) честь любому университету. В студенческие годы я учился в Бонне, затем в Лейпциге; старик Ричль 7, в то время – первый филолог Германии, почти с самого начала выделял меня» [42].
Ницше сознательно называет известные имена философов, художников, поэтов, ученых, причастных к его генеалогическому древу, чтобы знали и помнили, что в его жилах течет их кровь. Он даже скажет больше. В книге «Esse Homo», в главе «Почему я так мудр?», Ницше говорит о себе, как о человеке, который наделен паранормальными способностями. Он ощущает в себе несколько личностей. Ему доступен двойной ряд опытов, и что разные миры уживаются в его сущности, он их видит и может описать каждый в отдельности.
Он пишет, что счастье его существования лежит в его судьбе, и, выражаясь в форме загадки, он умер уже в качестве своего отца, но в качестве своей матери еще жив и стареет. Такое двойственное происхождение исходит как бы от самой высшей и от самой низшей ступени на лестнице жизни. У него более тонкое чутье, чем у других, восходящей и нисходящей эволюции. В этой области он учитель par excellence, он знает ту и другую, он воплощает их. Его чутье позволяет ему проникать взором «по ту сторону добра и зла», изменять национальные особенности, и без особого труда быть “добрым европейцем”. В понимании Ницше, «добрый европеец» – это исключительный человек с высоким уровнем развития.
Но мы видим и обратное. В своих притязаниях на исключительность автор не всегда последователен. Говоря о важном польском происхождении, о предках польских дворян, от которых в его жилах течет их лучезарная кровь, Ницше тут же называет себя «большим немцем», на голову, если не на три, выше нынешних, «простых имперских немцев». «Я последний антиполитический немец», – говорит он. После этого, опять сомнение, и снова о своем немецком древе.
Он пишет: «Когда я думаю о том, как часто обращаются ко мне в дороге как к поляку даже сами поляки, как редко меня принимают за немца, может показаться, что я принадлежу лишь к крапленым немцам. Но это вовсе не так».
После таких слов автор пускается в новую родословную, и рассказывает о своих древних, исторических корнях. «Моя мать, – пишет он, – Франциска Элер, во всяком случае, нечто очень немецкое; так же как и моя бабка с отцовской стороны, Эрдмута Краузе. Последняя провела всю свою молодость в добром старом Веймаре, не без общения с кругом Гете. Ее брат, профессор богословия Краузе в Кенигсберге был призван после смерти Гердера в Веймар в качестве генерал-суперинтенданта. Возможно, что их мать, моя прабабка, фигурирует под именем “Мутген” в дневнике юного Гете. Она вышла замуж вторично за суперинтенданта Ницше в Эйленбурге; в тот день великой войны 1913 года, когда Наполеон со своим генеральным штабом вступил 10 октября в Эйленбург, она разрешилась от бремени. Она, как саксонка, была большой почитательницей Наполеона; возможно, что это перешло и ко мне» [43].
В одном из высказываний он заявляет: «Германия великая нация лишь потому, что в жилах её народа течёт столь много польской крови… Я горжусь своим польским происхождением».
В письме к Овербеку Ницше уточняет: «Меня воспитывали относить происхождение моей крови и имени к польским вельможам, которые величались Ницкие, и которые оставили свой дом и титул около ста лет назад, уступив в результате невыносимому давлению – они были протестантами».
Для Ницше рассказывать о своих родных – отце, матери, лично себе, историческом древе Ницших, было большим удовольствием. О себе он рассказывает так: «Я сам рожденный в день рождения названного короля, 15 октября, получил, как и следовало, имя Гогенцоллернов – Фридрих Вильгельм. Одну выгоду, во всяком случае, представлял выбор этого дня: день моего рождения был в течение всего моего детства праздником. Я считаю большим преимуществом то, что у меня был такой отец: мне кажется также, что этим объясняются все другие мои преимущества – за вычетом жизни, великого утверждения жизни. Прежде всего то, что я вовсе не нуждаюсь в намерении, а лишь в простом выжидании, чтобы невольно вступить в мир высоких и хрупких вещей: я там дома, моя сокровенейшая страсть становится там впервые свободной. То, что я заплатил за это преимущество почти ценою жизни, не есть, конечно, несправедливая сделка. – Чтобы только понять что-либо в моем Заратустре, надо, быть может, находиться в тех же условиях, что и я, – одной ногой стоять по ту сторону жизни [44].
Философ сказал правду, что находится в критических условиях и стоит одной ногой по ту сторону жизни. Когда писались эти строки, Ницце было 45 лет, ему оставался один год до ухода в мир иной.
И все-таки нам интересно было знать, говорит ли Ницше правду о своем генеалогическом древе, или рассказывает сказки Андерсена или братьев Гримм. За помощью в этих вопросах, мы обратились к авторитетным людям, чтобы они подтвердили или опровергли заявления Ницше о его царских корнях. И выяснилось, что большинство ученых не верят Ницшевой родословной. С документами в руках исследователи оспаривают заявления философа о его знатном польском или немецком происхождении. Они считают инсинуации автора вымыслом, фантазией, не имеющими ничего общего с правдой.
Многих удивляет, что его сестра, Элизабет в своих книгах и статьях слово в слово повторяет показания брата. Но в этом нет ничего удивительного. С раннего детства Фридрих и Елизавета часто слушали семейную легенду, которую им рассказывала бабушка. В легенде говорилось о том, что отдаленные предки Ницше жили в Польше, имели графское достоинство и назывались Ницкие. Во время реформации, подвергаясь преследованиям, но пренебрегая ими, они порвали с католической церковью и должны были спасаться бегством, захватив с собою только что родившегося сына. Три года они скитались из города в город, спасаясь от гонений и преследований; мать не переставала кормить малютку грудью и, несмотря на все перенесенные испытания, наделила его чудесным здоровьем. Он прожил до глубокой старости и передал своему потомству две добродетели: выносливость и долголетие. Маленький Фридрих часто сам просил рассказывать об этом и твердо верил в благородство своего рода. "Граф Ницкий не должен лгать", – заявил он однажды сестре [45].
Все это насторожило ученых и заставило покопаться в немецких источниках, установивших, что показания в пользу царского – польского и немецкого происхождения Ницше, не соответствуют действительности. Немецкий ученный Ганс фон Мюллер отверг притязания обеих Ницше, назвал их «фантазерами».
Другой немецкий ученый – Макс Олер, хранитель архива Ницше в Веймаре, доказал, что все предки Ницше носили простые немецкие имена, и даже семьи их жен – были выходцами из народа. Олер лишь сделал маленькую поправку, что в роду Ницше были немецкие лютеранские священники. Большинство современных немецких, польских и европейских ученых рассматривают утверждения Ницше о его польском происхождении «чистым вымыслом». Колли и Монтинари, редакторы полного собрания сочинений Ницше, характеризуют его заявления как «безосновательные» и «ошибочное мнение». Сама по себе фамилия Nietzsche, говорят они, не является польской, ибо она распространена по всей центральной Германии в этой и родственных ей формах, например, Nitsche и Nitzke. Скорее эта фамилия происходит от имени Николай, сокращенно Ник, под влиянием славянского имени Ниц, сначала она приобрела форму Nitsche, а затем Nietzsche.
Им непонятно, почему Ницше хотел, чтобы его причисляли к знатному польскому роду. По словам биографа Р. Дж. Холлингдейла, утверждения Ницше о его польском происхождении, возможно, были частью его «кампании против Германии».
На этом историческая хроника царского рода Ницше, как с польской, так и с немецкой стороны, завершилась. Ученые вынесли свое решение: философ Ницше свою родословную вывел из никому неизвестных источников.
Пора собирать камни
Творческая деятельность Ницше оборвалась в начале 1889 года, в связи с помутнением рассудка. У него случился припадок, когда на его глазах хозяин избил лошадь [46].
Больной философ был помещён его другом, профессором теологии Франсом Овербэком в Базельскую психиатрическую больницу, где оставался до марта 1890 года. Затем мать Ницше забрала его к себе домой, в Наумбург. После смерти матери Фридрих перестал двигаться и говорить. В это время его поражает апоплексический удар [47].
Несмотря на усилия медиков, болезнь не отступала до тех пор, пока не свела в его могилу. Скончался Ницше 25 августа 1900 года, его похоронили на кладбище старинной Реккенской церкви, датируемой первой половиной XII века. Рядом с ним покоятся его родные – мать и сестра.
Предчувствие ранней смерти Ницше выводил из смерти своего отца, умершего в 36 летнем возрасте. Он знал, что скоро смерть придет и за ним. Вопрос о смерти Ницше поднял в книге «Так говорил Заратустра», где в полушутливом, полуироническом тоне называет ее «жалом и священным обетом: «Свою смерть хвалю я вам, свободную смерть, которая приходит ко мне, потому что я хочу». «Многие умирают слишком поздно, а некоторые – слишком рано. Еще странно звучит учение: "умри вовремя!" Умри вовремя – так учит Заратустра. Конечно, кто никогда не жил вовремя, как мог бы он умереть вовремя? Ему бы лучше никогда не родиться! – Так советую я лишним людям» [48].
«Своею смертью умирает совершивший свой путь, умирает победоносно, окруженный теми, кто надеются и дают священный обет.
Поистине, слишком рано умер тот иудей, которого чтут проповедники медленной смерти; и для многих стало с тех пор роковым, что умер он слишком рано.
Он знал только слезы и скорбь иудея, вместе с ненавистью добрых и праведных – этот иудей Иисус; тогда напала на него тоска по смерти.
Зачем не остался он в пустыне и вдали от добрых и праведных! Быть может, он научился бы жить и научился бы любить землю – и вместе с тем смеяться.
Верьте мне, братья мои! Он умер слишком рано; он сам отрекся бы от своего учения, если бы он достиг моего возраста! Достаточно благороден был он, чтобы отречься!»
«Да не будет ваша смерть хулою на человека и землю, друзья мои: этого прошу я у меда вашей души.
В вашей смерти должны еще гореть ваш дух и ваша добродетель, как вечерняя заря горит на земле, – или смерть плохо удалась вам.
Так хочу я сам умереть, чтобы вы, друзья, ради меня еще больше любили землю; и в землю хочу я опять обратиться, чтобы найти отдых у той, что меня родила» [49].
В преддверии скорой смерти, когда философ пребывал в сознании, Ницше решил обратиться к своим читателям. Он много чего хотел сказать о себе, своей жизни, творениях, о мире и людях. Мы выбрали несколько его высказываний, раскрывающих его внутреннюю сущность и обращенных к потомству, чтобы засвидетельствовать, что Фридрих Ницше был настоящим человеком, ученым, любивший жизнь и людей. Ницше проводит твердую линию мирного разрешения всех земных проблем. Он против войны, против истребления человечества. Он ждет от людей мудрых поступков, признания своих заслуг, наконец, благодарности, за свой тяжелый труд писателя. Он хочет, чтобы люди поверили ему, его Заратустре, другим его книгам. Поверили тому, что писатель и философ Ницше был откровенен с ними, был на виду, писал для них, обнажал свою душу, как никто другой, И если люди считают, что Ницше наговорил кучу глупостей, так это простительно активному человеку. Ницше слишком требователен к себе, к другим, к самой жизни, он хочет изменить мир, разбудить человека, сделать его жизнь лучшей, более значимой и осознанной, а людей крепкими, гордыми, разумными, выносливыми, чтобы были творцами, а не прожигателями жизни.
Ницше говорит: «Моя задача – подготовить человечеству момент высшего самосознания, великий полдень, когда оно оглянется назад и взглянет вперед, когда оно выйдет из-под владычества случая и священников и поставит себе впервые, как целое, вопросы: почему? к чему? – эта задача с необходимостью вытекает из воззрения, что человечество само по себе не находится на верном пути, что оно управляется вовсе не божественно, что, напротив, среди его самых священных понятий о ценности соблазнительно господствует инстинкт отрицания, порчи, инстинкт decadence. Вопрос о происхождении моральных ценностей оттого и является для меня вопросом первостепенной важности, что он обусловливает будущее человечества. Требование, чтобы верили, что все, в сущности, находится в наилучших руках, что одна книга, Библия, дает окончательную уверенность в божественном руководительстве и мудрости в судьбах человечества». [50]
«Я знаю свой жребий. Когда-нибудь с моим именем будет связываться воспоминание о чем-то чудовищном – о кризисе, какого никогда не было на земле, о самой глубокой коллизии совести, о решении, предпринятом против всего, во что до сих пор верили, чего требовали, что считали священным. Я не человек, я динамит… И при всем том во мне нет ничего общего с основателем религии – всякая религия есть дело черни, я вынужден мыть руки после каждого соприкосновения с религиозными людьми... Я не хочу "верующих", я полагаю, я слишком злобен, чтобы верить в самого себя, я никогда не говорю к массам… Я благостный вестник, какого никогда не было, я знаю задачи такой высоты, для которой до сих пор недоставало понятий; впервые с меня опять существуют надежды. При всем том я по необходимости человек рока. Ибо когда истина вступит в борьбу с ложью тысячелетий, у нас будут сотрясения, судороги землетрясения, перемещение гор и долин, какие никогда не снились. Понятие политики совершенно растворится в духовной войне, все формы власти старого общества взлетят в воздух – они покоятся все на лжи: будут войны, каких еще никогда не было на земле. Только с меня начинается на земле большая политика» [51].
Ницше называли поджигателем войны, антихристом и безбожником. Его книга «Антихрист» наделала большого шума в мире и вызвала к автору неоднозначные оценки. Ницше с открытым забралом выступил против Бога, Иисуса Христа, христианских ценностей и заявил на весь мир, что «Бог умер», Его больше нет, поэтому христианская мораль устарела и требует изменения.
В ответ на обвинения, Ницше написал такие слова:
«Мой праксис войны можно выразить в четырёх положениях. Во-первых: я нападаю только на те вещи, которые победоносны, – если надо, я жду, когда они будут победоносны. Во-вторых: я нападаю только на те вещи, против которых я не нашёл бы союзников, где я стою один – где я компрометирую только себя... Я никогда публично не сделал ни одного шага, который не компрометировал бы: вот мой критерий верного поступка. В-третьих: я никогда не нападаю на личности – я пользуюсь личностью только как сильным увеличительным стеклом, которое может сделать зримым всеобщее, но ползучее, с трудом определимое бедствие. Так напал я на Давида Штрауса, вернее, на успех, который его старчески дряхлая книга имела у немецкого «образования», – так поймал я это образование с поличным... Так напал я на Вагнера, вернее, на лживость, на инстинктивную половинчатость нашей «культуры», которая смешивает рафинированных с богатыми, а запоздалых с великими. В-четвёртых: я нападаю только на то, в чём исключены всякие личные счёты, где нет никакой подоплёки дурных предысторий. Напротив, нападение есть для меня доказательство доброжелательства, а при случае – и благодарности. Я оказываю честь, я выделяю тем, что связываю своё имя с каким-либо предметом или личностью: за или против – это мне в данном отношении безразлично. Если я веду войну с христианством, то это подобает мне потому, что со стороны него я не переживал никаких неприятностей и помех, – самые убеждённые христиане всегда были ко мне благосклонны» [52].
В книге «Антихрист» Ницше заговорил о Боге, мучившем его всю жизнь и против Которого он написал свой знаменитый памфлет, Это были слова сына протестантского пастора, служившего Богу верой и правдой. Сын изменил отцу, он предпринял поход против мировых христианских ценностей, против Бога и Иисуса Христа. Он отвел свою душу к ненависти к Ним, за что был наказан самым жестоким образом: болезнью, которая забрала его на тот свет в 46 лет. Ницше потерпел поражение, и народ простил ему такую глупость. Ницше превратил Бога в простую абстракцию, не согревающую больше души людей, а христианскую мораль заменил торгашеской, исповедующей хищнические цели. Ницше открыто говорит от имени зла, но его зло перечеркивает старое зло, отвергает его и на его месте утверждает добро, так необходимое для жизни.
Вот, что говорит этот заблудившийся пилигрим: «Понятие "Бог" выдумано как противоположность понятию жизни – в нем все вредное, отравляющее, клеветническое, вся смертельная вражда к жизни сведены в ужасающее единство! Понятие "по ту сторону", "истинный мир" выдуманы, чтобы обесценить единственный мир, который существует, чтобы не оставить никакой цели, никакого разума, никакой задачи для нашей земной реальности? Понятия "душа", "дух", в конце – концов, даже "бессмертная душа" – выдуманы, чтобы презирать тело, чтобы сделать его больным – "святым", чтобы всему, что в жизни заслуживает серьезного земного отношения, вопросам питания, жилища, духовной диеты, ухода за больными, чистоплотности, климата, противопоставить ужасное легкомыслие! Вместо здоровья "спасение души" – другими словами, folie circulaire, начиная с судорог покаяния до истерии искупления! Понятие "греха" выдумано вместе с принадлежащим сюда орудием пытки, понятием "свободной воли", чтобы спутать инстинкт, чтобы недоверие к инстинктам сделать второю натурой! В понятии человека "бескорыстного", "самоотрекающегося" истинный признак decadence, податливость всему вредному, неумение найти свою пользу, саморазрушение обращены вообще в признак ценности, в "долг", "святость", "божественность" в человеке! Наконец – и это самое ужасное – в понятие доброго человека включено все слабое, больное, неудачное, страдающее из-за самого себя, все, что должно погибнуть, – нарушен закон отбора, сделан идеал из противоречия человеку гордому и удачному, утверждающему, уверенному в будущем и обеспечивающему это будущее – он называется отныне злым... И всему этому верили как морали! – Ecrasez l'infame! Поняли ли меня?» [53].
Заключение
Темные места души Ницше не дают покоя нашим современникам, они хотят разгадать его сущность. В ХХ веке Ницше был открыт заново. Сначала им вплотную занимались в России, затем в Германии, а уж после – в других странах. В начале ХХI века бум о Ницше несколько приутих, однако его произведения продолжает занимать ведущие места по количеству изданий на душу населения. Люди хотят знать, что за человек Ницше, и что из себя представляет его учение. Конечно, с точки зрения большинства людей, его сочинения являют собой новый тип суггестивной философской прозы, создающей вокруг его имени разнообразные мнения, иногда лестные и не очень. Его книги есть новые евангелия, передающие доступным современным языком новую мораль, которая перечеркивает старое понимание добра и зла. Ницше осознал, что старая религиозная традиция национального самосознания по прославлению христианства и Иисуса Христа уже была пересмотрена эпохой Просвещения. Под пером талантливых критиков Бог превратился в абстракцию, он больше не мог согревать души людей. И к этому пессимизму Ницше добавил свою ложку дёгтя.
Он верил, что запретительная мораль ведет к угасанию жизни, поэтому его «Заратустра» – это новое послание человечеству, направленное на воспитание сверхчеловека. То, что писатель осознавал свою миссию, свидетельствуют его последние произведения, в том числе и «Антихрист», где он написал: поскольку старый Бог умер, то он готов взять на себя функцию управления миром. Ницше стремился осуществить небывалый поворот и перенаправить энергию возвеличивания от Бога на человека. Это должно было, по его замыслу, привести к появлению «свободных умов», а затем к радикальному переходу человека в сверхчеловека.
Сочинения Ницше не похожи на научные сообщения, которые подлежат проверке. «Бессодержательность» его текстов, повергающая в уныние некоторых авторов, привыкших мыслить в рамах старой метафизики, на самом деле вовсе не препятствие для прочтения. Это новая форма воздействия на людей. Новый Бог, для Ницше, – это новая мораль с новыми людьми, которые после чтения Заратустры преобразуют ее.
В отличие от знаменитых философов, вещающих вечные истины, для Ницше характерно то, что, отрицая, он добивается большой истинности и ясности, чем скучные суждения великих мастеров. Своими мыслями Ницше расчищает пространство, размыкает замкнутые горизонты, устраняет то, что веками не давало свободной мысли утверждать правду и побеждать зло. Часто его мысли кажутся нам не серьезными, но при более внимательном прочтении, мы видим их глубину. Нам нравится его критика, несущая положительное начало. То, что он атакует мораль в любой форме, в какой она встречалась ему, но не для того, чтобы освободить людей от ее оков, а для того, чтобы усилить нагрузку и поднять ее на более высокий уровень, Это свидетельствует о верности его позиции.
Ницше твердо держится мнения, что человек есть не только изменчивое, но и создающее самого себя существо, что он свободен. Его моральная критика направлена на то, чтобы именно эту подлинную свободу вновь сделать возможной. Но свобода создания себя, есть не что иное, как творчество, которому Ницше посвятил немало страниц.
Ницше очень дорожит идеей высшего человека. Для него высший человек – это изначально тот образ, в который он верит. Пока им не овладела еще идея разрушителя всех идеалов, стержень совершенства он видит в высшем человеке, способном сбросить свои оковы. Высшим людям, говорит он, грозит особая опасность, как извне, так и изнутри. В обществе, где верх берет обыденность, они от своей необычности портятся: никнут, впадают в меланхолию, заболевают. Устоять могу только крепкие натуры, такие как Бетховен, Гёте. Но общество в отношении к этим великим людям настроено враждебно. Люди ненавидят представление о человеке высшего сорта, говорит Ницше, их одиночество вменяется им в вину.
Несмотря на то, что в жизни Ницше был одиноким странником, его произведения завоевали души миллионов людей всего мира.
Литература: 1. Ницше. Так говорил Заратустра. Сочинения. Т. 2, с. 207.
2. Ницше. Воля к власти. М. 1994. С. 114.
3. Ницше. Странник и его тень. С. 145
4. Карл Ясперс. Ницше. Введение в понимание его философствования. СПб, 2004, С.47.
5. Борис Марков. Человек, государство и Бог в философии Ницше. СПб, Владимир Даль, 2005, с. 34.
6. Встреча с Борисом Марковым 17 ноября 2013 года на философском факультете СПб университета после «Ницше-семинара».
7. Там же.
8. Там же.
9. Интернет. Ф.Ницше: 6000 футов над уровнем человека.
10. Ницше Ф. Полное собрание сочинений: В 13 томах / Пер. с нем. В. М. Бакусева, Ю. М. Антоновского, Я. Э. Голосовкера и др.; Ред. совет: А. А. Гусейнов и др.; Ин-т философии РАН. — М.: Культурная революция, 2005-2014.
11. Письмо Эрвину Роде от 9 ноября 1968.
12. Ницше. Сочинения. Т.2, с. 817.
13. Там же, с. 351.
14. Там же, с. 820.
15. Ницше. Письмо доктору Эйзеру, 1880.
16. Ницше. Т.2, Esso Homo. Как становятся сами собою. C. 698.
17. Стефан Цвейг. Казанова, Фридрих Ницше, Зигмунд Фрейд. М. ИнтерПракс, М. 1990.
18. Ницше. Т. 2. С. 27.
19. Там же, С.528
20. Там же, с. 526.
21. Письмо Г. Брандесу, 20. 11. 1888.
22. А. Гулыга. И. Андреева. Шопенгауэр. М. ЖЗЛ, 2003. С.307.
23. Ницше. Т. 2. С. 735,
24. Там же, с. 734.
25. Ницше. Т.1. С. 14
26. Там же, С. 256
27. Там же, с. 189
28. Ницше. Т. 2. С. 729
29. Там же С. 576.
30. Там же, С. 636.
31. Там же.
32. Е.П. Блаватская ТД1. Пролог; ч.I. Комментарии, Станца IV, стих 4; ТД2.ч.I.Комментарии, Несколько слов о Потопах и Ноях; Комментарии, Расы, обладавшие Третьим Глазом).
33. Ницше, Т. 1, с. 5-238.
34. Ницше. Т. 2., с. 743-744.
35. Там же, с. 695.
36. Там же, с. 207).
37. Ницше. Ессе Гомо. Как становятся сами собою». Т. 2.
38. Ницше. Т. 2, с. 206-207.
39. Там же, С. 763-764.
40. Там же, с. 694.
41. Там же, с. 698.
42. Письмо Г. Брандесу от 10 апреля 1888.
43. Ницше. Т. 2, с. 701.
44. Там же
45. Даниэль Галеви. Жизнь Фридриха Ницше / Перевод А. Ильинский. Изд-во Спридитис, 1991 г., - 272 с.
46. Реале Дж., Антисери Д. «Западная философия от истоков до наших дней. От романтизма до наших дней».
47. Даниэль Галеви. Евг. Трубецкой. «Жизнь Фридриха Ницше». М. Эксмо, 2003.
48. Ницше. Т. 2, с. 51.
49. Там же.
50. Ницше. Утренняя зоря. Мысли о марале как предрассудке» . Т. 2, с. 741-742.
51. Карл Лёвит. От Гегеля к Ницше. Революционный перелом в мышлении Х1Х века. СПб, Владимир Даль, 2002, с. 336.
52. Ницше. Т. 2, с. 705-706.
53. Там же, с. 768-769).
19.05.2014 12:02
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".